Второй пролёт не был слишком затяжной, но ознаменовался несколькими кувырками, встряхнувшие тело марсохода так, что, подскочив, покатился кубарем с более пологой горы, при этом, сшибая на своём пути всё, состоящее из льда. Даже многовекового. Эва спасалась как могла: попеременно, меняя опору, хваталась то за поручни, то упиралась ладонями в потолок, копируя напарника, при смене положения; получая удары тяжёлыми предметами, хваталась за голову, рефлекторно, желая защититься от столкновений. Тому же было всё равно – упёршись ладонями в потолок, рычал неистово, как зверь.

Но вот существо… – оно, куда-то, делось.

Скатившись, кубарем, к гигантской воронке одного из колодцев ледника, вездеход скользнул по шершавой поверхности боком. Скольжение продолжилось до тех пор, пока гигантская дыра не «засосала» к себе внутрь. Там оказалось темно, но полёт не был настолько губительным для аппарата – высохнув давно, стенки ледникового колодца обзавелись достаточно мягкой прослойкой ежегодной намерзающей влаги, что вездеход отскакивал от стен, как мячик.

Его внутренняя форма не являлась строго вертикальной, а копировала черты атмосферного торнадо, которые, пребывая в тонком и нестабильном состоянии, был похож на извивающегося червя, суживающийся к окончанию колодца, переходя в горизонтальное положение.

Скорость скольжения снизилась до каких-то пяти километров в час, но пространство кабины, вовсю, переполнено красно-жёлтыми индикаторами передней и потолочной панели, пульсирующие в такт с голосом бортового компьютера, говорящий о серьёзных повреждениях систем управления.

Скатившись к воронке ледника, они избавились от существа, яростно желающее вернуть криогены, благодаря которым Эвелин имеет организм, идеально приспособленный к существованию в экстремальном холоде. Но провалились на глубину более девяносто метров, от поверхности ледника; попали в лабиринты льда, известные бесконечными пещерами, коварными и неизведанными полостями, которые не менее опасны криоморфа. Но именно так ей подсказало внутреннее чутьё. Ничего с собой поделать не смогла, потому что разум слишком слаб, чтобы реагировать на вызовы. Девственный, неполноценный.

«Внимание, приготовиться к отключению Ядра Энергии, – защитите органы дыхания и кожные покровы от вероятного холода»! – голос компьютера оповестил о перезагрузке системы жизнеобеспечения.

Невысокий мужчина стоял в вестибюле совершенно один. Помещение было огромным, но пустынным, и отполированный до блеска пол ретранслировал ему невзрачные черты лица: длинный нос и низкий подбородок, из-за чего его профиль казался безвольным, не мужественным; худые губы, слипшиеся в одну тонкую линию. Редкие волосы, мостиком зачёсанные назад, хоть как-то, прикрывающие плешь, расположившаяся на темени.

Прекратив всматриваться в свой собственный взгляд, он сделал пару шагов навстречу кошке, что следила за каждым его движением. Животное имело высокие и острые уши, вытянутую шею и раскосый взгляд. Но дотронуться к пушистой голове себе не позволил, а тихие шаги, остающиеся за спиной, нервозно отражались в голове, ибо секундная стрелка часов могла быть предвестником чего-то судьбоносного.

Совсем недавно, оставив прошлое на съедение времени, подняв на руки любимого члена семьи, он решил исполнить волю деда, и стать единственным наследником учёного, от которого осталось лишь громкое имя, и огромный дом, разложившийся высоко на холме…

Всю жизнь, как и его отец, он считал себя недостойным звания учёного, а предпочитал отдать себя бесконечному «плаванию» в водах тёмного, пугающего космоса. Был он мечтательным, романтичным, немного ранимым человеком, но с прекрасным видением будущего, в котором много света, заражающий планеты жизнью… где нет насилия, мрака, и безумия душ людских, а есть только «тёплый» мир, – единственный, штучно образованный континент, берега которого превратились в высокие защитные стены, препятствующие проникновению варварского холода, окружившее со всех сторон.

Но недавнее желание сына, чуть ли не выбило почву из-под ног: взобравшись на руки, мальчик обнял его за шею настолько крепко, что он почувствовал нехватку воздуха. Отпрянув, он попросил не бросать этот мир, а взять на себя роль врача для любого электронно-механического существа, нуждающееся в обслуживании. Их было много… сотни, тысячи, которым требовались новые «руки» или «ноги», обновлённые «мозги», или улучшенный интерфейс, помогающий тем, чей ограниченный рефлекторный механизм приводил только к многочисленным авариям, конфликтам между осознанными существами, и теми, что только стали делать первые шаги на пути к возможности превратиться во второго человека.

Не в состоянии отказать ребёнку, он попрощался с небом, обменяв бесконечные путешествия на рутинную работу, упрощающая «жизнь» тысячам человекоподобных существ, которая, впоследствии, привела его к порогу Главного Управления Системы Обороны.

– Доктор Айзек! – послышался мужской, низкий голос, эхо которого пробежалось по залу.

Мужчина сперва оглянулся на звук, а уж потом – глаза увидели высокого, светловолосого Агента, с солнцезащитными очками на глазах. Показалось, что у высоких дверей он простоял целую вечность, в ожидании, когда Хозяин даст добро на приём желанного гостя. Хотя, его он никогда не видел, прежде.

Не стал себя томить ожиданием, а пошёл вперёд. Но Агент остановил решительным жестом руки, и приказал отойти на два шага в сторону, дабы мелкое животное обошло вокруг. А уж потом, вернув кошку на невысокий пьедестал, кивком головы указал на вход.

Переступив порог и, оценив взглядом запирающуюся дверь, хотел было попросить разрешения, но внутри было настолько свободно, что кроме яркого света, и бесчисленных колонн, не смог найти самую главную фигуру. И лишь потом, проделав достаточно тихих шагов, приблизившись к огромному окну, услышал хрипловатый женский голос.

– Не правда ли красиво? – женщина произнесла устало, неторопливо.

– Как сказать… – ответил он, когда не знаешь что ответить, а промолчать – бестактно. И постарался достать боковым взглядом. Но головою не вертел, продолжив слепо всматриваться в невероятно чудные виды.

– Мне нравятся эти Истуканы.

Вид и правда был широкий… Из-за того, что резиденция Генерального Обвинителя находилась на последнем этаже, людишки-муравьи, под серо-стальным одеялом облаков, остались не видны, а вместо этого – бирюзовое небо, и сеть парящих Истуканов, – как оторвавшиеся головы небоскрёбов, что возжелали провести всю вечность в свободном полёте. Они стройны, сотни метров в высоту, но поверхность стен была гладкой, монолитной, словно отлитая из особого материала, в структуре которого остались только швы. И потому, наблюдая с максимально близкого расстояния, можно было рассмотреть множество прямоугольных фигур, не повторяющихся оттенков рыже-серого материала. И никаких тебе окон, дверей, или любого намёка на то, что небесные объекты имеют рукотворную природу.

Истуканы в мире доктора Айзека были объектом поклонения, как среди слепых, немых, необразованных, так и тех, кто своими руками изменил поверхность планеты до неузнаваемости. Никто не помнил «прибытия», и никому не удавалось разгадать тайну их происхождения, но говорили, что были посланы богом в тот день, когда в небе земном зажглась новая звезда, учуявшая гибель старой. Предполагали, что это осколки гор взорвавшейся планеты, которые к себе притянула гравитация Земли.

Или наоборот – инопланетные жнецы, почуявшие скорую гибель планеты.

– Скажите, Вы верите в бога? – спросила женщина, не отрывая взора от окна.

– Я верю в разум, – ответил он, но, всё же, повернулся в её сторону.

– Как и я, – старые уста женщины чуть растянулись.

Он вынужденно улыбнулся. Посчитав, что выбран нужный тон обратился:

– Мадам… Чем обязан Вашему вниманию!?

Женщина лишь загадочно улыбнулась, более шире.