– Я тебя узнала, – сказала она. – Ты учился в Корпусе, у Григория. Вы как-то с учений к нам в городскую больницу приезжали. Там у вас что-то взорвалось, да? Ты мальчика оглушённого привёл.

«Привёл. Я Илью привёл. Катькина мама – врач! Вера Ивановна… А Илья – гад, всё из-за него. Знал бы я тогда…» – У Сашки сильно закружилась голова.

– Ты горишь весь! – Вера Ивановна подняла на Сашке футболку. – Господи, а это что такое? Откуда такие синяки?

– Ногами пинали, – прошептал Сашка.

– Какой ужас! – она достала ампулу с прозрачной жидкостью. – Сейчас я сделаю тебе укол от температуры, а потом вызовем медпомощь. Мало ли что у тебя там отбито…

В соседней комнате она разговаривала с Катей и Кешей, но Сашка ничего больше не слышал – подействовало лекарство. Уже в темноте Кеша вошёл в комнату, постелил на полу одеяло.

– Ну ты попал, Санёк! Похоже, ты этой девчонке шибко нравишься, а вот мать её меня прямо допрашивала… Я заврался насмерть. А Катька классная! Я таких симпатичных давно не видел. Нет чтобы мне с ней познакомиться! А ты, малолетка, всё равно в женщинах ничего не понимаешь! Везёт кому не надо! – Кеша шутя щёлкнул Сашку по лбу, потом вспомнил, что тот больной. – Эта тётка сказала, тебя срочно в больницу надо, но нас туда не примут, имей в виду. У нас нужных документов нет!

Кеша уснул очень быстро, а Сашка засыпать боялся. Боялся, что снова приснится Лёва. Или – мама. Вдруг она явится к нему во сне и скажет, что он виноват в её смерти? Как жить после этого? Да и надо ли?

– Ты не спишь? – Сашка понял, что на пороге стоит Катя. Она осторожно прошла в комнату, перешагнула через спящего Кешу и села рядом. – Я всё поняла. Твой Кеша – врун, каких поискать, но он путается. У тебя мама умерла?

Сашка кивнул и обрадовался, что в комнате темно: если опять потекут слёзы, она, наверное, не заметит. Катя протянула руку и погладила его по волосам, он даже вздрогнул от неожиданной ласки.

– Ну, успокойся, всё наладится. Всё пройдёт. Главное – пережить горе, и всё снова будет хорошо.

Сашка слушал Катины слова, прижимался к её рукам, так и заснул…

Наутро оказалось, что приезжавшие ночью медики Сашку забирать отказались из-за отсутствия страховых документов. Впрочем, сам он этого не помнил. Запомнился только какой-то нелепый разговор про социальный госпиталь, куда свозят бездомных и безработных, и то, что Катина мама сказала – там он точно умрёт. Градусник, который периодически приносила Катя, упорно показывал около сорока, всё внутри у Сашки болело, каждый вдох давался с трудом.

– Воспаление лёгких, – сказал кто-то.

Комната растворилась в непонятном зелёном вихре. И Сашка кружился в нём, пытаясь отыскать кого-то и поговорить с ним. Потом Сашка вспомнил про Кешу и позвал его, но Кеша не пришёл. Вернулась комната. Возникла из зелени, плавно покачиваясь. И Сашка вдруг подумал, что так, как он сейчас, чувствуют себя матросы на корабле. Раньше, ещё до гимназии, он видел море на картинке и очень захотел стать моряком, но шла война и в город у моря уехать было нельзя. Всегда война. Когда он родился, шла война. Он рос, а война не кончалась. Теперь он умирает, а война остаётся и, возможно, будет всегда. Сашка услышал хлопок входной двери и почти сразу понял, что рядом сидит Катя.

– Твой друг ушёл домой, а ты пока полежишь у нас. Мама тебя вылечит, не бойся. Она хороший врач.

«Вера Ивановна – хороший врач, а Краев – хороший офицер. Катя станет, наверное, учительницей ботаники в гимназии. Зачем меня лечить? Какая от меня польза? Я умею только стрелять, но не хочу этого делать. – Сашка понял, что, если бы его сейчас позвали назад в Корпус, он бы уже не смог вернуться. – Охранять Главу? Кому нужен Глава? Все заняты своей суетой и плевать хотели друг на друга! Кто-нибудь думает о Главе не по праздникам? А эти угрозы Конторы: будьте наготове, а то вас захватят бандиты из Энска! Неужели от этого захвата что-то изменится? Куда бежал Илья? Везде одно и то же…»

Сашка почувствовал на своём лбу холодную Катину ладонь и открыл глаза.

– Ты не спишь? Я испугалась.

Он хотел ответить, но мучительно закашлялся.

– Тихо, тихо. Где ты так простыл?

На Катю можно было смотреть не отрываясь… Она не была очень красивой, обычная девчонка, таких сотни. Вот только странные глаза и коса до пояса. Сашкина мама тоже ходила с косой. Давно, ещё до его рождения.

– Ну что ты так смотришь? Я это, я. Ты меня слышишь?

Сашка кивнул, и всё вокруг опять поплыло. Потом он услышал два голоса – Веры Ивановны и какого-то старичка.

– Не жилец пацан. Вы тоже хороши – такую пневмонию на дому лечить…

– Катеринин друг, под машину попал… Сирота… Вы правы…

Сашка понял, что раздет и чьи-то сухие руки быстро его ощупывают. Стало страшно.

– Ты нас слышишь, мальчик?

– Что будем делать?

– Мама! – позвал Сашка.

Потом ему показалось, что он лежит в большом стеклянном пузыре и никто не может его услышать: он звал кого-то, просил, кричал, но всё было бесполезно. Люди проходили мимо него длинной унылой вереницей, но никто не оборачивался на его крик. Даже Кеша прошёл рядом, помахивая магнитофоном. «Это не пузырь», – испугался Сашка. Сейчас он точно знал, что это гроб. Кривой, наспех сколоченный Кешей из гнилых досок. «Почему я в гробу? А, это я умер». Вокруг гроба толпой стояли ребята: Олег, Женька Коньков, Хнык, Пёс. Кеша опирался на лопату, Витька Шиз бормотал молитву. В вырытую для Сашки яму тяжёлыми хлопьями валил снег. «Они хотят положить меня в такую сырую могилу, – подумал он абсолютно спокойно. – Почему я не умер летом?» Над ним наклонилась мама, поцеловала в лоб, отошла. Подошёл Кеша, потом Олег, потом Лёва. «Значит, я его не убил», – решил Сашка. Крышка стала медленно закрываться. «Но я же вижу их», – вдруг понял он. «Тебе хорошо, – раздался Шизов голос. – Тебя живым похоронили, ты сможешь лежать и думать». Крышка закрылась, и сверху по ней забарабанили куски мёрзлой земли. Темнота окружила Сашку…

– Уникальный мальчик, – сказал маленький седой старичок, поправляя на Сашке одеяло. – Вы, коллега, можете диссертацию писать. Сколько раз мы его похоронили? Вот они, скрытые резервы человеческого организма. А где, кстати, Катерина Григорьевна?

– В гимназии. Скоро вернётся.

– А вы, молодой человек, в рубашке родились. Неслыханное везение! Ну и, конечно, Вере Ивановне да Катерине Григорьевне должны всю жизнь благодарны быть.

Сашка наконец-то понял, что лежит у Кати дома, а кроме старичка рядом Катина мама и сам Краев.

– Ну здравствуй, Саша Ерхов, – сказал он. – Я вижу, теперь ты меня узнаёшь.

– Здравствуйте, господин капитан.

Старичок галантно поцеловал Катиной маме руку и ушёл, а Краев сел рядом с Сашкой.

– Значит, ты теперь штурмовик?

Сашка хотел ответить, но Краев махнул рукой.

– Не оправдывайся, ты в бреду тут столько нам рассказал, что надо и что не надо. Такого за три дня наслушались!

– Три дня? Я тут так долго?

– Да, приятель, сегодня уже двадцать четвёртое октября. Ты себя как чувствуешь?

– Нормально.

– Повезло, организм молодой, сильный. Такой с чем угодно справится. А помирать тебе, кадет, как ни крути, было рановато, – Краев усмехнулся. – Ну ладно, после поговорим. Когда совсем подлечишься. Надо же думать, куда тебе деваться дальше.

Краев снова улыбнулся и вышел, а Сашка стал медленно подниматься. Чувствовалась слабость, но нигде ничего не болело. Сашка подошёл к окну. На улице лежал снег и, наверное, было очень холодно. Шторы мешали свету проходить в комнату. Сашка отодвинул их, с удивлением обнаружил на своих венах синяки и точки от инъекций. Потом приблизился к полкам с книгами, пробежал взглядом по корешкам, наткнулся на старинный том в золочёной обложке, вытащил. На переплёте было написано «Библия».

Сашка сел на диван и открыл книгу: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною». «Как у нас на развалинах, – подумалось ему. – Тоже пусто и безвидно». Дальше неведомый Сашке Бог творил твердь и море, растения и животных, солнце, луну и звёзды, человека. «Это он промахнулся. Мог бы уж такую тварь и не придумывать, – Сашка поставил книжку на место и усмехнулся. – Человек произошёл от обезьяны. Никто не мог создать такое недоброе животное по своей воле».