Голос говорил страшные вещи. Настолько страшные, непонятные, неестественные, что они не укладывались в голове. Нет! — с яростью выкрикнула Асмик, пытаясь вынырнуть со дна омута.

Нет, нет, нет!!! — отталкиваясь ногами от мягкого илистого дна, прорываясь сквозь чёрную толщу воды и судорожно стараясь вдохнуть...

Она бы вынырнула. Но обладатель Голоса вдруг сделал движение, и перед Асмик появился высокий бокал с какой-то пенящейся жидкостью. Асмик здорово испугалась: почему-то она была уверена, что жидкость таит в себе опасность. Она забилась, как птица в силках, но её схватили за плечи, приказывая сидеть спокойно. Эти руки были очень сильны. Настолько сильны, что она не смогла им воспротивиться.

— Пей, — произнёс Голос.

Она осторожно отпила глоток, каждую секунду ожидая смерти. Но смерть не наступила — наоборот, напиток был прохладен и приятен на вкус. Асмик ощутила вдруг небывалую лёгкость и улыбнулась, подумав: какая же я глупая. Он ведь любит меня, этот Голос. Он желает мне только добра, и нужно просто слушать его... Слушать и запоминать, что он говорит.

— Что я должна делать? — шёпотом спросила она.

— Ты должна убить царевича Баттхара. Ты настигнешь его на выходе из Сенгенского ущелья, где узкая тропа ведёт к вершине скалы, — там очень удобное место для засады. Ты убьёшь его, потом убьёшь чужеземца, который призван из другого времени, чтобы его охранять. Они оба должны умереть...

Маленький золотой конь, качающийся перед глазами. Как красиво развевается его грива, как изгибается шея и светит огнём дико косящий глаз — секунда, миг, и он помчится быстрее ветра, быстрее мысли, унося её навстречу лазурным облакам, что живут на занесённых снегом вершинах... Он приказывает мне убить царевича и чужеземца. Потом можно будет умереть самой — Боже, как все просто и ясно... Жаль, я не знала этого раньше.

Наверное, только ему, обладателю Голоса, одному в целом мире был известен секрет приготовления этого снадобья. Он услышал о нём много лет назад, когда путешествовал по отдалённым уголкам высокогорного Тибета — монах-отшельник, которого он повстречал возле пещеры за границей вечных снегов, знал толк в волшебных эликсирах.

Рецепт изготовления был невероятно сложен и вычурен, но результат того стоил. С его помощью можно было заставить человека зарезать собственных родителей и задушить в постели любимую женщину, прыгнуть со скалы или с блаженной улыбкой взойти на костёр... Он был действительно великим мудрецом, этот отшельник, для него, понимающего язык трав, камней и минералов, почти не существовало невозможного. В припадке откровенности (бедный старик, он многие годы совсем не видел людей!) он даже поведал, что собирается прожить тысячу лет, ибо вплотную подошёл к открытию эликсира бессмертия... Как знать, возможно, он и открыл бы свой эликсир, если бы не свалился в пропасть...

Как знать.

— Ты исполнишь то, что я приказал? — требовательно спросил Голос.

— Да.

Прохладный металл приятно коснулся её руки. Сухо щёлкнула застёжка, и Голос властно произнёс:

— Теперь иди.

— Да, отец, — отозвалась Асмик.

Он был здесь, этот чужеземец. Он стоял перед ней, опустив руки, и в них не было оружия. Это её обескуражило, но лишь на мгновение. Он не защищался — что ж, тем лучше. Только почему-то трудно было взмахнуть клинком — словно некая сила, более могущественная, боролась с голосом, отдававшим ей приказы. Они сцепились, как два смертельных врага, они молотили друг друга, рычали в смертной тоске и оба не собирались уступать.

Асмик покачнулась. Этот чужеземец — он что-то говорил ей, кричал, пытаясь пробиться сквозь километровую толщу льда, в который она была закована. Этот лёд никогда не таял на солнце... Но он пробивался, потому что верил, что пробьётся. Если бы не голос...

Голос и конь с рубиновым глазом, что висел сейчас на запястье и тянул назад, вниз, в омут с древними корягами у самого дна. И клинок, занесённый над головой.

У неё не хватило сил остановить удар. Всё, что она смогла, — это повернуть кисть к себе и направить клинок не в его сердце, а в своё собственное.

И Антон прыгнул.

Он легко преодолел разделявшую их стену, и стена рухнула, будто её и не было. Сшиб Асмик с ног, выбив саблю, и они, обнявшись, покатились по камням и замерли, наконец, у самого обрыва, потому что время остановилось.

Аккер влетел на скалу первым. На гребне сидел Антон, неловко подвернув под себя ногу. Лоб его был оцарапан, и кровь тонкой струйкой сбегала к переносице. Голова Асмик покоилась у него на коленях, девушка была совершенно неподвижна, и Аккер, помедлив и собравшись с силами, глухо спросил:

— Она умерла?

Антон покачал головой и улыбнулся.

— Нет. Она спит...

— Как ты узнал? — спросил Баттхар.

Они находились в замке царя Гюрли, в одном из залов, перед вделанным в стену очагом (неким прообразом камина), над которым висела очень неплохая коллекция оружия. Видно, Гюрли, как и в молодые годы, был воином и седло боевого коня предпочитал золочёному трону. Пол устилали несколько тигровых и барсовых шкур. Антон нисколько не удивился бы, узнав, что всё это — царские охотничьи трофеи.

Зал был большой — даже, пожалуй, великоватый для тех нескольких человек, что собрались здесь. Это потом, когда придёт время свадебного пира, он будет полон народу и покажется тесным: скорее всего, придётся выносить столы с угощением под открытое небо, чтобы вместить всех гостей. Зашуршат нарядные одежды, польётся музыка, зазвучат песни и тосты в честь новобрачных, взметнулся вверх кубки с искристым вином. И сотни взоров будут устремлены на двоих, сидящих во главе праздничного стола: на аланского царевича и дочь грузинского правителя...

Но это случится позже. Пока же зал казался пустым. Лишь сам Гюрли стоял в центре в окружении нескольких военачальников — все они были седоусые и приземистые, чем-то неуловимо напоминавшие сенгенского воеводу Османа. Рядом с ними Антон увидал Аккера и Заура, и чуть в стороне — юную Зенджи, младшую дочь царя. Антон поклонился по обычаю, бросив на неё взгляд: красива. Пожалуй, Асмик в чём-то даже проигрывает ей: в величественной осанке, в безукоризненности породистых черт лица, в умении носить золотые украшения и нарядное тяжёлое платье, достойное истинной царевны... Тонкие, в форме полумесяца, брови, яркие чёрные глаза, румянец на нежных щёчках, алые, чуть припухлые губы... Плюс к тому недурная высокая грудь и точёная фигурка. Настоящая горянка, красоту которой будут воспевать поэты.

Вот только... Антон прислушался к своему сердцу: оно билось ровно и спокойно, обеспечивая идеальный пульс и кровяное давление. Сколько бы он ни смотрел на неё.

— Как ты узнал? — повторил меж тем Баттхар, так и не дождавшись ответа.

— Что? — рассеянно спросил Антон.

— Как ты узнал, что я не царевич?

Асмик... Антон поневоле улыбнулся, вспомнив вдруг, как нёс её на руках вниз по тропе. Он ни разу не споткнулся и не потерял равновесия, словно под ногами были не острые камни и крутой спуск, а покрытый новеньким асфальтом проспект. Я успел, стучало у него в висках и переполняло грудь сумасшедшей радостью. Я успел. Я спас её...

Она что-то пробормотала во сне, склонив голову ему на плечо. Длинные шелковистые волосы распались, накрыли оранжевой чащей, тонкие руки обвили его шею... Наверное, она видела хороший сон. Что-то еле заметно царапнуло кожу. Антон скосил глаза и увидел браслет с конём-застёжкой. Где-то он уже видел эту вещицу. Надо бы вспомнить, где, но не хотелось думать об этом.

Внизу, на дороге, какой-то седой воин перевязывал голову Баттхара: всё-таки стрела оставила отметину. При виде Антона с девушкой на руках Баттхар живо вскочил, оттолкнув заботливую руку, подбежал, заглянул в спокойное лицо Асмик...

— Она жива?

— Жива, — устало отозвался Антон.