— Эй, Ахмад! Возьми с собой два десятка, узнай, что там за шум!

У Орлика дрожь волной пробежала по шелковистой коже. Хоробрит придержал его и осторожно спустился к повороту. Открылся ярко освещённый стан. Там толпились воины, всматриваясь в чернеющую гору. Ещё одна толпа бежала в том направлении. Несколько часовых виднелись на дороге шагах в пятидесяти ниже. Их внимание тоже было отвлечено. Хоробрит перекрестился тяжёлой рукой и пустил жеребца во весь мах. Копыта дробно простучали по камням. В одно мгновение Орлик покрыл расстояние, отделявшее ездока от часовых. Те оторопело обернулись, схватились за луки. Но было поздно. Могучий жеребец налетел бурей, сшиб одного караульного грудью. Второго настигла сабля Хоробрита. Безголовое туловище покатилось вниз. Голова осталась лежать на дороге с вытаращенными от удивления глазами.

Татары, оставшиеся в становище, кинулись к лукам. Хоробрит настиг их. Два раза успел подняться и опуститься дамасский клинок, два трупа остались на земле. Орлик вырвался в степь и, храпя в избытке сил, понёс седока туда, где горела предрассветная заря. Степь была гладкой, как будто её нарочно выровняли перед состязаниями. Лишь сухие травы шуршали под копытами жеребца. Ночной тёплый ветер бил в лицо. Какая-то птица испуганно вскрикнула и метнулась прочь серой тенью. За спиной Хоробрита слышались яростные вопли. Несколько стрел пропели в воздухе. Татары знали высочайшие достоинства царского скакуна и проклинали его. Орлик уносил проведчика подобно вихрю. Хоробрит недаром расспрашивал Сослана о дороге на Дербент. Если держаться подальше от чернеющего справа хребта, то степь на всём протяжении до города безопасна для лошади, скачущей во весь опор. Только б нога лошади не попала в звериную нору.

Но этого не случилось. Высшие силы хранили седока и жеребца. И погоня отстала. Взошло солнце, осветило узкую полоску степи между горным хребтом и морем. Оно было опалового цвета, тут и там на нём мелькали белые барашки, а к берегу безостановочно катились крутые волны, с шумом и брызгами ударяясь в прибрежные скалы. В степи царствовали тишина и ветер. Стайки безмолвных пичуг носились над травами. Орлик уносил Хоробрита к Дербенту по древней дороге, утоптанной до звонкости, хранящей под пылью веков следы воинов Александра Македонского, Помпея Великого, Августа Божественного, Аттилы Потрясателя, Чингисхана, Тимура и ещё сотен полководцев помельче, оставшихся в безвестности. Каков итог их походов, кипения страстей, дикого тщеславия, жажды величия, непомерной гордыни?

Проклятия и забвение.

Теперь по этой дороге мчался разведчик московского государя. За ним с волчьим упорством неслась погоня. Хоробрит почернел лицом, спал урывками на сухой колкой траве, подвязав на морду Орлика торбочку с ячменём, заботливо прилаженную к седлу рукой Сослана, сохранившего верность древним адатам. Как только на горизонте появлялись татары, Орлик тревожно храпел, стучал копытами. Он охранял своего друга лучше сторожевой собаки. Хоробрит просыпался, вскакивал в седло, и вновь неутомимый скакун уносил хозяина всё дальше на юг.

На третий день утром он догнал большой торговый караван, и владелец его, толстый краснолицый перс, услышав фарсидскую речь усталого, запылённого Хоробрита, благосклонно разрешил ему присоединиться к каравану.

А в полдень на юге показался скалистый хребет, перегородивший степь от гор до моря. Купец уведомил Хоробрита:

— Дербент.

Но проведчик не видел города, хотя приподнимался в седле и оглядывал степь. Купец, видимо не любивший зря тратить слова, сказал:

— Город за стеной.

Значит, то, что показалось Хоробриту скалистым хребтом, — стена? Удивление проведчика не было напрасным, ибо караван приближался к одной из самых мощных крепостей в мире, построенной почти тысячу лет назад. Крутой холм нависал над городом, на вершине холма возвышался дворец, узкие окна его напоминали бойницы. Купец промолвил, показав на крепость:

— Называется Нарын-Кала. Там правитель Булатбег.

Караван приблизился к металлическим воротам, задержался возле них лишь на время, чтобы уплатить пошлину, и вошёл в пыльный город, укрывшийся за двумя стенами — северной и южной, которые западным концом упирались в холм, где стоял дворец, а восточным — в море. Караван направился к рынку. Хоробрит остался у ворот и попросил, чтобы его провели к начальнику охраны. Когда он предстал перед дородным хоросанцем в огромной чалме и с длинной саблей, заткнутой за кушак, сказал ему:

— Достопочтенный господин, за нами гонятся преследователи. Они хотели ограбить мой караван, но не догнали его. Хочу предупредить об огромной опасности, которая ждёт Дербент, если татары проникнут в город.

— Много ли их? — встревожился начальник охраны.

— Около сотни.

— Иди и будь спокоен. Я задержу разбойников.

От северных ворот прямая дорога вела к южным воротам, которые виднелись на расстоянии полёта стрелы. Город оказался тесно застроен турлучными и саманными жилищами. Но ближе к крепости Нарын-Кала дома были каменные, с садами и бассейнами.

Опытный глаз проведчика подмечал всё. По улицам проезжали всадники в богатых одеждах, брели ослики, нагруженные хворостом, кувшинами, в сопровождении бедно одетых погонщиков. Шли женщины, закутанные до глаз в тёмные платки. По пути встречались лавки и мастерские — посудные, ковроткацкие, обувные, оружейные. Здешние люди смуглы, черноволосы. Взгляды, бросаемые на Хоробрита, не были враждебными, а скорей безразличными. Слышалась татарская и фарсидская речь. Возле каменного караван-сарая, во дворе которого уже разгружались верблюды купца-перса, был рынок, обильный яблоками, грушами, персиками, гранатами. Хоробрит увидел и привычные овощи — капусту, огурцы. Во дворе для приезжих жарили на костре туши баранов, источающие жир. Вертела вращали потные здоровенные повара. Душистый кизячный дым плыл над лавками торговцев. Здесь кипела чужая, но понятная жизнь, ибо в ней угадывались хлопоты и заботы о хлебе насущном, означающие, что мир и покой царят в душах людей. В наполненном людьми крытом рынке слышался гул большой толпы, там оживлённо спорили, не хватаясь за ножи, торговались, не проклиная друг друга, обсуждали новости, не сплетничая на соседей. Лица встреченных Хоробритом людей спокойны, а глаза бестревожны — свидетельство долгой благополучной жизни.

Узкая дорога поднималась на холм к крепости. Хоробрит свернул на неё. Возле чёрных ворот Нарын-Калы стояли внушительные стражи. Загородили ему дорогу, спросили, куда едет. Хоробрит ответил, что он русич, отставший от судна посла ширваншаха Хасан-бека. Лица воинов остались равнодушны. Он вынул две серебряные денги, протянул старшему усачу. Стражник оживился, сгрёб монеты, попробовал на зуб, махнул рукой, чтобы пропустили. Хоробрит въехал в ворота.

Площадка возле дворца правителя была вымощена плитами. По глиняной трубе в круглый бассейн текла вода. Пришлось дать монетку стражнику, охранявшему вход во дворец. Тот привычно спрятал её за щёку, вызвал слугу, который провёл Хоробрита в приёмный зал. Здесь возле украшенной резьбой двери переминался великан-телохранитель. На возвышении в кресле сидел правитель в широком шёлковом одеянии, в мягких козловых сапожках. У стены стояло несколько просителей, по виду купцы, в чалмах и халатах. Булатбег им что-то сказал, махнул рукой, и они вышли, подобострастно пятясь задом и кланяясь.

— Кто ты? — обратился Булатбег к Хоробриту.

Волосы его были подвиты, глаза и брови подкрашены, руки белы, а губы румяны. Выслушав Хоробрита, правитель Дербента с томной женственностью вздохнул, изящно поправил завиток кудрей, задумчиво облизал красные губы, тонким голоском заметил:

— Ах, заботы, заботы, заботы... Как они губительны для души и тела! Я видел твоих земляков, русич. О них печалился славный ширваншах Фаррух-Ясар, да будут бессчётны его годы. Он освободил их из кайтакского плена. Они просили его помочь им добраться до Московии, но, увы, казна повелителя не бездонна. Славный Фаррух-Ясар готовится воевать с османами и не мог оказать содействие купцам ещё и в этом.