Король ударил вслепую, заставив нескольких офицеров закачаться на пятках.

— Поймите одну вещь, красавчики. Если мы потонем, то вы потонете вместе с нами!

Он резко обернулся к толпе вельмож, поднял оба кулака, и его голос, неровный, но звучный, зазвенел четко и ясно:

— Чтобы никто из вас не вздумал воображать, будто мы в опасности или что корона неустойчиво держится на нашей голове. Наоборот, мы, несомненно, окопались глубже, чем когда-либо! Мы счастливы сознавать, что являемся субъектом глубокой любви миллиардов наших подданных, сознавать непоколебимость основ нашей политической власти. Ответственные же за этот тяжелый удар по нашему мирному королевству вскоре станут объектом внимания нашей особой команды специалистов по пыткам — и все это на благо предателям, двойным агентам и пораженцам — а они мастера своего дела, ах, какие мастера!

Ни шепота не донеслось от притихших, испуганных слушателей. Королева Галатея смотрела в сторону, равнодушно жуя жвачку с ароматом земляники.

— А вы, полковник! — Максим внезапно повернулся и ткнул пальцем в Джандрака: — Может быть, вы лучше, чем кто-либо другой, сможете объяснить, как бунтовщики узнали о том, где искать мои силы? А? Как? Как? Кто им сказал? — его голос сорвался на высокие ноты.

— Не я, Ваше Величество! — задохнулся Джандрак.

— А разве мы сказали, что это вы? Мы видим вину, написанную на вашем лице? Э? Отвечайте!

— Может быть, следует предположить, что расположение Четвертого и Пятого флотов Вашего Величества было рискованным? — заметил Джандрак, ужаснувшись своему безрассудству.

Он говорил тихо, так что его могли слышать только те, кто был поблизости. Но он почти чувствовал, как они задрожали при мысли о том, что в катастрофе виноват сам король.

Максим наполовину повернулся в сторону, затем застыл в странной, пугающей позе, с поднятой рукой и вытянутыми пальцами. Искоса он взглянул на Джандрака. Его тонкие губы растягивались в веселой улыбке, пурпурно-карие глаза горели.

— Итак?.. — мягко произнес он.

Затем момент спокойствия прошел; вернулась ярость.

— Давайте! — рявкнул он, подгоняя собравшихся рукой, будто стадо. — Танцуем!

Взяв королеву Галатею под руку, он прошел к центру зала; за ним последовало множество пар. Все приняли «учтивую» исходную позицию. Грохнула музыка, и танец начался.

Музыка представляла собой свободную интерпретацию джаза и свинга — очень древних форм искусства, раскопанных дворцовыми политическими исследователями. Громкие звуки труб, сопровождаемые живым, но монотонным ритмом ударных неизменной высоты. Сходная комбинация монотонности и живости характеризовала и сами танцевальные движения. Они были стилизованы до крайности: синкопированные, негибкие, перемежаемые небольшими прыжками каждые несколько тактов. Причем они должны были исполняться точно и безошибочно.

Непосвященному наблюдателю такое представление показалось бы несколько странным, но так и должно было быть. Этот танец являлся инструментом политики, предназначенным для воздействия на нервную систему и приведения ее в соответствие с требованиями политики. Тщательно стилизованная последовательность движений, специально подогнанная к нервным ритмам, была особенно эффективна для воспитания автоматического восприятия власти. В данном окружении это означало более близкую идентификацию с личностью короля Максима, признание необходимости его правления и праведности целей. По сути дела, этот танец был значительным шагом к тому, чтобы запрячь всех и каждого в ритуальный танец его правления, и в последнее время Максим настаивал, чтобы его танцевали все больше и больше.

Инструктора политического танца ходили среди дергающихся пар, следя за тем, чтобы все его движения были правильны. Джандрак огляделся в поисках партнерши, но в этот момент его хлопнули по плечу.

— Пройдите, пожалуйста, с нами, полковник.

За ним стояли два сержанта в форме политической полиции.

— Ради Космоса… — начал, было, он, затем замолк.

Стоявшие вокруг офицеры отодвигались от него, избегая смотреть в глаза и стараясь стать незаметными. Один из сержантов сделал короткий жест, приглашающий следовать за ними, повернулся и пошел. Джандрак двинулся следом, рассерженный, чувствуя себя униженным. Он совсем не так представлял себе завершение сегодняшнего вечера: он собирался закончить его с женой или дочерью какого-нибудь вельможи, в одном из множества будуаров…

Они поднялись на пролет по широкой мраморной лестнице и пошли по балкону, тянувшемуся по всему периметру бального зала. Внизу дергающиеся фигуры продолжали поворачиваться и прыгать. Джандрак был бы более спокоен относительно последствий танца и будущего всего королевства в целом, если бы сам король не практиковал этот танец; но таким образом он погружался в собственные фантазии и тащил королевство за собой.

По другую сторону бального зала Джандрак заметил Хинкина — создателя танца, смотревшего из затененного алькова. Зловещая фигура в обтягивающей черной одежде он был маленьким тощим и таким сгорбленным, что его можно было назвать горбуном. Ученый-политик и нервный специалист — по слухам, пытки являлись одним из его хобби — наблюдал за танцем со зловещей улыбкой на угловатом лице. Сам он не танцевал, но его плечи неприятно дергались в ритм музыки. Когда они вышли из зала, звуки бала стихли. Джандрака провели по коридорам нейтрального серого цвета в крыло, где располагались конторы дворцовой полиции, политический отдел. Эта часть была пронизана атмосферой тягостной и угрожающей. Джандрак попадал сюда и раньше, но с другими целями.

Через дверь, которая за ним тут же закрылась, они прошли в длинную приемную с мягким ковром на полу, затем через похожую дверь в почти такую же комнату. Везде царила мертвая тишина, несмотря на то, что в помещениях сидели женщины-секретарши в форме (все лесбиянки — женщин другого типа в политическую полицию не брали). Джандрак понял, что его ведут во внутреннее святилище.

Последнюю дверь сержанты закрыли за ним, но сами не стали входить. Перед Джандраком был стол с лампой, и это был единственный источник света в комнате. За столом, глядя на него ледяным взглядом, сидел Гринсект, ужасный шеф политического отдела.

Джандрак знал полицейского шефа только в лицо. Причины бояться его были у каждого. Это был человек из стали, он и выглядел стальным и сильным, и был сильным. Его серые глаза, не допускавшие и мысли о юморе, поблескивали в свете лампы, когда он кивком подозвал Джандрака и приказал ему сесть.

— Король недоволен вами, — сказал он глубоким и мрачным голосом. — Вы находитесь под подозрением.

— Но почему? — возразил Джандрак. — Я верно служу королю. Я выполнял особые поручения для него… — он прервался, слегка смутившись, не зная, до каких пределов Гринсект был посвящен в схемы и политику Максима.

— Вы можете говорить свободно, — Гринсект махнул рукой. — Я знаю все о ваших обязанностях и о причинах, вызвавших их к жизни. Теперь насчет вашего визита в Сморн…

— Я выполнил свою задачу в точном соответствии с инструкциями, — горячо настаивал Джандрак. — Не меня надо винить в том, что получилось не так, как планировалось: возникли другие факторы.

— Это вы так говорите, естественно. Насколько истинны ваши заверения — это известно только вам… на данный момент времени, имеется в виду.

— Погибшие флоты отправили к Сморну после моего отлета. Я не мог рассказать о них бунтовщикам.

— Вы посетили историка Грэйма Либера?

— Ну, да… посетил.

— А зачем вы это сделали?

— Принц Пер… Лжепринц попросил меня передать ему привет, — с болью признался Джандрак. — Это все.

Гринсект кратко кивнул.

— Об историке Либере мы знаем все — со значением проговорил он. — Так что вам придется признать, что ваши отношения с домом Лоренцев не только официальны. Чтобы вы могли передать информацию обратно на Сморн?

— Да зачем я бы стал это делать? — взорвался Джандрак. — У меня нет абсолютно никаких причин это делать. Как насчет Пятна? Этот план тоже провалился?