– Щенячий взгляд на меня не действует, – строго произнес главком. – Давай, иначе я заставлю тебя.

Люциан сглотнул и закрыл глаза. Послышался звон расстёгивающихся ремня и ширинки. Молох заткнул генералу нос и, когда тот резко открыл рот, впихнул в него свой член. Люциан гневно посмотрел на мужчину и расслабился, чтобы не подавиться. Закрыл глаза. Терпкий вкус на языке раззадоривал. После нескольких движений головы благодаря нажиму Молоха на затылок Люциан почувствовал, что возбуждается, и стал двигаться сам.

– Вот так, молодец, – похвалил его главком.

Люциан вздохнул бы, если бы смог, и стал двигать головой, придерживая член ладонью. Постепенно он начал ощущать, как тот наливается кровью и встаёт. Пальцами свободной руки генерал ласкал мошонку главнокомандующего.

– Уже лучше…

Молох запустил пальцы в волосы Моргенштерна и начал толкаться в его рот. Он всеми силами пытался держать себя в руках – стискивал зубы, закрывал глаза, старался контролировать дыхание. Сон становился явью. В принципе, всё так, как и должно быть. Если хочешь, чтобы что-то сбылось, – пошевелись для этого. Молох не только шевелился сам, но и шевелил других – и добивался нужного результата. Стоило ему увидеть отсасывающего ему Люциана, как он мигом пораскинул мозгами, как это устроить. Это не стоило большого труда: несмотря на всё, Моргенштерн был ему подвластен.

Непонятно, нравилось ли это Люциану, но, судя по тому, что он мастурбировал, похоже, нормально.

Стояла глубокая ночь. У Люциана пощипывало разбитую губу и саднил подбитый глаз. Генерал старался зайти тихо, чтобы не потревожить уже, возможно, спящего Венцеслава. Сначала Люциан тихонечко снял сапоги, затем – так же повесил плащ. Но неожиданно свет в большой комнате включился. Молчание царило ровно минуту.

– Блять, опять ты с Молохом общаешься, – мрачно сообщил Венцеслав.

Сказать, что Люциан вздрогнул, – ничего не сказать.

– Господи, как ты меня напугал, – вскрикнул генерал. – Не пугай меня так!!!

– Хочу и пугаю!!! – повысил голос Венцеслав. – Хер ли ты, блять, с этим ублюдком общаешься?

– У него есть целый гарем, так что хватит ревновать меня к нему! – сердито заявил Люциан, но потом изменился в лице. – Вацек, ты ждал меня…

– Я тебе сейчас челюсть сломаю, куртизанка парижская, – рыкнул Раух, пытаясь вырваться из захвата возникшего из воздуха Вальхейма и как следует надавать Люциану по морде.

– Венц, я чист, – солгал Люциан. – Я к нему не приставал, честное слово! – это уже было правдой. – Пойми ты наконец, что я тебя люблю и не хочу больше ни с кем трахаться!!! Жизнью клянусь, я к нему не приставал!

– Смотри мне, – пригрозил Раух. – Если от тебя вонять будет, научишься летать с высоток.

– Но ты сучий потрох, – невольно восхитился Люциан таким уровнем ревности. – Если бы я не владел собой, то затащил бы тебя в кладовку и оставил бы на шее пару засосов, – любовно промурлыкал он.

– Я бы тебе пообещал пару выбитых зубов, – проворчал Раух.

Люциан резко подошёл к нему и молча закатал левый рукав рубашки. Поднёс предплечье к лицу Рауха.

– А теперь, внимание, вопрос: как я могу заглядываться на кого-то, если я вывел здесь твоё имя, м?! – Люциан пользовался молчанием мужчины. – Здесь больше ничьих нет. Только твоё.

Раух быстро нашёл оправдание этому поступку.

– Ты был пьян и в беспамятстве. И выводить себе на руке чьё-то имя – верх глупости. Это на всю жизнь. Любить всю жизнь кого-то – это большая редкость, – мужчина сложил руки на груди и нахмурился.

Вальхейм так вообще покрутил пальцем у виска.

Но Люциана было не остановить.

– Я был абсолютно трезвый, абсолютно адекватный. Я отдавал себе отчёт. Конечно, повергну тебя в шок, но я, такой наглец и мерзавец, собрался любить тебя всю жизнь. Ответно или безответно, не знаю. Но любить. Ты, конечно, тот ещё козёл, но – мой любимый козёл! – фыркнул Моргенштерн, расправляя рукав обратно и разминая шею. – Так что кончай ломать комедию.

– Ты точно придурок, – выдохнул Венцеслав.

– Что ж, раз все дримхантеры нелестного обо мне мнения, да и ты тоже вдруг убедился в моей тупости, я это вытерплю. Потому что за недостатки тоже любят, – Люциан оскалился, посмотрев на Вальхейма.

Вальхейм оскалился ответно, и тот факт, что его глаза слепы, только добавлял ужаса к оскалившемуся лицу.

– Татуировка – явно глупость, – вывел Раух.

– Моё тело, – заупрямился Люциан. – Что хочу, то и ворочу. Вот ты уйдёшь, но часть тебя будет всегда рядом. И выёбывайся, сколько тебе будет угодно. Она будет на этом месте. И любовь моя будет на месте, – генерал опёрся о дверной косяк и закурил, а дым выпустил в сторону дримхантеров; сила и наглость демона резко возросли.

– В таком случае, ухожу сейчас, – Раух махнул рукой и удалился, а Вальхейм только вздохнул.

– Но зачем? – Люциан резко почувствовал одиночество.

Как будто и свет везде потух, и тепло всё исчезло, и чувства к Рауху уже не укрепляли, потому что всё было пылью.

– Башка у него от всех нас трещит, – объяснил Вальхейм и развел в стороны руками, что странно, не когтистыми, а вполне нормальными, с ухоженными ногтями.

– Я хочу взять половину его проблем и трудностей на себя, – демон совершенно серьёзно посмотрел на Вальхейма. – Пожалуйста.

Осмотрев демона с ног до головы, охотник фыркнул.

– Нет, с ума сойдёшь. Нам нужен крепкий разум, а не то подобие разумности, которое у тебя есть.

– Я крепче, чем кажусь. Не суди книгу по обложке. К тому же, что тебе стоит просто попробовать? – Люциан крепко затянулся и выдохнул дым через ноздри. – Вдобавок, если не получится, то у вас будет на проблему меньше.

– У нас. Проблем. Нет, – раздельно проговорил Вальхейм. – Венцель – сосуд, который мы обживали больше трёхсот лет. У нас нет ещё трёх веков, чтобы обживать и тебя.

– В моей голове был ёбаный легион таких же немытых и высокомерных дикарей, как и вы, – Люциан показал две руки. – Здесь были всех их имена вдобавок. А предводителем их вообще была женщина. Так что вот не надо тут мне про достоинства и недостатки. Просто ты субъективен до отказа. И я ОЧЕНЬ хочу помочь Рауху. Может, ты бы хотел от меня что-то взамен?

– Чтобы ты исчез. А лучше – сдох, – Вальхейм посмотрел в ту сторону, где, предположительно, стоял Люциан.

– А если я искромсаю всю твою братию вместе с тобой, а потом напою Рауха своей кровью, дав ему часть бессмертия, ты, наверное, уже не будешь таким твердолобым, – Люциан принял демонический облик и прищурился, отправив бычок в пепельницу.

– Не искромсаешь. Не успеешь, – Вальхейм прищурился, но потом поморщился, рыкнул и вышел из комнаты.

А вот это демону уже не понравилось. Он выпустил когти и схватил Вальхейма со спины, пока тот ещё не вышел из комнаты. Считай, в дверном проёме зажал. Дримхантер даже не шелохнулся, только мышцы его напряглись. Охотник усмехнулся и глянул на Люциана через плечо, мерзопакостно скалясь. С кухни раздался громкий вскрик и звон посуды: что-то упало.

– Ой, забыл сказать: физическая боль перетекает Рауху.

– Тогда и физическое удовольствие тоже, – Люциан ухмыльнулся и прижал дримхантера к стенке, но уже аккуратнее, однако не менее крепко. – Не всё ж тебе-то забавляться, а?

– С физическим удовольствием не сказал бы – я давно-о уже никем не интересуюсь, – прищурившись, Вальхейм фыркнул. – Всё-таки я был прав: ты просто эгоистичная шлюха. Раух, ты жить будешь? – он громко спросил, повернув голову в сторону кухни.

– Буду… – тихо выхрипел мужчина, уже смывая кровь с образовавшихся ран.

Люциан вмазал бы охотнику крепко, да только помнил теперь, что может причинить Венцеславу вред.

– Я не шлюха. Но я найду способ тебя обуздать, – и прошёл на кухню, нашёптывая про себя заклинания и возвращаясь к человеческому облику. – Венц… Тебе помочь?

– Водки принеси. И много бинтов, – Раух морщился, смывая кровь с резанной когтями кожи, а местами и саму кожу.