— Что?

Спирит качал головой. Зубы у него стучали, а взгляд был совершенно расфокусированным.

— Что, Эдмус? — продолжал допытываться Йехар. — Ты ранен? Что случилось? Ты ранен?

— Это не ранение, он в шоке, — процедил Веслав, отталкивая Йехара в сторону. — Вот, пей. Зубы сожми крепче, а то внутри не удержишь.

Успокаивающее подействовало, но не на сто процентов: дрожь прекратилась, но выглядел спирит все еще так, будто его оглушили.

— А теперь скажи, что ты видел.

Но Эдмус только головой покачал и снова застучал зубами. Веслав встряхнул его пару раз, поймал взгляд и отпустил.

— Совсем плох. Ну, и что теперь — идем, что ли? Похоже, там не то что неладно, а совсем…

— Нарвемся ведь, — заметила Виола.

— Идти все равно нужно, — тихо ответил Йехар. — Наш долг…

При этом слове все скривились, дружно дали отмашку левой рукой и повернулись в сторону города.

И как только мы это сделали — Эдмус смог говорить.

— Оля… останься, — вдруг выдавил он. — Виола, ты тоже.

Йехар пожал плечами и сделал жест, что мол, раз говорит разведка — оставайтесь. Мы дружно взбунтовались.

— С какой это стати? Эдмус, там бой предстоит?

Спирит покачал головой и закрыл лицо руками. Веслав поглядывал на него с тревогой.

— Остался бы правда хоть кто-то, а то… Йехар?

— Сейчас ему лучше быть одному, — вслушиваясь, ответил тот. — Ладно, нет времени спорить, идемте все.

Мы добирались быстро и молча. Уже на полпути я начала жалеть, что мы бросили Эдмуса, но высказывать вслух это было небезопасно: иначе меня точно отправили назад. А у меня было чувство, что я должна оказаться в этом городе. Вот должна, и точка, и почему не знаю, может, это та самая хваленая интуиция просыпается?

Единственная фраза принадлежала Йехару.

— Нужны щиты.

Какие, он не уточнил: это и так было ясно. Виола сосредоточилась и принялась выделывать пассы руками. Вокруг нас зарябил воздух, создавая незримый нам морок.

Когда стало казаться, что идем мы целую вечность, я осмелилась сделать веселенький вывод:

— Кажись, заблудились.

И как будто разрушила двумя словами плотину молчания.

— В этих лесах хаос ногу сломит, — огрызнулся Веслав. — Но я-то тоже не на равнине жил. Идем правильно.

— Не знаю, как мы там идем… Йехар, ты чувствуешь что-нибудь живое?

Он молча покачал головой.

— А что чувствовать, вы по дохлым ламинакам идете, — отозвалась Виола. — И судя по глазам, у них всех был разрыв сердца.

Одного взгляда под ноги мне хватило понять, что это не совсем шутка.

— И ни звука вокруг, — заметил алхимик. — Молчит лес.

— К тому же на карту это озеро нанесено не было. Сбой, что ли?

А эта фраза принадлежала мне, и вызвана она была тем, что впереди, между деревьями наметился какой-то блеск, похожий на водный.

— Озеро? — Веслав внимательно глянул на меня. — А ты воду чувствуешь?

Приходилось признать, что — нет. Йехар вдруг охнул и бросился по дороге бегом.

Мы нагнали его только на самой опушке, которая образовала небольшое возвышение — скиталец по мирам стоял, опершись на меч, глядя вперед и вниз, на огромное тускло блестящее пространство, которое начиналось прямо под его ногами. Оно не было однородным, скорее напоминало шахматную доску. Часть занимала какая-то странная, неровная поверхность, похожая на мутное стекло или на грязный лед — она-то и приковала наш взгляд. В этом стекле были разбросаны возвышения-островки черного цвета. Травы не было, не было и цветов, и только если присмотреться — начинало казаться, что под слоем стекла проступает земля. Выглядело все настолько загадочно и непонятно, что я простояла пару минут, заворожено рассматривая этот пейзаж, и только потом повернулась к остальным.

— Что это такое?

Мне не ответили. Веслав, бледный до синевы, вдруг шатнулся вперед и, словно слепой побрел по похрустывающей стеклянной поверхности. Он шел к одной из черных кучек — пепла, поняла я вдруг, и осознала, что это такое даже раньше, чем Виола поднесла мертвой рукой к моему лицу карту.

Мы стояли на окраине города.

На окраине того, что когда-то было городом. Теперь же там, где стояли дома, остались кучи прогоревшего пепла. Блестели же дорожки, неведомым жаром превращенные в стекло — я вспомнила, как они выглядели в других городах: посыпанные песком, аккуратные — теперь они были расплавлены и растеклись, закрывая то, что осталось от домов.

Больше не было ничего. И только если приглядеться — можно было увидеть, что в эти дорожки вплавлены смутные, едва различимые силуэты… большие и маленькие…

Я попятилась, хватая ртом воздух. Издевательски стерильный воздух с лесными с-ароматами, я помню как сейчас — в нем не было запаха гари, запаха смерти. Он был таким же, как всегда, да и лес вокруг тоже был, ах нет, не был, он как-то странно шумел, то есть, Веслав говорил, что лес молчит, а шумело — это у меня в ушах, и эти почти утратившие свою форму силуэты вдруг как-то поплыли перед глазами…

Меня подхватила Виола. Прислонила к какому-то дереву, кора поцарапала мне руку, как будто напоминая из чистого злорадства: ты не сможешь проснуться, это не сон. Можешь сказать «пока» своим иллюзиям.

Я перевела глаза на смутно проступающее на фоне тусклого стеклянного блеска — он теперь бил по глазам, даже когда я на него не смотрела — лицо Виолы, и… все. Что было потом, я просто не помню. Утешало одно: то, что никто меня не пытался успокаивать, обозначало, что все примерно в таком же состоянии.

— Давайте уйдем! — взмолилась я, когда меня перестало выворачивать наизнанку от рыданий, да и просто так. — Йехар, пожалуйста… давай…

Лицо у Виолы было серым, в точности как у Эдмуса, но держалась она получше, чем я. По крайней мере — говорить могла связно.

— Мы останемся здесь, пока не поймем, что случилось с городом. Если не поймем — можем получить еще с десяток таких же. Но если тебе совсем плохо…

Я попыталась подняться с травы, и у меня это даже получилось. Теперь бы еще посмотреть на знак Арки на руке и вспомнить, зачем мы здесь и на что мы не имеем права…

А это вышло только отчасти.

— Воздух… — просипела я, как только почувствовала, что начинаю соображать. — Заметили, воздух… без гари. Это был магический удар.

— Само собой, — отозвалась Виола. — Может, конечно, лазером каким шарахнули, но лазер остаточного магического фона не оставляет.

За развязностью тона она явно прятала горечь в горле — такую же, как у меня.

— А ты фон можешь прочитать?

— Я? Не-ет, а вот Йехар сможет. Тут ведь еще важно заклинание определить, — она помолчала, помассировала горло и еле слышно добавила: — Я с таким не встречалась раньше. Кто мог… ты же ученица, есть у темных такие мощные заклинания огня?

Память меня подводила, так что рыться в ней пришлось долго и по возможности — отворачиваясь от руин города, если это можно было назвать руинами.

— Есть «геенна», но только такие силы нужны… и выглядит это иначе — остается обожженная земля, с трещинами, черная, высохшая, навсегда… а это…

— «Содом и Гоморра», — хрипло произнес кто-то за нашими спинами.

Я не сразу узнала голос Веслава, да и самого Веслава, когда повернулась, не сразу узнала — так было искажено его лицо. Он стоял на краю того, что раньше было городом — колени в сероватой пыли, видно, упал в пепел, взгляд не отрывается от Йехара.

— Так, светлый? Заклинание карающего пламени, пожирающее город, если в нем хоть кто-то творит грехи! Не оставляющее никого и ничего, заклинание, известное только профессорам высшей магии… высшей светлой магии! В глаза! Смотри мне в глаза! Ты снял остаточный фон, кто? Кто это сделал?

Он был страшен в эту минуту, несмотря на высокий, по-мальчишески срывающийся голос, несмотря на нелепое одеяние и перепачканные колени. Но Йехар, когда поднял на него глаза, был гораздо страшнее. Глаза. Только глаза на неестественно, страшно белом лице. И чужой, полный муки шепот: