— Может, у родственников заночевал?
— Никаких, кроме вас, нет у нас родственников.
Хотя Ибрахан был польщен тем, что жена Факая считает его родным человеком, но от этого беда, постигшая Факая, не стала более понятной.
Женщина передохнула, а затем снова громко запричитала:
— Нет у нас родственников… Мы одни, как два голубка… Сердце у него знаете какое, наверное, свалился где-нибудь…
— Почему вы решили, что с ним случилось что-то плохое?.. А может, он задержался у какого приятеля или, извините на слове, у приятельницы…
— Астагафирулла![15] Хорошего же вы мнения о моем муже… Он не имеет такой привычки. Дом для него святое место. Он знает только свой дом…
Ибрахан вызвал Ярмухамета:
— Факай пропал… Сообщи в милицию, пошли людей искать и сам возьми кого-нибудь с собой и обыщи весь город. Докладывать каждый час!
Ибрахан никак не ожидал, что первый после болезни рабочий день начнется именно с такого неприятного происшествия. Ничем другим заняться он уже не мог. Жена Факая, делая краткие паузы, не переставала голосить. И чем дальше, тем все громче. Выставить ее из кабинета неудобно и бессердечно. Неизвестно, как долго продолжался бы этот незапланированный сольный концерт-плач жены по пропавшему без вести супругу, если бы в кабинет не ворвалась с криком и плачем еще одна женщина. То была знакомая нам Гиззельбанат. Ее трудно было узнать: над правым глазом красовался огромный синяк, вся она была в неистовстве и, схватив Ибрахана за лацкан пиджака, закричала:
— Вы мне скажите, разве есть такой закон, чтобы обижать одиноких беззащитных женщин?
— Вы не по адресу… Вам в милицию! — Ибрахан попытался угомонить разбушевавшуюся Гиззельбанат. Но куда там!
Тут началось нечто невообразимое.
Ибрахан стал невольным слушателем еще и громкоголосого дуэта: одна женщина старалась изо всех сил перекричать другую. Голосовые связки Гиззельбанат оказались крепче, более отработанными и звучали на всех регистрах, заглушая примитивные причитания жены Факая.
— Я женщина одинокая, безмужняя, так что же, теперь мне и побои терпеть? Избил бы свой муж, я бы стерпела… А то чужой, идет как бы к себе домой, заворачивает к тебе, ты ждешь ласки, а он тебя по лицу…
— Покороче! — не выдержал столь длинного монолога Ибрахан. — Кто бьет? И при чем тут комбинат?
— Очень даже при чем… Мало натерпелась я от вашего Родиса, так еще одного послала судьба…
— Говорите толком, кто вас избил?
— Неужели до сих пор непонятно? Я же говорю — ваш любезный Факай!
— На него не похоже… — искренне удивился Ибрахан.
— Когда мужик напивается, все бывает похоже… Напился, как свинья… Ударил кулаком в глаз… Выбил стекло и через окно выскочил на улицу…
Если бы Гиззельбанат знала, кто сидел в кабинете, она бы поскупилась на детали ночного визита к ней Факая. Обманутая супруга мигом вспыхнула огнем от дикой ревности, презрения и ненависти. Она вцепилась в бесчестную соблазнительницу и совратительницу ее девственно чистого мужа.
— A-а?! Так это у тебя ночевал мой муженек?! Так это ты завлекла его в свои грязные сети?!
Гиззельбанат догадалась, с кем имеет дело.
— Не я, а твой красавец пытался меня завлечь и опозорить… — Гиззельбанат не осталась в долгу и яростно вцепилась в распущенные волосы Факаихи.
Ибрахан не успел разнять дерущихся женщин.
— A-а! Такая ты сякая…
— А, я тебя…
— Что ты меня?! Что ты меня?! Вот сейчас я тебя!..
Ибрахан заткнул уши:
— Остановитесь! Прекратите безобразие! Не то обеих — в милицию!
Женщины еле угомонились, чуть остыли. Этим воспользовался Ибрахан и удалил их из кабинета:
— Ждите на улице, пока найдется ваш Факай…
Женщины уселись на ступеньках крыльца, продолжая, однако, честить друг друга крепкими словечками, не поддающимися воспроизведению в печати.
Тем временем Ярмухамет обнаружил Факая и привел его в комбинат.
Увидев на крыльце женщин, Факай взмолился и упросил Ярмухамета провести его к Ибрахану через черный ход.
Факай являл собой жалкий вид: одутловатый, он еще больше распух, под глазами набрякли мешки. От него за несколько шагов разило самогонкой. Ибрахан отвернулся.
— Где нашел красавца? — спросил он Ярмухамета.
— У реки…
— Что делал там?
— Думал, — ответил, запинаясь, Факай.
— Почему не вышел на работу к девяти часам?
— Говорю же, думал… Думал утопиться, да вода холодная…
— И не стыдно тебе, Факайетдин Фасхутдинович? Дома не ночевал… Всю ночь и бочке с водкой, что ли, просидел?
— Если бы с водкой… А то самогоном, чертовка, напоила…
— Как ты попал к ней?
— Я по делу к ней пришел… По важному делу…
— По какому такому важному делу? И какие у тебя могут быть с ней дела?
— Все, как на духу, доложу, дайте только в себя прийти…
Ярмухамет увел Факая во двор и привел его в чувство, выплеснув в него ведро студеной воды.
— Я пойду на пост, а вы тут с ним разбирайтесь! — и передал Факая Ибрахану.
— Ну, теперь ты способен ворочать языком?
— Да, вроде бы полегчало…
— Тогда выкладывай, что натворил, ничего не утаивая.
Факай ничего не утаил. Его рассказ походил на исповедь человека, которого на каждом шагу подстерегают и преследуют неудачи. Он всей душой стремится сделать что-то хорошее, а в конце концов получается наперекосяк.
Как помнит читатель, Факай после ряда конфликтных ситуаций в пошивочном ателье очутился на скромной должности заведующего складом промкомбината. На этой должности особенно не разгуляешься, не разживешься, большой инициативы не проявишь. Нет ничего мудреного принимать готовую продукцию, оприходовать ее и выдавать по нарядам. Факай быстро освоился с новыми обязанностями. Ночью разбудите — отрапортует, сколько чего у него в наличности, все до малюсенькой щепочки.
И вот приходит на склад правая рука директора — Булат, будто просит совета.
— Как быть, Факайетдин Фасхутдинович, посоветуйте, — и все так ласково, обходительно, что ни слово — точно медовую конфетку в рот вкладывает. — У вас и опыт в жизненных вопросах, и такт…
Лестные слова приятно щекочут самолюбие Факая. А Булат продолжает:
— Как нам быть с нужными людьми… Понимаете, с нужными?..
— Понимаю, — говорит Факай, хотя пока что еще ничего не понимает.
— Без них и шагу не ступишь. В горплане, в банке, в финотделе, в снабе… Предположим, по плану нам что-то положено. По плану, повторяю, на бумаге, а в натуре того, что положено, нет, а без него полный зарез. Как бы вы поступили?
Факай горько усмехнулся. Еще не так давно этот же Булат устраивал ему разнос за то, что он, Факай, будучи директором пошивочного ателье, обслуживал якобы только нужных людей. А теперь сам приходит к нему, к Факаю, за советом. Ирония судьбы!
Взяток нужные люди не берут, да и предлагать им как-то неловко… Как же быть? Булат стал голову ломать, искать выхода… Пришел к нужному человеку, от которого многое зависело, и сказал: «Выручайте, пожалуйста, в долгу не останемся». А тот: «Все так говорят, а как доходит до дела, так никакого дела, одни пустые слова». — «Нет, — сказал на то Булат, — на нас можно положиться. Можем предложить вам мебельный гарнитур экстра-класса». Нужный человек в ответ: «Это добро я где угодно могу купить». — «Нет, — возразил Булат, — ошибаетесь: то, что есть у нас, в магазины не поступает, ни за какие деньги не купите, да еще по сниженной цене. За товар первого сорта уплатите, как за второй. В порядке пересортицы!» Тут нужный человек клюнул: «Раз такое дело, тогда по рукам. Так и быть: занаряжу вам вне всякого плана то, что вам необходимо».
Рассказал все это Булат Факаю, и тот одобрил линию поведения Булата.
— Вам и советовать нечего… Вы на правильном пути. А как на это посмотрит дирекция?
— С Ибраханом Сираевичем согласовано.
— В таком случае, о чем разговор?!
Дальше — больше. На склад поступила мебель «экстра-класса». Факай отставил ее в сторону, пометил крестиками, будто бракованная, чтоб не перепутать с другой мебелью. А на второсортной налепил наклейки «первый сорт». В результате получится «баш на баш». То, что недоплатит нужный человек возместит рядовой покупатель. Он, рассуждал Факай, не обеднеет, если переплатит за пересортицу.
