Андрюша почесал щеку и заметил, что Шурику в любом случае лучше приготовить деньги. Потом приятель что-то поискал в компьютере и сообщил, что по желанию родственников «мероприятие» обходится родственникам тысяч в пятьдесят. Естественно, без учета стоимости нового места и транспортировки к нему.

— То есть пятьдесят тысяч готовьте в любом случае, а там видно будет.

Шурик кивнул. Бриллиант стоил в разы больше. Я не стала задавать уточняющих вопросов. Андрюша пока не знает, как будет оформлена эксгумация? По желанию родственника, а не по спецразрешению в связи с особыми обстоятельствами, и поэтому надо платить?

Вопросов у Андрюши больше не было, и мы с Пашкой и Шуриком отправились к Екатерине Рудольфовне.

У нее узнали, что она похоронила сына рядом с мужем. Там был куплен двойной участок. При покупке она думала о себе, а вон оно как оказалось.

— Надеюсь, что мой труп будет не криминальным и можно будет кремировать, — печально пошутила она. — Или двадцать лет пройдет после смерти мужа.

Она нарисовала свой вариант схемы, но сразу сказала, что могла что-то напутать — дело не вчера было, да она и не запоминала, кто и где стоял во время похорон ее брата. Она поняла, что все дело в камне, то есть в том, кто мог видеть, как Лиля положила его в руку отца. Шурик все-таки сказал ей об эксгумации.

— Из-за бриллианта?! — Екатерина Рудольфовна повернулась ко мне: — Юля, я же просила вас! Я вам рассказала историю нашей семьи для того, чтобы…

— Из-за психов, — перебил Шурик. — Тетя Катя, ты телевизор смотришь? Ты видела, что творится на Борисоглебском?! Там полиция дежурит круглосуточно. А на эксгумацию ОМОН вызовут.

Екатерина Рудольфовна моргнула, помолчала немного и спросила:

— И что ты будешь делать с телом отца?

— Сожгу! Ты разве не знаешь, каким образом хоронили всех наших родственников? Где все урны? И отец этого хотел! Я расклеился, и Нина Константиновна с Саломеей на меня насели. Я был не в состоянии с ними спорить. Ладно бы отец православный был, а ты знаешь его отношение к попам. Алмазы горят! Видимо, этого и хотел отец. То есть Лиля вкладывает камень в руку — и гроб с телом и камнем отправляется на кремацию. А урна потом отправляется в наш склеп ко всем другим урнам!

«А разве ты забыл, что тебе Андрей сказал совсем недавно? Какая кремация?! Или это ты перед теткой комедию разыгрываешь?»

Екатерина Рудольфовна молчала какое-то время, потом кивнула:

— Да, Шура, мой брат явно этого хотел. Но все уже сделано. Может, не стоит тревожить покойника?

Потом она повернулась ко мне и спросила, что я все-таки дала в эфир. Она плохо себя чувствовала и в тот день не смогла посмотреть «Криминальную хронику».

Я предложила почитать информацию на сайте, где также можно посмотреть и старые выпуски «Криминальной хроники». Я представила историю семьи Миллеров, в программе была показана часть интервью с Екатериной Рудольфовной, но не заявление о проклятом бриллианте, мое руководство решило, что об этом с экрана говорить нельзя. В статье история рассказана подробно. О том, где бриллиант находится или может находиться сейчас, я не говорила ни слова и не собираюсь говорить! Я вообще не упоминала бриллиант, как и сказала Шурику.

— Вы можете себе представить последствия? Вы сто раз можете повторить, что бриллиант проклятый. Это не остановит искателей сокровищ. И если такое сказать в эфире, даже высказать предположение, что камень в могиле, то взводу ОМОНа придется дежурить на Борисоглебском круглосуточно и до скончания веков! А может, и целому полку.

— Да, тетя Катя, — с самым серьезным видом кивнул Шурик, который собирался забрать бриллиант себе. — Я сделаю все, как хотел отец. Кстати, Рудика похоронили?

— Не знаю. Я с ними не общаюсь и не собираюсь. Тебе тоже не звонили? Тебя-то могли пригласить на похороны. Вы все-таки единокровные братья.

Шурик покачал головой и заметил, что Рудика как раз можно будет похоронить в могилу отца — его же нельзя кремировать. А участок все равно выкуплен.

— Обойдутся, — зло сказала Екатерина Рудольфовна. — Не звони им. Пусть пустая могила стоит. Потом Нину Константиновну можно будет похоронить. Ей как раз подойдет такое заряженное некромантами место.

— Они разве заряжают? Они же вроде с душами покойных общаются, — заметила я.

— А Нина спиритические сеансы проводит, правда, дома, а не на кладбище. Ей такое место очень подойдет. Скажешь ей потом, Шура. Я с ней не разговариваю. Но вообще я против эксгумации. Зря ты это затеял, Шура. Пусть бы все осталось как есть.

Вскоре после этого мы квартиру Екатерины Рудольфовны покинули.

Схема, нарисованная Екатериной Рудольфовной, и схема, нарисованная Шуриком, свидетельствовали о том, что за Лилиными действиями могли наблюдать только ближайшие родственники. И этих родственников или уже нет в живых (Рудольфа и Константина), или они ничего не видели из-за того, что переживали смерть Николая Рудольфовича (Шурик), или не видели, как Лиля положила камень в руку (Екатерина Рудольфовна), только ее странные действия. Сама Лиля и ее мать не должны бы раскапывать могилу. При желании они просто могли оставить бриллиант у себя. Остальные находились дальше, и «вид» им закрывали ближайшие родственники, или они уже отошли после прощания. Лиля, как уже говорилось, прощалась последней. Не родственники, а потом родственники прошли мимо гроба, подержались за стенку, кто-то даже поцеловал покойника — а потом Лиля стала хватать его за руки. Совсем рядом находилась ее мать Саломея, а Рудик с Костей и его матерью (Екатериной Рудольфовной) наблюдали за происходящим. Потом гроб закрыли, опустили в землю под гимн Советского Союза, собравшиеся бросили землицы, могилу закопали, на нее положили венки и цветы, поставили фотографию Николая Рудольфовича и кладбище покинули.

Но даже если кто-то еще видел, как Лиля положила в руку отца камень (или что-то еще), незамеченным пробраться к могиле деда Миллера теперь стало невозможно. Я поразилась количеству людей на кладбище (как адекватных, так и явно неадекватных), когда мы туда приехали на эксгумацию в сопровождении ОМОНовцев. Потом в частной беседе мне их командир сказал, что несанкционированные митинги разгонять гораздо проще.

В первую очередь парням в бронежилетах пришлось защищать меня — народ жаждал сниматься и давать мне интервью. Вот она — обратная сторона известности. Неважно, что я веду «Криминальную хронику», я же журналист, значит, надо меня использовать.

В конце концов подзаряжающуюся или общающуюся с духами публику от могилы деда Миллера отогнали. Наверное, стоило воздвигнуть какие-то щиты, чтобы некроманты не видели происходящего, но об этом никто не подумал. ОМОНовцы встали живой стеной, вернее, прямоугольником, внутри которого оказались сотрудники органов, включая моего приятеля Андрюшу, следователя Сан Саныча, патологоанатома Василия, а также мы с Пашкой, Шурик, как сын усопшего, и два могильщика. Лили не было, хотя ей пришлось дать показания под протокол.

— Снимай все, — сказала я Пашке.

То же самое орали из-за стены омоновцев. Требовали прямой трансляции в Интернете. Потом некроманты проявили находчивость, стали залезать на деревья, притащили скамейки с других мест на кладбище, стали вставать на них, кто-то забрался к кому-то на плечи.

Чуть позже нас появился директор кладбища, который несколько раз спросил у меня, как бы разогнать этих сумасшедших. Я ответила, что после эксгумации они по идее должны сами убраться. Что им здесь делать, если тело извлекут из могилы?

— Так его же в склеп переместят, — напомнил директор кладбища.

Я скривилась. Этот факт как-то вылетел у меня из головы. Командир омоновцев сказал, что часть буйных граждан они сегодня заберут с собой и попытаются охладить их страсть к общению с духами.

— Поможет только время, — заметил мудрый следователь Сан Саныч. — Скоро новость потеряет актуальность. И в нашем городе появится какая-то новая «горячая» точка. У нас же все время что-то случается. Тут, конечно, журналисты виноваты.