— Вперед, — закричал лейтенант.

Но команды и не требовалось. Бойцы с волнением ожидали этого момента. Уже на ходу, дозаряжая винтовку, кто-то из бойцов вспомнил вслух:

— Вот тебе и «вы-вы»!

Патриот Родины. 1945. 4 января.

К Одеру двадцатилетний Виталий Смирнов пришел уже бывалым солдатом. Глаза слезились от дыма пожарищ. Они многое видели, эти глаза. Развалины и пепелища, трупы детей, бесчисленные могилы по обочинам дорог. Боль сердца, боль за ужасающее огромное горе своего народа привела советского воина к этой немецкой реке.

Теперь уже ничего не могло его остановить. Впереди был Берлин, и слово Победа, все чаще и чаще произносимое солдатами, приобрело реальный, всеми чувствами ощутимый смысл. И напрасны были надежды гитлеровцев задержать Советскую Армию на Одере. Напрасными были и взрывы мостов, и лихорадочные дополнительные укрепления одерского левобережья.

Мост, к которому подошел со своей частью Смирнов, был взорван. Середина его зияла, и бесчисленные обломки перекладин и креплений напоминали огромный чудовищный скелет.

Стояла зима, но середина реки не замерзла и стремительно несла свои воды.

Взвод младшего лейтенанта Смирнова был придан стрелковой роте, которой первой предстояло переправиться через реку. Была ночь. Приглушенно и зловеще шумел Одер. С левого берега то там, то тут врезались в черное небо хвостатые осветительные ракеты.

Разведчики сообщили, что через провал на мосту можно соорудить настил.

То, что сделали за час саперы, было слишком слабым и ненадежным сооружением для переправы подразделений и совершенно непригодным для переправы техники. Это очень хорошо понимал командир части. Но работала мысль военачальника, и солдаты были готовы на подвиг.

Одной роте с пулеметами переправиться на противоположный берег, закрепиться, вести бой и этим помочь наладить прочную переправу. Такова была мысль.

По-пластунски ползли по мосту пулеметчики первого расчета. С ними полз и командир взвода Смирнов. По настилу перебрались благополучно, хотя немцы и заметили смельчаков и открыли огонь. Еще несколько минут — и советские воины укрепились на берегу за насыпью.

Уже должен был двинуться другой взвод. И в этот момент шальной снаряд ударил по мосту. Вместе с обломками моста рухнул легкий настил. Пулеметный расчет с командиром взвода и пятнадцать стрелков оказались отрезанными на вражеском берегу.

Гитлеровцы торжествовали и злорадствовали. От этой кучки советских солдат через пятнадцать минут ничего не останется. Так рассчитывали они. Но этот маленький злобный расчет немцев оказался похожим на большой расчет их фюрера, когда Германия напала на Советскую страну. В расчете был просчет.

Немцы немедленно атаковали крошечный советский плацдарм. Они обрушили сюда огонь минометов, пулеметов, автоматов.

Младший лейтенант Смирнов сам действовал у пулемета. Судорожно билась пулеметная лента, гоня в приемник патроны. Из винтовок били стрелки, отражая атаки. Положение казалось безнадежным. Но великая вера в торжество победы крепла и поддерживала силы смельчаков.

Сколько атак предпринимали немцы? Этого не знал Смирнов, как не знали этого и его солдаты. Атаки фашистов слились в сплошной натиск, и едва советские воины успевали отбить один удар, как за ним следовал другой.

Три часа вел бой младший лейтенант Смирнов, отражая вражеские атаки.

Наступало утро. Наши саперы спешно заканчивали восстановление переправы через мост. Но вражеский пулеметный огонь затруднял работу. Если бы удалось засечь расположение пулеметной точки, которая вела огонь по нашим саперам!

Смирнов решился на отчаянный поступок. Он выдвинулся вперед. Командир расчета Гумеров и наводчик Кушнир следовали за ним с пулеметом. Наблюдением Смирнову удалось обнаружить амбразуру дзота.

Своими руками установил он пулемет, навел его, своими руками нажал на спусковой рычаг. В таких случаях не гадают: что это было — мастерство или удача? Но только после смирновской очереди немецкий пулемет навсегда замолчал.

Мало, очень мало советских солдат осталось на крошечном плацдарме, когда подоспела помощь.

Командир пулеметного взвода младший лейтенант Смирнов был тяжело ранен. Вражеская мина разбила и пулемет.

Но плацдарм ширился, и все больше и больше наших воинов переправлялось на тот берег, где несколько часов героически сражалась горстка советских смельчаков.

…Теперь младший лейтенант Смирнов служит в одной из частей Архангельского округа. И солдаты его взвода горды тем, что их воспитывает и обучает смелый, заслуженный и опытный офицер, Герой Советского Союза.

Виталий Смирнов не дошел до Берлина, но отблески больших чудесных огней Победы горят на его Золотой Звезде.

Отважный воин. 1947. 23 февраля.

Исключительный случай! В одной сводке фашистского командования, в куче обычной беспросветной лжи и хвастовства встретились, между прочим, два слова правды. Буквально, два слова. Нельзя сказать, что это была настоящая правда. Однако, как говорят, на безрыбье и рак — рыба. Что касается самой настоящей правды, то легче заставить медведя петь песни, чем Геббельса — говорить правду.

Но не будем отклоняться. Геббельса могила исправит.

Так вот, в той сводке говорилось, что «группа „Юнкерсов“ под командой храброго летчика Клемме в смелом налете бесстрашно разбомбила переднюю линию укреплений…»

В этой же сводке указывалось, что «батарея бесстрашного обер-лейтенанта Лейпцкофа смело отражала и храбро сбила за пять минут пять самолетов…»

Теперь нужно разобраться, где здесь слова правды.

Дело было так. Стояла чудесная, тихая ночь. И в эту ночь «храбрый» Клемме повел подвластные ему самолеты на бомбежку Ленинграда. Он с честью выполнил бы свое задание, но… ему помешали советские зенитчики. Признаться, Клемме совсем не хотел иметь дело с советскими снарядами. Эти снаряды ему очень не нравились. Такие неприятные у них осколки — острые, увесистые. Свободно могут мотор или фюзеляж покалечить.

Потому, как только «Юнкерсы» были встречены огнем, у Клемме чуть-чуть вздрогнуло сердце, а вместе с сердцем и подколенки. Короче говоря, Клемме немедленно изменил курс на 180 градусов. Иначе такой маневр называется «показать пятки» или еще проще — «дать тягу».

Но вскоре «храбрец» пришел в себя. Неудобно с полным грузом возвращаться на аэродром. Покружившись в раздумье, фашисты неожиданно пришли в движение и начали сбрасывать бомбы. С земли ответили бешеным огнем. Осколок впился в один из «Юнкерсов»; самолет перевернулся и врезался в землю. Остальные «Юнкерсы», хотя и в беспорядке и поспешно, но все же освободились от своих бомб.

На земле торжествовали. Хотя сброшенные бомбы засыпали землей и без того зарытые танки и разрушили блиндажи, но зато был сбит самолет. Первым к месту падения подбежал обер-лейтенант Лейпцкоф и с ужасом узрел на обломках пылающего самолета… фашистскую свастику. Так вот кто их бомбил! О таких случаях обычно говорят: «Своя своих не познаша».

Однако обер-лейтенант не растерялся. Какое ему дело, чей самолет! И он написал в своем донесении: «Сбит самолет».

В свою очередь писал и Клемме: «Под моим командованием самолеты разбомбили переднюю линию обороны противника».

Так из одного дурацкого случая получились в фашистской сводке два «победных» факта.

— Клемме разбомбил? Разбомбил.

— Обер-лейтенант Лейпцкоф сбил? Сбил.

— Значит, есть два слова правды? Есть!

Ну, а все остальное, как и водится, — обычная геббельсовская ложь.

Патриот Родины. 1941–1944.