Караул был многочисленнее напавших на него солдат и легко мог с ними справиться; наносить же вред своим товарищам эти люди не хотели, а только сдерживали пьяную толпу, пока ей не надоест бороться и они волею-неволею отступятся от своего намерения.

К тому же не весь пост принимал участие в свалке. Пять или шесть человек бросились на встречу к экипажу, о котором мы упоминали выше. По фонарям они сразу смекнули, что это не простая телега, каких проехало с десяток, с тех пор как они караулили городские ворота, и вид богатой кареты сильно возбудил жадность грабителей; их подстрекала надежда воспользоваться доброю поживою, пока товарищи и начальники заняты другим делом.

— Стой! — закричал Ломи-Железо кучеру, который уже с беспокойством смотрел на странную схватку каких-то оборванцев в ста шагах перед лошадьми.

Оробевший бедняга не успел опомниться, как получил по голове сильный удар эфесом сабли и полетел с козел. Карета разом остановилась. Бесстрашный скорее выломил, чем отворил дверцу, а Пыл просунул в неё растопыренную пятерню наудачу, так как в карете было темно. Он схватил в потёмках холодную руку, сильно дёрнул её и на мостовую упал на колени худощавый старик, белые волосы которого покрыли лицо.

— Негодяи! — закричал молодой и звучный голос изнутри кареты.

И не касаясь подножки, женщина выпрыгнула на землю и с изумительною силою оттолкнула разбойника, который схватил старика за горло.

— Чёрт побери! Какая красотка! — вскричал подошедший Ломи-Железо, который только что обрезал постромки.

— Какая сильная у неё рука! — проворчат Пыл, потирая себе живот.

— Женщина! Женщина! — повторял Бесстрашный с выражением отвратительной похоти, стоя, как прикованный на месте, со сверкающими глазами.

Молодая девушка в один миг успела поднять своего престарелого спутника.

— Вы не ранены, Норбер, мой добрый отец?

Старик, ещё оглушённый падением, не отвечал. Его безжизненный, мутный взор блуждал по лицам обступивших их разбойников, свет одного из фонарей падал прямо на Валентину и ярко освещал её прекрасное и гордое лицо, окружённое волнистым золотым сиянием; луч света ласкал грациозные очертания её белой шеи, прелестных плеч и бюста, достойных прекраснейших древних статуй.

Солдаты в полном смысле слова пожирали глазами эту великолепную добычу.

— Чего вы от нас хотите? — бросила она им с надменным видом. — Вы не воры: те открыто не нападают среди городов, и солдатами быть не можете: они не нападают на стариков и на беззащитных женщин.

Негодяи не отвечали, но подсмеиваясь, подошли к ней ещё ближе.

— Что вам надо? — повторила Валентина, на этот раз уже с безотчётным страхом и прижимаясь к Норберу, который стоял, прислонившись к карете.

— Мы хотим потолковать с тобою, только с тобою, красоточка! — сказал Бесстрашный и, бросившись к молодой девушке, обвил её своими могучими руками.

Валентина пронзительно вскрикнула и крик её, по-видимому, заставил Норбера понять, что происходит вокруг него, потому что он вдруг выпрямился во весь рост.

— Как осмеливаетесь вы прибегать к насилию над дочерью мучеников?! — вскричал он громким голосом и хотел броситься на одного из разбойников.

Пыл удержал его за руку, но старик быстро выхватил пистолет, заткнутый за пояс солдата, и выстрелил в него в упор. В ту же минуту Бесстрашный упал, как поражённый громом, к ногам Валентины.

Перегнув свой гибкий стань через сильную руку, которая её держала, Валентина быстро выхватила из корсажа небольшой кинжал и до самой рукоятки воткнула его между плеч злодея. Товарищи убитых простояли с минуту в оцепенении. Этой минуты было достаточно, чтобы привлечь новых действующих лиц к тому месту, где разыгралась эта драма, скорее, чем мы могли её описать.

Пьяные поклонники нивелльских канонисс, утомлённые бесполезною борьбою, отказались наконец от своей сладострастной цели. Они вырвались из рук, впрочем, очень снисходительных защитников канонисс, и возвратились бегом к возложенному на них побору, чтобы скрыть по мере возможности своё дерзкое покушение от щедрого полковника.

Тогда раздался выстрел Норбера. Майор и поручик бросились в ту сторону. За ними побежал и весь караул.

— Правосудия! — закричал им Ломи-Железо, опомнившийся от первого оцепенения.

— Что там такое?

— Что случилось?

На эти одновременные вопросы двух офицеров, остановившихся в изумлении перед трупами солдат, друг сражённого Бесстрашного ответил с бешенством:

— Они умерщвлены этими душегубами, исполняя ваши приказания! Разве не велели вы нам осматривать каждую карету, которая въезжает в город?

— Они были красою нашей банды.

— За них надо отмстить!

— Изжарить старого скелета с его Юдифью!

Восклицания эти сыпались со всех сторон и были одобряемы громкими криками толпы; между тем как оба начальника рассматривали тех, к кому относились угрозы.

Норбер и Валентина стояли опять друг возле друга, прислонившись к карете, но ни тот, ни другая не сохраняла более и следов отважного воодушевления. Склонив голову на грудь старик устремлял безжизненный взор к земле и повторял однообразным голосом:

— Месть безбожна! Возмездие — святотатство!

Молодая девушка дрожала всем телом и не сводила глаз с кровавого пятна на кисти её правой руки, белой, как алебастр.

Взоры двух офицеров, остановившись на Валентине, выразили восторженное удивление.

— Какое великолепное создание! — невольно вырвалось у того, который был старше чином и который слегка покачивался на ногах.

Молодой поручик не сказал ничего, но приблизился к Валентине настолько, чтобы в случае нужды стать между нею и солдатами, бешенство которых возрастало с каждой минутой.

— Если эти люди убили ваших товарищей, — сказал майор с пылающим лицом, — то возьмите и отведите их к полковнику, который решит их участь. Снесите мужчину, если он не хочет идти, а женщину посадите в карету... или пожалуй, я возьмусь стеречь её.

— Это не ваше место, Анри, — хладнокровно возразил поручик. — По чину и почёт. Станьте в главе отряда, а я буду наблюдать за пленницей.

— Да, конечно, — ответил тот насмешливым тоном, в котором проглядывал уже зародыш соперничества, — тебе хотелось бы оправдать пословицу: несчастлив в игре, так счастлив в любви.

— Нечего молоть вздор! — заревел Ломи-Железо. — В огонь старую змею! А змейку в наше распоряжение! Мы требуем полной справедливости по нашим правилам и обычаям. Я сошлюсь в том на знаменитого нашего сержанта Обирало.

Шпага майора сверкнула зловещим блеском, вырванная из ножен, но сержант остановил удар, готовый поразить дерзкого оратора. Если бы офицеры не забыли своих пистолетов в домике привратника при внезапном появлении пьяных солдат, друг Бесстрашного, вероятно, отправился бы в ад вслед за своим Пиладом.

— Прошу извинения, командир, — начал Обирало, упоенный эпитетом знаменитости, которым его вдруг наградили, — этот страшный каналья, мой достойный подчинённый, совершенно прав. Будь вместо Бесстрашного и Пыла, которые лежат теперь, как зарезанные телята, трупы этих путешественников, убитых ими, вы за неимением верёвки скорее перевешали бы их на портупеях, чем отложили на минуту их неизбежную казнь. Права должны быть равны!.. Впрочем, и тут выгода на нашей стороне, потому что мы поклонники прекрасного пола и великодушно прощаем проступки женщин. Мои любезные товарищи только поджарят старого петуха. Пугливую же курочку они сделают ручною и оставят у себя маркитанткою. Не так ли, отчаянные мошенники, а, рыцари вы мои?

— Да, да, — в один голос заревела толпа. Крепкое пиво, выпитое в огромном количестве, привело в брожение все низменные страсти этих порочных душ.

— Сержант решил дело, как Соломон! — вскричал Магистр, обыкновенная осторожность которого была потоплена в хмельном напитке.

Майор и поручик не дослушали заключения дерзкой речи сержанта. Их внимание поглощено было Валентиной. Но преодолев наконец ужас от совершенного ею убийства, молодая девушка слышала всё, что говорили гнусные люди, её окружавшие.