— И это Элмер? — спросила я, оборачиваясь к Кевину с легкой усмешкой на губах.
Когда до этого мы говорили об Элмере как о древнейшем вампире, жестоком и беспощадном, я представляла себе достаточно взрослого, сильного, солидного мужчину, который внушает страх окружающим и действительно может уничтожить все вокруг одним только взглядом. Таков был мой романтический образ, сформированый из моих представлений о злодеях, которые я активно и с удовольствием черпала из сериалов и книг. Однако, вопреки всем моим ожиданиям, Элмер оказался вовсе не тем голливудским красавчиком-демоном, который заставляет дрожать всех вокруг от одного взгляда не то от его каменного, жестокого сердца, не то от своей злодейской сексуальности.
При взгляде на Элмера действительно нельзя было сказать, что он определенно мерзавец, способный убить любого в этой комнате по щелчку пальцев. Он, несмотря на все слухи о его невероятном возрасте, выглядел подростком, самым обычным, какими полна эта и любая другая школа, и было даже как-то смешно выглядывать в толпе своего потенциального убийцу, а натыкаться на милую юную мордашку, от скуки водящую карандашом по листу бумаги.
Стоило мне поделиться этим с Кевином, как парень отложил карандаш, поднял голову, и наши взгляды неожиданно встретились. Едва я заглянула в глаза Элмера, как тут же вздрогнула, будто меня только что поразила молния. Мне вдруг стало ясно, почему все, кто слышал о нем, изображают его грозным, бесчувственным и одновременно с этим могущественным. Его серо-зеленые глаза, такие светлые и прекрасно выделяющиеся на этом молодом, даже по-детски молодом лице, несомненно, завораживали одним своим видом, но так же и изучали невероятную холодность. Настолько глубоких и умудренных жизнью глаз я не видела еще никогда. Они, словно две опасные воронки, затягивали внутрь, заманимая своей удивительной красотой, а позже ужасая картинами, которые эти глаза повидали. Его лицо могло улыбаться, заливаться смехом или увядать от грусти, но эти две зеленые бездны все время выражали лишь одно — убийственную тоску. И, каким бы юным ни казалось лицо и внешний вид Элмера, его глаза выдавали его реальный возраст и легко превращали вечно шестнадцатилетнего мальчика в видавшего виды старика, испытавшего многое и порядком уставшего от жизни.
Однако не только безмерный опыт и глубочайшая тоска наполняли взгляд Элмера. Было в нем и что-то от юноши, от того, кем он хочет казаться окружающим. Возможно, мало кто, взглянув в усталые серо-зеленые глаза, сумел бы разглядеть едва уловимый огонек, но он все же был там. Где-то на самом дне этих заледеневших с годами глаз мерцал огонь, маленькая искра, зажженая морозной зимой под толщей льда и забытая, покинутая всеми. Ее не видели, про нее не вспоминали, но она горела, и, что самое главное, как бы сильны ни были холода, она продолжала гореть. Ледяная стена толщиной с огромный жилой дом, могла заточить огонек в темницу тысячелетних глаз, сделать его тусклым и едва заметным невооруженному глазу, крохотной блестящей точкой на холодной поверхности, но погасить его полностью она была не в состоянии.
В этом огоньке, прятавшемся где-то в глубине его взора, в глубине его сердца, и заключалась вся сущность Элмера. Отсюда исходило его могущество и всесилие, здесь ярким пламенем сверкали все его безбашенные мысли и тяга к приключениям. Жизнь старалась превратить этот пылающий костер, заставляющий его сворачивать горы, в горстку пепла, однако и великая сила природы оказалась здесь бессильна: пожар уменьшался, но никогда не гас полностью и продолжать сжигать все в его сердце. Пока жив этот огонек, эта маленькая, но сильная искра, жив и сам Элмер — тот легендарный Элмер, о котором мы уже так много слышали.
Встретившись со мной взглядом, он бегло оглядел меня и как-то неприятно ухмыльнулся, отчего у меня внутри все перевернулось. Скоро Элмер перевел глаза на учителя, пытавшегося объяснять тему, но я еще долго не могла оторвать взгляда от этого внезапно появившегося в нашей школе парня. Я смотрела куда-то сквозь него, и весь мой разум плыл в густом тумане, стремясь к свету, ясному лучику, освещавшему верный путь, однако каждый раз упускал его из виду и блуждал в опустившейся на него пелене, не приближаясь к выходу ни на секунду.
Тревожный тоненький голосок бешеным молоточком отбивал пугающие мысли о том, что Элмер здесь и он приехал не глазки школьницам строить, а высосать всю мою кровь и, обретя еще более значимое могущество, вероятно, подчинить себе весь мир. Часть моего сознания в панике металась из угла в угол, понимая, что ее жизнь, возможно, оборвется в ближайшие несколько дней, но остальные участки мозга отказывались воспринимать эту информацию всерьез и не верили, что такое вообще возможно. Да и можно ли было серьезно представлять себя мертвой, верить всем сердцем, что твоя жизнь под угрозой, когда тебе всего шестнадцать и ты только начинаешь расцветать, узнавать мир, менять приоритеты? Возможно ли осознавать, что тебе отведено не так много времени, когда перед тобой вот-вот откроется дверь во взрослую жизнь, когда ты едва вышла из детского возраста и скоро сможешь полностью самостоятельно распоряжаться своей жизнью? Принять это было действительно сложно, и туман, нагнанный этим страшно-прекрасным взглядом зеленых глаз, нежно окутывал мой мозг еще долгое время.
— Ты в порядке? — спросил Кевин, который после звонка остался за одной партой со мной, а я даже не успела возразить.
— Что? А, да, да, — прошептала я, покачав головой и нахмурившись. — Все хорошо.
Еще несколько секунд он недоверчиво глядел на меня своими обеспокоенными серыми глазами, и — боже мой! — как приятно было встретиться взглядом с этими серебристыми звездочками, сверкавшими на лице Кевина! Как замечательно было, выбравшись из омута холодных, полумертвых, бесчувственных глаз, окунуться в ласковый океан уже до боли знакомого серого взора.
Никогда я не придавала такого значения человеческим глазам, как в эту минуту. Казалось бы, что в них такого? Глаза и глаза, они почти у всех есть, ничего особенного! Однако же соберите перед собой несколько разных людей и попробуйте изучить их взгляды, и вы поймете, что глаза этих людей могут быть одного цвета или одной формы, но даже тогда никогда их глаза не будут похожи друг на друга. Все мы, люди, уникальны, и глаза — вот то окошко в наш внутренний мир, вот то зеркало, которое отражает все наши тревоги и радости, вот та книга, в которой записаны наши мысли. И вы можете надеть линзы, замазать веки косметикой — сделать все, чтобы ваши глаза ничем не отличались от глаз вашей подруги. Только вы забудете, что ваша подруга натура романтичная, мечтательница до мозга костей, а вы человек рациональный, критически мыслящий, ваш разум охлажден суровой действительностью. В глазах вашей подруги страсть полыхает нетушимым пожаром, в ваших она давно погасла. Она смотрит вокруг и видит по-детски радужную картину прекрасного во всем мира, наполненного чувствами и людской добротой; вы же видете абсолютно противоположную картину, ту ее сторону, которая останется, если смыть все блестки, улыбки и яркие краски. И потому вы можете бесконечно пытаться обмануть окружающих, уверяя, что ваши с подругой глаза совершенно одинаковы, но на деле они никогда таковыми не будут.
Я смотрела в безбрежно-нежные глаза Кевина и чувствовала тепло, комфорт, безопасность, но вспоминала два холодных зеленых озера Элмера и вздрагивала от пробежавшегося по коже мороза. Такими разными были их взгляды, и именно им я доверяла в эту секунду больше любых слов, а потому в один миг возненавидела Элмера всем своим сердцем, когда прочитала в его глазах абсолютную бесчувственность, равнодушие, жестокость, с которой ухмыльнулся, едва взглянув на меня. Он не произнес ни звука, а я уже слышала все его мерзкие мысли и, безусловно, угадывала цель его визита в этот город. Я также чувствовала, что столкновения с ним мне сегодня не избежать.
— Так… ты уверен, что это *он*? — прошептала я Кевину, все время оглядываясь на Элмера, который, хоть и делал вид, что слушает мистера Дженкинса, на самом деле, явно подслушивал каждое наше слово. А иначе зачем он пришел сюда сегодня?
