— Нет…нет… Пожалуйста, не надо!

Дедушка, однако ж, оставался непоколебим. Оглядев прекрасные покои, словно бы удостоверившись, что всё в порядке, мужчина ответил внуку:

— Надо! Пусть отвечает за свои поступки, хватит мальчика из себя строить, маленького, робкого и нерешительного!

— Я не пойду против отца! Хоть и не он меня вырастил, всё же я не могу с ним так поступить… Это нехорошо… И, если бы он не был моим отцом, я бы тоже не смог. Я знаю, что такое рабство, тюрьма не лучше…

— Адриаша, солнышко, тебе сколько лет? Тебе нет и девятнадцати. Не то что двадцати одного. Ты — несовершеннолетний, и никто тебя спрашивать не будет! — почти торжественно объявил сэр Гарольд. — Хочешь ты этого, или нет, но я подам на него в суд. Пусть отвечает по заслугам. А ты, хоть и выглядишь, как молодой мужчина, по юридическому закону ещё ребёнок. Тебе всего восемнадцать лет. А теперь вдумайся, кем будет тот человек, который истязал не взрослого мужика-бугая, привыкшего к боям и боли солдата какого-нибудь, а восемнадцатилетнего мальчика?

— Но я простил его…

— Это Господу скажешь, я не Господь. «Я простил, — скажешь, — И Ты прости… Не ведает, что творит». И я знаю своего сыночка, так что не спорь со мной. Он трус! Видишь, я уже начал, как простолюдин разъясняться даже!

— Тогда кем буду я, оставшись с человеком, который хочет отправить моего отца за решётку?!

— Внуком этого человека, — невозмутимо ответил дедушка.

— Я не останусь. Я убегу!

— Это что ещё такое? Ты когда капризничать научился?

Тот не нашёлся что ответить.

— Адриаша, — мягко и ласково сказал сэр Гарольд, — Джеральд должен ответить. Это нельзя оставлять безнаказанным. Ты думаешь, я не спасу от него мальчика, которого когда-то хотел усыновить?

— Это похоже на месть…. Не надо мстить… Месть ни к чему не приводит. Только к разрушению самого себя. Поверьте, я не хочу для вас этого.

На сей раз не нашёлся что ответить дедушка.

— К тому же он ваш сын… — продолжил Адриан, но Гарольд прервал юношу, сказав:

— А ты его сын, но он тебя не пожалел…

— Это бесчеловечно…

— Бесчеловечно — это то, что он с тобой сделал! И Джеральд ответит за всё, за то, что тебя бросил, когда ты был маленьким, за свою трусость бежать во Францию, за каждую твою слезу, за каждый твой крик по ночам, за каждый страшный сон, за каждый удар плетью, за каждую пощёчину, за каждое унижение, за каждую грубость и за поцелуй того мерзавца — тоже!

Адриан отпрянул назад от неожиданности и в ужасе спросил, откуда он про это знает. И дедушка честно признался, что знает обо всех тех унижениях, которым подвергли его в тот вечер эти два подонка из проклятого дома на окраине ранчо… Дед обо всем знал… Даже о том случае, когда Джеральд привёл сына к ним в первый раз и посадил на цепь…

Из глаз внука потекли слезы.

— Зачем вы мучите меня, зачем заставляете снова вспоминать об этом, ведь я почти сумел забыть?

Глаза Гарольда подёрнулись слезами. Губы задрожали. Некоторое время он не знал, что ответить, не в силах подобрать слова.

— Прости меня… Я не хотел причинить тебе боль… Но нельзя бегать от действительности.

Он обнял Адриана, бережно и ласково прижав к себе. И тот прошептал, что простил отца. Дедушка возразил, сказав, что, а он не простит… Пусть отвечает по заслугам… Пока ещё чего-нибудь не натворил! Внук попытался оправдать отца:

— Но ведь это они…эти люди из дома… так сделали…

Гарольд выпустил его из объятий, положил руки ему на плечи, посмотрел в глаза и сказал, что, к сожалению, всё было сделано по приказу Джеральда. Они, грубо говоря, выполняли свою работу, за которую получали деньги. Его Светлость горько, сам не зная у кого, спросил, почему сын так сделал, ведь с ним так не поступали. Мужчине было так обидно, так горько, что он даже осмелился предположить, что, видимо, следовало быть пожёстче с Джерри, чтобы тому было неповадно. Но отдать приказ так издеваться над родным ребёнком, это надо быть не то, что последней скотиной, а сущим дьяволом.

— И не проси меня, Адриаша, я не отпущу тебя к нему… Никогда… Я с тобой и буду тебя защищать… — закончил дедушка.

Бедный бывший невольник сказал, что я не держит на отца зла. Зачем подавать на него в суд? Наверное, он всё ещё надеялся, что можно изменить это решение… Но Гарольд оставался неумолим. Он прямо, нестрого, но твёрдо заявил, что это уже решено, что он уже давно подал в суд и заявление отзывать не станет. Услышав такое, юноша был готов вконец расплакаться, как ребёнок. Низко опустил голову, тупо глядя в узорчатый ковёр, он твердил, что не хочет предавать отца, что должен быть с ним.

— Ты его не предаёшь… Адриаша, пойми ты, наконец, я не спрашиваю твоего согласия. Останешься со мной, и всё! На этом точка! Повзрослеешь — поймёшь.

Адриан предпринял попытку образумить новоявленного дедушку, призвав вспомнить о леди Констанции, о сэре Филиппе и о леди Фелиции. Они же волнуются… А как же Эйлин и Геральдина? Что с ними со всеми будет, когда узнают об исчезновении близкого человека? Но и на сей раз Гарольд оставался непоколебим, заявив, что те, если по-настоящему его любят, то поймут и, наоборот, обрадуется, что юноша далеко от этой скотины. Его Светлость уже начинал уставать от этой беседы, но понимал, что без неё никак. Внук начал, — подумать только! — учить его истинам, говорить, что эта «скотина», как он изволил выразиться, всё же его отец. Юноша даже попытался выгородить папашу, напомнив, что тот всё-таки решился признаться, но благородный родственник только засмеялся, сказав, что, если бы не жена, Джерри решался бы до глубокой старости.

И Гарольд рассказал, что, живя там в Европе, получал новости о своей семье через разные источники. Как-то ухитрялся узнавать. И он всё ждал, каждый божий день ждал новость, что сын забрал своего ребёнка, что у него хватило духу. Но шли годы, но таких новостей не приходило. Мало того — все весточки говорили, что Джерри редко бывает дома, а это значит, что почти не видит сына. Каково было Гарольду сознавать, что вырастил такую тряпку и труса? Но потом, несколько лет спустя, он узнал странные вещи о том, что Джеральд жестоко обращается с Адрианом…

— И тогда понял: пора возвращаться домой. В Европе у меня есть своё дело, я очень разбогател за эти годы, мне не составило труда инкогнито вернуться домой. Узнав, что вы собираетесь уезжать с ранчо, я почему-то сразу понял, что сюда. Раньше мы семьёй, когда сам Джерри был ребёнком, ездили в этот дом. Я купил замок и стал выжидать, — закончил он свой рассказ.

— Вы зовёте его Джерри, — грустно улыбнулся Адриан. — Неужели вам его не жалко? Он пропадёт в тюрьме…

Гарольд задумчиво посмотрел на внука и всё же признался, что, конечно, ему жаль его отца, и трудно было на такое решиться. Но пусть поплатится сейчас за эти свои злодеяния, пока не натворил новых! К тому же Адриана ещё жальче. Но теперь юноша не один, и ему больше ничего не грозит. Долгих четырнадцать лет ждал Его Светлость этого дня, когда сможет сказать: «Я твой дедушка» и больше никуда не отпускать внука. Все эти долгие годы Гарольд безумно скучал по родным и близким людям и мечтал о встрече. «Я искренен с тобой, я не лгу. Я не из тех дедов-эгоистов, которые на старости лет вспоминают о своих внуках. Я не такой. Я помнил о тебе и о Филе, но у Фила всё хорошо» — сказал Адриану дедушка. И неужели юноша думает, что после этих долгих, мучительных ожиданий он так просто отпустит его? Думает, это так легко и хорошо: жить вдали от дома, от своих детей, друзей, которые уверены, что ты мёртв, и страдают от этого?

Там, в Европе, Гарольд был никем, человеком без прошлого, без будущего, без имени, без всего. Нет, имя у него имелось, и паспорт, и документы, но мужчина перестал быть самим собой, став тёзкой себя самого. Спросите: «Как такое возможно?». Многое открывается, когда ты богат. Его Светлости пришлось тяжело. Заново зарабатывать деньги, ведь те, что имелись, тоже когда-то кончаются. Без близких, без друзей. Совершенно один. Его никто не ждал дома, его предала любимая женщина, а потом через год несчастный потерял её навсегда — она умерла…