Зачем было хозяйке, вдове зрелых лет, но не лишённой ещё привлекательности, сообщать ему такие подробности с добавочным пояснением, что сама она спит на антресоли? Пленительный Поликсен сказал ей нежно, на всякий случай, что он проведёт ночь в гостинице «Лебедь и Крест». Он собирался ловко расспросить её насчёт незнакомца, когда верхние ступени лестницы слегка затрещали; по ним спускался молодой кавалер в зелёном колете. Дойдя до низу, он махнул рукой хозяйке. Та встала, подошла к нему и оба поднялись наверх.

Для Рюскадора было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться в тождестве головы нового пришельца с тою, которая за полчаса назад находилась под капюшоном капуцина.

— Ого! — проворчал он себе под нос, — Адонис был переодет, как я и полагал, чтобы с домом Грело посетить Камиллу де Трем! Потом он заходил к Красному Раку. Подозрительно, очень подозрительно, чрезвычайно подозрительно! Но пусть я буду скотом, если не выведу на свет божий всю истину, не жалея в случае нужды и розовой крови этого красавчика.

Хозяйка вернулась и на ловкие вопросы пленительного Поликсена ответила, что с нею сейчас рассчитались два путешественника, которые прожили в гостинице около двух недель.

— Один из них — старик, совсем выживший из ума, а другой — молодой и намерен вступить в монашеский орден, одежду которого понемногу приучает себя носить. Они собираются уехать с минуты на минуту, — заключила чувствительная вдова. — Однако меня очень удивляет этот неожиданный отъезд. Сегодня утром они, по-видимому, о нем и не помышляли.

— Куда они едут? — спросил Бозон.

— Этого я никак не могла узнать. Молодой весь такой гордый-прегордый, несмотря на свою миловидную наружность; а старый несёт вздор. Ни с тем, ни с другим нельзя разговориться.

«Уж я узнаю», — подумал настойчивый Рюскадор.

Он снял клобучок с кречета под предлогом накормить его. Тем он дал себе возможность уклониться от предложения хозяйки пойти с нею выбрать комнату для ночлега, иначе ему трудно было бы отвертеться, так как уже смеркалось.

Чтобы продлить процесс кормления, он насильно всовывал пищу в горло сердитой птицы, которая выказывала своё пресыщение пронзительными криками и сильными ударами клюва. Рюскадор сосал себе палец, пострадавший от неблагодарного питомца, когда послышался громкий стук экипажа, въехавшего на двор гостиницы.

— Это, вероятно, карета господ Лагравер! — воскликнула хозяйка.

Она направилась к двери и на пороге очутилась лицом к лицу с высоким мужчиной вида воинственного, невзирая на то, что он был одет как простой слуга.

Поликсен едва взглянул на вошедшего, как бросился под стол что-то искать, хотя ничего не ронял. Он узнал в мнимом слуге капитана стражи кардинала де Ришелье. В свою очередь капитан Гито мог бы узнать сокольничьего, так как он присутствовал при экзекуции, за которую злопамятный провансалец поклялся отомстить рано или поздно. По счастью для инкогнито Рюскадора, капитан не переступил даже через порог общей залы. Он приказал хозяйке гостиницы позвать тех, за кем он приехал, а сам вернулся к карете, фонари которой освещали тусклым светом тёмный двор.

Хозяйка позвала трактирного слугу и служанку и вместе с ними пошла наверх. Поликсен остался один в комнате, час был поздний и все посетители понемногу успели разойтись. Решение вскоре было принято: провансалец подбежал к большому окну, отворил его и без дальних околичностей выскочил на пустынную улицу.

— Ну а ты, почтеннейший, — обратился Бозон к кречету, который с испуганным видом следил за его телодвижениями, — оплатишь счёт и не станешь больше мне надоедать? Ты менее ценен для герцога Орлеанского, чем сведения, которые я ему доставлю.

Он притаился в углублении калитки, находившейся прямо против гостиницы. Оттуда он сквозь отворенные ворота мог ясно различить благодаря её освещению дорожную карету, которая стояла на дворе гостиницы. Сперва в неё положили дорожную кладь. Потом явился дряхлый старик с длинными белыми волосами, закутанный в нечто тёмное; его держали под руки молодой человек в зелёном колете и хозяйка, вместе с Гито они помогли ему сесть в карету. Тогда капитан стал говорить на ухо молодому человеку; он отдал ему пакет и довольно большой мешочек. Тот слегка наклонил голову и вскочил в карету. Гито захлопнул дверцы. Карета с грохотом покатилась по мостовой, увлекаемая тройкою добрых лошадей. С ловкостью уличного мальчишки провансалец в одно мгновение вскочил на запятки, проезжавшего мимо экипажа. Он заметил, что карета уезжала без лакея и что свет фонарей, падая по сторонам, оставлял в совершенной темноте заднюю часть кузова. Итак, капитан стражи кардинала не мог заметить непрошеного спутника, когда он поспешно вышел из гостиницы, чтобы бросить последний взгляд на удалявшийся экипаж.

«Чёрт возьми! — думал в это время Бозон Рыжий. — Я, по крайней мере, узнаю, в какую сторону направляется этот дьяволёнок, если не найду удобного перекрёстка, где бы мог остановить его проклятую колымагу. Их только трое, а все трое не стоят одного. К тому же я избавился от моей несносной птицы».

Не успел он, однако, дойти до этого заключения, как услышал странный шорох. Какое-то пернатое существо спустилось к нему на плечо и так сильно впустило в него когти, что провансалец чуть не вскрикнул от боли.

Не видя более своего хозяина в комнате, отлично выученный кречет вылетел из окна и пустился за ним в погоню.

«Тьфу ты пропасть! — думал взбешённый Поликсен. — Кто бы объяснил, отчего я не могу свернуть шею этому несносному смышлёнышу!»

Глава XII

ПОГОНЯ

арета, в которой сидели Валентина и Норбер и за которой Рюскадор добровольно выставлял себя лакеем, проехала вдоль северо-восточной части городского вала с внутренней его стороны и выехала из города через ворота Конферанс.

Караульные у подъёмного моста поспешно опустили его, как только кучер, нагнувшись с козел, показал им какой-то пергамент. Рюскадор услышал, что эти люди перешёптывались между собою:

— Пропуск его высокопреосвященства.

Слова эти заставили его ещё с большим упорством ухватиться за ремни, и он стоял за каретой с такою отважною самонадеянностью, что караульные приняли его за слугу путешественников. Но его крылатый мучитель вызвал насмешку у начальника стражи и тем чуть было не выдал провансальца.

— Эй ты, лакей, — крикнул стражник, — чего это ты себе сову на плечи посадил, не для того ли, чтобы она тебе попеременно ушки грела в эту холодную ночь!

По счастью для Поликсена, стук колёс и топот лошадей помешали кучеру услышать остроту. Бозон отделался на этот раз лёгким испугом, а его неразлучный товарищ новым щелчком, на который ответил сильным ударом клюва.

— Ах ты господи! — жалобно прошептал сокольничий, потирая себе щёку и ус. — Угораздило же меня купить эту скотину!

Однако он тотчас перешёл к мыслям менее личным и более серьёзным. Соразмерив все обстоятельства, он заключил, что послушник, превратившийся в молодого кавалера, должен иметь от кардинала поручение противодействовать заговору Месье.

«Доказательства тому, — думал провансалец, — посещение Камиллы де Трем для того, чтобы всё у неё выведать, затем это обличительное пребывание в кардинальском дворце и, наконец, сей стремительный отъезд в Бельгию».

Более часа карета катилась вдоль тёмной дороги. Било полночь на колокольне Гонесса, до которого оставалось ещё с полмили. Местность была пустынна. Взобравшись на довольно крутую гору, лошади двигались почти шагом.

Но подъём закончился и внезапно всё переменилось. Лошади вдруг встрепенулись, встали на дыбы и подались назад. Задремавший было Бозон выронил шпагу. Карета опять рванулась вперёд и со страшным грохотом вильнула куда-то в бок. Провансалец так и повалился с запяток. Кони ржали и метались. Что их напугало? Бозон подхватил клинок, и в ту же самую минуту сильный удар совершенно ослепил его, мириады искр посыпались из глаз. От жгучей боли Рюскадор выпустил из руки шпагу и прижал кулаки к глазам в полной уверенности, что навек лишился зрения. Пока он таким образом топтался на одном месте, кучер, заметив какого-то человека на дороге и сообразив, чего можно ожидать от подобной встречи в такое время и в таком месте, погнал лошадей, которые поскакали во весь опор. Когда же Бозон мог наконец раскрыть глаза, фонари кареты виднелись уже вдали и глухой стук колёс удалялся всё дальше и дальше.