Литмир - Электронная Библиотека

— Троих старших с нами нет. Убиты, — сказал старик. — Остались вот они. Живём в ауле, что в ущелье, это родовое становище. Мы — аланы, пасём стада. Когда-то наш народ был велик и могуч, мы занимали всю степь на много дней пути, от Хвалынского моря до Чёрного, наша столица была возле горы Машук, которую мы называли Рим-горой. Народ наш процветал, а стада плодились. Но это было давно. С того времени было слишком много войн, и мы ослабели. Потом появился Чингизхан со своими монголами, и нам, чтобы не исчезнуть окончательно, пришлось уйти в горы. И вот уже два века мы живём среди скал и ущелий, летом спускаемся сюда, чтобы пасти стада. — Старик рассказывал неторопливо, спокойно, как человек, смирившийся с участью своего народа.

Но его сыновья вели себя иначе. Хоть лица их оставались грозно-сдержанными, но по ним изредка пробегала судорога волнения, а мускулистые руки то и дело ложились на кинжалы. Особенно при упоминании татар. Эти люди готовы были драться за лучшую долю.

— Так, говоришь, ты русич? — обратился старик к Хоробриту. — Из тех, кто живёт на севере за ногаями? Я слыхал, вы отважный народ, но покорились татарам?

— Нас разгромили по одиночке, отец, наши князья враждовали между собой.

Старик задумчиво кивнул, видимо, знал об этом. Он выглядел очень древним, лицо его походило на кору старого дуба, но в выцветших глазах горел огонёк любопытства.

— Большая ли ваша страна, богата? Далёк ли к вам путь? — спросил он.

Выслушав Хоробрита, старик помял бороду, заключил:

— Велик мир!

Сыновья в знак согласия степенно покачали головами в папахах. Помолчали, выжидая, не скажет ли ещё что-либо гость. Например, почему отправился в столь опасный путь в одиночку? Как проехал по землям чужих, враждебных русичам народов? И зачем едет в Дербент? По обычаю гостя не расспрашивают, он сам должен рассказать. Но если молчит, значит, на то есть причина. Старик величественно выпрямился, сказал:

— С Большой Ордой Ахмада аланы не друзья. Мы живём сами по себе и не терпим над собой господина. Когда я был молодым, сюда приходил хан Тохтамыш, наш аул разорил. Мы долго бились. Меня ранило семь раз. Из женщин в ауле осталась одна старуха. Она меня выходила. Теперь опять отстроились. Народ никогда не унывает. Раньше по здешним местам караванов много ходило. Шли и на Астрахань, и на Сурож. А потом явился из Азербайджана Тимур, чтобы сразиться с Тохтамышем. Те из нас, кто в живых остался, все ушли с Хромцом Тохтамышу мстить. Ходил и я. Опять два раза ранили. Старший сын меня домой без памяти привёз. Страшная была битва за Тереком. Дрались, пока душа в теле. Но с того времени лучше не стало. Много развелось абреков из черкесов, касогов, шапсугов, вайнахов — это всё здешние племена... — Старик замолчал, поцыкивая языком, закрыл глаза, опустил голову на руки и вдруг всхрапнул, заснув.

Один из сыновей, сам уже старик, бережно опустил голову задремавшего отца на кошму, подложил под неё папаху, объяснил Хоробриту:

— Ему сто лет. Двадцать раз был ранен. Хотел Тохтамыша зарезать, да охрана помешала. Вчера из Дербента вернулся кунак из соседнего аула. Передал новость: под Тарками[107] судно русичей разбилось во время бури и кайтаги ваших людей в полон увели.

Неужели это корабль Кузмича? Хоробрит заторопился в муть. Старик так и не проснулся. Старший из сыновей подошёл к Хоробриту.

— Ты отведал наш хлеб, чужеземец, и стал нам кунаком. Путь впереди у тебя опасен. Но я дам тебе наш родовой знак. — Он протянул проведчику кожаный плотный кружок, на котором было выдавлено изображение льва. — Он означает, что ты находишься под защитой нашего племени. Береги его. Прощай.

«И били есмя челом Василию Папину да послу ширваншину АсанбЂгу, что есмя с ними пришли, чтобы печаловал о людех, что их поймали под Тархи кайтаки. И АсанбЂг печаловался и Ђздил на гору к Булату-бегу[108]. И Булатбегъ послал скорохода ко ширванбегу, что: «господине, судно русское разбило под Тархи, и кайтаки, пришед, люди поймали, а товар разграбили[109].

И ширванбегъ того же часу посла к шурину своему Алильбегу, кайтакчейскому князь, что: «судно ся розбило под Тархи, и твои люди, пришед, людей поймали, а товар их разграбили; и ты чтобы меня дЂля, люди ко мнЂ прислал и товары их собрал, понеже тЂ люди посланы на моё имя. А что буде тебЂ надобе у меня, и ты ко mhЂ пришли, и яз тебЂ, своему брату не бороню. A тЂ люди пошли на моё имя, и ты бы их отпустил ко мнЂ доброволно, меня дЂля». И Алильбегъ того часа люди отослал».

Древняя дорога, по которой Афанасий ехал, была камениста. Степная полоса всё более суживалась. Справа тянулся горный хребет, слева под обрывистой кручей лежало море, разомлевшее в полном безветрии под солнцем, словно огромный сытый зверь. Напрасно Хоробрит вглядывался в синюю бескрайнюю равнину, надеясь увидеть парус. Новость, сообщённая ему пастухом-аланом могла означать, что султан отпустил русичей и посла, не найдя писем и проведчика. Видимо, не решился ссориться с московским государем. Ах, если бы не алчность татя Митьки!

Дорога пошла на подъём. Копыта жеребца звонко цокали по камням. Потянулись заросли розового тамариска. Когда роща кончилась, глазам Хоробрита предстал заброшенный город. То, что он покинут людьми, не вызывало сомнений. Крепостная стена была полуразвалившейся, со множеством проломов, заросших травой и мелкими деревьями. Неужели ему встретился древний Семендер — бывшая столица Хазарского каганата? О ней упоминали тезики. Хоробрит въехал в один из проломов, увидел жилища, лежащие в руинах. Жутко чернели пустые проёмы окон и дверей. Кровли провалились. По пустынной улице лишь ветер гулял, вздымая пыль. Входы в многие дома оплели растения. Что здесь случилось? Какие беды обрушились на его жителей, вынудив их покинуть город? Или они все убиты? Хоробрит вспомнил рассказ князя Семёна о том, что хазары в этих местах воевали с арабами, а потом переселились на Волгу, где их разгромил русский князь Святослав. Войны, бесконечные войны вспыхивают кроваво-красными зарницами то здесь, то там, и нет на земле ни единого клочка, не политого кровью людей. Ну почему народы не живут в мире?

Мёртвый город — царство духов и вечной тишины. Тоска невольно сжала сердце Хоробрита. Когда-то и здешние улицы наполнял шум жизни, здесь любили и горевали, рожали детей и отпевали покойников, веселились и торговали. А теперь здесь властвует забвение.

Проезжая по страшным своей пустынностью улицам, Хоробрит не видел признаков штурма — разбитых метательных орудий, потёков смолы на стенах. Лишь несколько каменных ядер попались ему на глаза. Они лежали посередине площадки перед развалинами дома, далеко откатившись одно от другого. Несомненно, их везли в повозке и обронили. Но поднимать не стали, торопились и в спешке бросили.

Вдруг Хоробрит заметил мелькнувшую в проёме ближнего дома фигуру крадущегося человека. Это и отвлекло его. Сверху пала верёвочная петля, сдавила шею. Его рука мгновенно нырнула к засапожному ножу. Но поздно. Петля на шее стянулась и с огромной силой вырвала Хоробрита из седла. Теряя сознание, он успел заметить, как к нему метнулись несколько человек, накинули на него рыбацкую сеть, молниеносно спеленали крепкими ремёнными верёвками. Его жеребец взвился на дыбы, опрокинул ударом задних копыт подбегавшего к нему человека и понёсся прочь но улице.

— Орлик! — полузадушенно позвал он. — Орлик!

Они за время пути успели сдружиться. Жеребец уже знал свою новую кличку — Орлик и привык к ней. Скакун услышал и покорно повернул назад. Верный жеребец не покинул хозяина в беде. Удивлённые налётчики оживлённо заговорили на незнакомом Хоробриту языке. Это были не татары.

Хоробрита подняли, освободили от петли и сети, отобрали оружие, обыскали. Но за пазуху, где находились письма, не полезли. Сняли пояс и в его кармашках обнаружили серебряные монеты. Главарь нападавших, человек огромного роста, лохматый, в потрёпанном плаще, чрезвычайно довольный, пересыпал монеты себе в карман. По внешнему виду разбойники были схожи с аланами-пастухами, смуглые, горбоносые, только головы их непокрыты.

вернуться

107

В районе современной Махачкалы, т. е. южнее алан. Сообщить новость могли только с юга.

вернуться

108

Имеется в виду комендант крепости Нарын-Кала, что в Дербенте.

вернуться

109

Древнее береговое право. Суда, выброшенные на берег, становились собственностью местных жителей.

40
{"b":"656848","o":1}