– Я неубиваемый, – горько сказал Сашка. – Хотя, наверное, зря.

– Ты что, – зашипела Катя. – Тебе нельзя умереть. Я тебя люблю, понимаешь? Я. Люблю. Тебя.

Последние слова Катя произнесла раздельно, почти крича.

Всё. Сашка молчал, не решаясь сказать главное. Это было хуже, чем убивать. Много хуже – человеку, который сильно тебя любит и за тебя молился, и, может, ты и жив только благодаря этому, сказать: «Мы никогда не будем вместе».

– Пожалуйста, не умирай, – попросила Катя.

Сашка машинально кивнул. Потом Катя прижалась к его шее щекой, и он почувствовал, как ему за воротник скатываются Катины слёзы.

– Всё будет хорошо, – сказал он. – Извини.

– Ничего. А я знаю, что у тебя скоро день рождения, – всхлипнула Катя, – я ещё в Корпусе по документам посмотрела. Пятого декабря, верно?

Сашка снова кивнул.

– Ты меня, конечно, не можешь к себе позвать. Тогда приходи к нам. Ладно? Мама тоже будет рада.

– Приду, – сказал Сашка. – Конечно.

Потом Катя пошла за Кешей, а Сашка, чувствуя себя неблагодарным идиотом, остался один на улице. Тучи всё так же висели плотной завесой, прикрывая небо и солнце, начинавшее уже клониться к закату. Там, за этими тучами, и находится Бог, которому молилась Катя и постоянно молится Шиз. Огромный беспомощный старик… Хотя нет. Ведь Бог, которому молилась Катя, помог. Может быть, у неё и Шиза разные боги? А может, даже у каждого человека свой бог? А звёзды – это маленькие дырочки, через которые боги смотрят на своих людей, чего там они за день натворили. Если так, то сегодня боги ничего не увидят. Тучи.

Хлопнула дверь. Кеша, а за ним и Катя подошли к Сашке.

– А ты теперь куришь? – спросила Катя. – Давай я тебе папины сигареты отдам, – и протянула две початые пачки.

– Спасибо, – Сашка сунул их в карман.

– Пойдём, – сказал Кеша. Похоже, он злился, что надо тащиться на развалины. – Мы, Кать, ещё заглянем.

Едва отошли, Сашка оглянулся и, убедившись, что Катя скрылась за дверью, повернул к свалке.

– Здесь чемодан, – пояснил он Кеше и принялся разгребать мусор.

– Хоть что-то хорошее сделал, – пробурчал Кеша, – а я думал, ты совсем дурак.

– Я, Кеша, совсем дурак, – согласился Сашка. – Мне этот чемодан теперь через весь город переть.

Они нашли два куска верёвки и, перевязав чуть живую ручку, молча потащили чемодан вдвоём. И только около остановки Кеша спросил:

– Сань, ну чего ты ночевать отказался? Там тепло, хорошо, растопку бы сэкономили… Катя, опять же.

– Кеша, я ей ничего дать не могу. Понимаешь? А она на меня так смотрит… Я знаю, каким должен быть настоящий мужчина. Он должен быть как мой отец, как Краев. Только с такими следует встречаться. А я не такой… Она мне нравится, я не имею права ей жизнь испортить.

– Не могу… Права не имею… Тьфу! – Кеша разозлился. – Знаешь, как ты меня своей правильностью достал! Вот я, по-твоему, тоже не могу на ней жениться? Даже если мастерскую куплю?

– Ты – можешь.

– Тогда сделай что-нибудь! Отвали от неё! Я ей про свои чувства, а она: Сашенька, Сашенька… Честное слово, лучше бы тебя не было!

– Кеша, но я же не виноват! – возмутился Сашка. – Хочешь, я сейчас пойду и скажу, что у меня другая девчонка есть?

– Не вздумай! – Кеша зашагал к остановке, увлекая за собой чемодан и Сашку. – Не вздумай её расстраивать, а то я тебе так вделаю!

– Да вделай! Я не отвечу, честно…

– Ха, это ты сейчас не ответишь. А как выпьешь, застрелишь меня из Шизовой пушки. Тебе пьяному крышу сносит. Нельзя пить, а туда же. Лучше бы Кате подарок купил. Я вот покупал. Ну или в комнату угля полмешка. Выдали деньги за боёвку, а он их пропил сразу же. Кучу марок!

Они остановились, опустили чемодан на груду щебня и поменяли руки. Сашка подумал, что Кеша ничего не знает, ведь деньги ушли на операцию Ильи. А если бы узнал, тоже осудил бы. Так что пусть думает, будто Сашка их пропил.

– Катя умная шибко, – сказал вдруг Кеша. – Всё про ботанику говорила. Что где растёт. Она, когда мы вместе, всегда мне разную науку рассказывает. И ещё спрашивала сегодня, верую ли я в Бога. А я что, я его не видел. Как в такое верить? А всё остальное время говорит про ботанику. Когда не про тебя, идиота.

Они шли к своей этажке со старым чемоданом, набитым вещами человека, которого больше нет на свете. Но это не было уже удивительным или странным. Это было просто хорошей находкой, удачей, которой стоит только радоваться…

Юра Рощик переезжал в комнату Пса. Он выволок рюкзак, балалайку, матрас и пожаловался Сашке, сидящему в общей комнате:

– Вот, переселяюсь к Максу, меня Шиз заканал совсем! Он говорит, что я от чего-то венерического сдохну. Правда идиот? Я же резинки покупаю! А он говорит, что если Бог хочет человека прибрать, то ничто не спасёт.

– Знаешь, – серьёзно ответил Сашка, – у Витьки есть дар предвидения.

– Импотент ваш Витька! – Юра плюнул и потащил своё имущество дальше.

– Не «ваш», а «наш», – сказал ему вслед Сашка.

Юра не отозвался. Он вообще старался лишний раз с Сашкой в разговоры не вступать. Наверное, опасался. А может, тот его не устраивал как собеседник. За окном, затянутым мешковиной, уныло накрапывал дождик, словно вызванный такими же унылыми Сашкиными мыслями. Сашка размышлял, почему Кеша до сих пор сидит в комнате, а не идёт к Кате. Ведь наверняка она их ждёт. Уж Сашку-то точно. Он попытался представить, как должен вести себя парень с девушкой, которую любит: прежде всего, дарить подарки, какую-нибудь милую ерунду, вроде самосшитых мягких игрушек, продаваемых лоточницами. Потом, по старой традиции, дарить цветы. Правда, цветов сейчас нет. Их только летом можно нарвать в степи. Некоторые кадеты постарше, у которых были знакомые девушки, так и делали. Степные цветы в казарме пахли так, что кружилась голова. Они перебивали даже извечный запах обмундирования и столовской каши… А ещё влюблённые парни ходят, держа девушек за руку или под руку, обнимают и шепчут на ухо всякую чепуху… Сашка представил Катю. А рядом – Кешу. Себя представлять не хотелось: глупая картинка. Но ведь Катя такая милая, симпатичная. Ему ведь было хорошо, когда она жалела его больного… Ему и сейчас приятно видеть, слышать её. Почему же он до сих пор не влюбился так, как Кеша? Так, чтобы на всё наплевать и бежать к Кате? И не думать, можно ему с ней встречаться или нет…

«Просто я не способен любить по-настоящему, – решил Сашка. – Потому что те, кто был мне дорог раньше, погибли или предали меня. А может, не я виноват, может, у нас такой город неправильный. Здесь любить нет смысла. Проще ненавидеть. Это привычнее. В центре не любят штурмовиков и ненавидят „Красных братьев“, мы не любим „Братьев“ и считаем отбросами тех, кто живёт в центре. Может, из зависти. У Главы есть Контора, которая ненавидит всех подозрительных людей, ловит и убивает. Каждый в городе ненавидит энских. Все кого-то ненавидят. В этом, может быть, смысл города: ненавидеть всех. А любовь – это мелочь. Если одной любовью обходиться, то город захватят энские. Только в сказках все любят друг друга…»

Вошёл Пёс и, пристально посмотрев на Сашку, спросил:

– А с Кешей всё нормально? Знаешь, что он у меня купил?

– Презерватив?

– Учебник биологии! Понимаешь, за семь марок! Как повезло, что я его скурить не успел. Просил ещё «Камасутру», но я её летом на самокрутки пустил.

– Идиотина, – констатировал Сашка. – Влюблённый Кеша, наступивший на горло жадности!

– Любовь человека в лучшую сторону меняет, – заметил Пёс. – Вообще непонятно, что с бригадой происходит. Витька утром заявил, что уйдёт из командоров, а Коньков на медкомиссию подался.

– На какую комиссию?

– Да в регулярную армию, а ты что, не знаешь?

– Нет. Откуда мне знать?

– Он давно ждал, когда ему семнадцать стукнет. Даже в день рождения не забухал. У него дядька в вертолётчиках, только старый уже. Он на пенсию, а Женька – на его место. Будет с вертушки пустынников гонять. Повезло, да?