— Я — Баттхар Нади, сын Исавара, царя аланов. И пусть навеки погаснет мой очаг, если я лгу тебе, чужеземец.
— Да я что... — Антон вдруг почувствовал смущение. — Я верю...
— Он действительно сын Исавара, — подал голос Заур. — Я бывал в их дворце в Сенхоране три года назад.
— Вот как? — удивился Баттхар. — А я тебя не запомнил...
Заур усмехнулся.
— Меня трудно было запомнить. Я был лишь одним из телохранителей грузинского посла, князя Гаука, — и без всякого перехода добавил: — У нас есть ещё одна возможность выбраться отсюда.
И указал глазами наверх.
Туда, где в сводчатом потолке, метрах в пятнадцати от пола, виднелось круглое отверстие. Откуда точно в середину набившего оскомину озера стекал прозрачный луч света, теряясь в облачке тумана над его поверхностью. И куда озеро, словно гигантский прожектор, посылало ответный луч — где-то посередине, на уровне головы богини Тенгри, эти два луча сливались друг с другом, точно обезумевшие от страсти любовники.
Лоза, Антон и Баттхар Нади разом задрали головы. И кто-то из них неуверенно пробормотал:
— Невозможно...
Невозможно, согласился Антон. Так же невозможно, как и близко, всего пятнадцать шагов. Несколько секунд — если бы эта чёртова стена легла горизонтально. Или — все они, все четверо, вдруг превратились бы в птиц. Или в летучих мышей, которых Антон никогда не встречал, но которых заочно боялся. Он согласился бы превратиться сейчас в любую летучую тварь — лишь бы выбраться из этого бутылочного горлышка...
Он придирчиво осмотрел стену и зачем-то погладил её ладонью. Стена была даже не шершавой. Она была абсолютно, восхитительно гладкой. По её поверхности, словно застывшая рябь на воде, сбегали вертикальные складки. Нечего было и думать уцепиться за них.
Что ни говори, они были мастерами, эти древние строители. Даже если бы какие-нибудь придурковатые воры и забрались бы сюда, не погибнув под обвалом, они не смогли бы найти дорогу назад.
— Вон те две складки позади статуи, — сказал Заур, — выступают вперёд чуть сильнее остальных.
Можно поставить руки и ноги враспор. Эти складки тянутся до самого верха.
Глаза Лозы загорелись.
— Я попробую!
— Он разобьётся, — тихо сказал Антон Зауру. — Даже верёвка не поможет.
Заур шагнул к мальчишке. Видно было, что он слабеет с каждой минутой — слишком много крови потерял и продолжал терять, несмотря на тугие повязки.
— Я учил тебя этому, — негромко проговорил он. — И у тебя получалось.
Лоза улыбнулся.
— Ты говорил другое. Ты говорил, что я неуклюж и ленив, как медведь. И что толку от меня...
— Я врал, — ответил Заур. — Я просто раззадоривал тебя и не позволял, чтобы ты слишком задирал нос. На самом деле ты всегда был лучшим из всех, у кого я когда-либо был наставником.
— Правда? — несмело спросил Лоза.
— Правда. — Заур помолчал. — Когда почувствуешь, что вот-вот сорвёшься, хорошенько оттолкнись ногами от стены. Тогда полетишь в воду, а не на камни. Крепко запомни это, потому что падать тебе придётся, чувствую, не раз и не два...
...Они следили за Лозой не отрываясь — так, что плечи, руки, кончики пальцев сами собой ходили в такт движениям скалолаза. Тот карабкался вверх медленно, по миллиметру, и видно было, как от напряжения подрагивают его ноги, разведённые в шпагат — иначе меж двух складок было не удержаться. Никто не издавал ни звука — малейшее колебание воздуха, казалось, было способно сбросить Лозу со стены.
Коварной стены. Гладкой и скользкой, словно застывший водопад. И всё же мальчишка полз по ней, там, где и муха, поди, сорвалась бы.
Он тоже сорвался. Он успел одолеть где-то четверть пути — это было очень много. Оттолкнулся ногами, как учил наставник, и рухнул в озеро, подняв тучу брызг. Вынырнул, отплёвываясь, доплыл до берега...
Сразу пять рук (по две у Баттхара и Антона, одна — у Заура) подхватили его, быстро растёрли, накинули одежду на худенькое тело... И опять никто не сказал ни слова. Любые слова казались сейчас пустыми и только раздражали. Лоза посидел несколько минут, давая себе отдых, и полез снова.
Во второй раз он слетел, пройдя больше на пару сантиметров. И всё пошло по кругу: падение в воду, краткий отдых, путь наверх — безнадёжный и беспросветный. Когда Лоза совершенно выдохся, настала очередь Антона. Потом его сменил Баттхар...
— Я кое-что видел под водой, — сказал царевич, когда выпал его черёд отдыхать. — Это было похоже на склеп... Сверху лежала плита из зелёного камня, а на ней были высечены письмена, только я их не понял. И знак: сидящий лев с человеческой головой. А на голове — венок из лавровых листьев.
— Ты не ошибся? — спросил Заур.
— Думаю, нет. Я попробовал приподнять плиту — вдруг под ней скрывается ход... Но понял, что мне это не по силам. И даже всем нам четверым.
Заур поджал губы и после паузы произнёс:
— Что ж, поздравляю. Возможно, ты отыскал могилу царя Давида.
— Как, — не поверил Баттхар. — Того самого?!
Царь Давид, подумал Антон (ноги враспор... босые ступни немеют и уже ничегошеньки не чувствуют, не ступни, а арестантские колодки...).
В прошлый раз он слетел где-то с середины: захотел рывком преодолеть лишние сантиметры, но рывок обошёлся дорого: чуткая стена мгновенно обиделась и сбросила «восходителя» в ледяную воду. У Антона даже рассердиться не хватило сил.
Он равнодушно подплыл к берегу, растёрся докрасна, до малинового свечения, и растянулся на рваной рогожке, которая нашлась в мешке у Заура.
Давид. Знакомая личность. Сколь знакомая — столь и таинственная: не с твоей ли подачи, дружок, меня занесло в этот «мир за околицей»[16]?
— Как же получилось, что его копьём завладел царь Гюрли? — спросил он с видом знатока.
— Копьё Давида наш народ хранил много веков. Гюрли получил его от своего деда, а тот — от своего деда, а тот в свою очередь — от отца, когда ещё был молодым и ходил в поход против абастов. Абасты в те времена жили на берегу Великого моря и слали свои боевые корабли на Византию.
Говорят, будто Самфий, их царь, брал каждую ночь новую жену, а предыдущую душил своими руками, потому что кто-то сказал ему, что таким способом можно сохранить мужскую силу до глубокой старости. Не знаю, так ли оно было, но хитрости и коварства ему было не занимать.
В ту пору в этих горах жил один большой народ, и правил им царь Давид. Государство его было столь могущественно, что ни один враг не смел даже близко подойти к его границам. Однажды к Давиду прибыли послы от абастов и сказали: «Мы пришли к тебе не с доброй вестью. Византийские полчища готовы напасть на нас, и наш господин Самфий смиренно просит у тебя помощи. И клянётся быть тебе верным союзником до могильного кургана».
Давид поверил послам. Он оставил трон на попечение старшего сына, а сам с сотней воинов отправился в столицу абастов, чтобы скрепить дружбу с их царём. Войдя к Самфию, он сказал: «Вот тебе моё копьё и моё слово: позовёшь, и я приду, а со мной — весь мой народ. Будем драться спина к спине. Ты клялся быть мне вечным союзником. Я клянусь тебе в том же».
— А потом Самфий убил царя Давида и завладел его копьём, — утвердительно проговорил Антон.
Заур посмотрел исподлобья.
— Тебе и это известно?
Антон покачал головой.
— Нет... Просто предположил. У нас, там, где я живу... То есть буду жить... Такое тоже случается сплошь и рядом. А предок царя Гюрли, видимо, напал на абастов и отобрал копьё назад?
— Так говорит древнее сказание, — задумчиво отозвался Заур. — Была великая битва между грузинскими племенами и абастами. Разбитый Самфий пытался бежать, но его конь утонул при переправе, а его самого схватили на берегу. И наверное, он пожалел, что не ушёл на дно вместе с конём... С тех пор Копьём Давида владеет род Гюрли и передаёт его от отца к сыну. Хромой Тимур очень хотел бы заполучить его. Произойди это — и весь Кавказ склонит перед ним голову.
