— Тоже придется разрешение получать, — произнес Андрюша и попросил еще поподробнее рассказать о предполагаемом новом месте упокоения Николая Рудольфовича.

Выслушав, приятель попросил нарисовать схему склепа. Шурик это с легкостью сделал.

— Прям египетская гробница с подземной камерой, — хмыкнул Андрюша и сказал, что посоветовал бы установить и замуровать стену. То есть не вскрывать никаких старых захоронений, а сделать новое. И еще останется место для новых урн — рядом со старыми, которые придется подвинуть. Шурик кивнул, соглашаясь.

Потом приятель спросил, у кого находятся свидетельство о смерти Николая Рудольфовича Миллера и паспорт захоронения, то есть нынешнего места его упокоения. Шурик ответил, что все у него. Конечно, требовалось подтверждать родство — и Шурик протянул Андрюше свое свидетельство о рождении. Также Андрей сказал, что нужно получить разрешение администрации кладбища и СЭС. Ну и полиции с прокуратурой.

Шурик все-таки сказал про камень, но дозированно. Андрюша информации обрадовался — она являлась разумным объяснением двойного убийства на могиле и помогала должным образом оформить дело.

— Только ОМОН придется вызывать, — вздохнул Андрюша.

— Обычно на эксгумацию ОМОН вызывают? — удивился Шурик. — Зачем?

Андрюша пояснил, что обычно не вызывают, хотя, конечно, представители органов обязательно присутствуют, протокол составляется. Еще представители кладбища, эксперт. Народу и без ОМОНа должно быть много, но у нас особый случай. Всю публику, дежурящую на кладбище, придется оттеснять от могилы. Ведь неизвестно, что от них можно ждать. Кто-то вполне может броситься в яму, начать разрывать труп на части — и плакал тогда камушек.

— Но про камень больше никто не знает! То есть не должен знать!

— Дело не в камне, — сказал Андрюша. — А в покойнике — для психов и желании попасть в телевизор у тех, кто на магии зарабатывает.

Я напомнила, что про камень знают Екатерина Рудольфовна и Лиля, которая этот камень и положила в руку отцу. Шурик ответил, что Екатерина Рудольфовна как раз радовалась, что камень «ушел», и бороться за него не станет, а Лиле он вообще не нужен. Она не понимает его ценности. И он не собирается их информировать! Если и узнают каким-то образом, то о свершившемся факте — перезахоронении отца. Для них — из-за осквернения могилы некромантами и ведьмами. Про бриллиант он вообще упоминать не станет!

— А ты абсолютно уверен, что больше никто не видел, как Лиля положила камень в руку отца? — спросила я. — Или просто что-то положила?

— Ради чего-то неизвестного могилы не раскапывают, — заметил Шурик.

Андрюша задумался и предложил ему нарисовать схему — кто и где стоял во время похорон Николая Рудольфовича Миллера.

— Я что, помню?! — поразился Шурик. — И я сам был в неадеквате. Я Юле говорил уже: меня смерть отца, можно сказать, застала врасплох. У меня никогда не было стресса. Я вообще не знал, что это такое. Я в те дни был как в тумане. Я сам не видел, как Лилька камень подкладывала. Да, видел, как она над отцом рыдала, за руки держала. Но для Лильки такое поведение было нормальным! Меня оно не смутило. Да, долго за руки держала. Ну так в последний раз же. Мне кажется, что все присутствовавшие на похоронах, кто знает Лильку, восприняли ее рыдания и действия как само собой разумеющееся.

— Только двое присутствовавших ночью отправились откапывать вашего отца и зарезали друг друга на могиле, — хмыкнул Андрюша. — Ваша сестра Лиля прощалась с отцом последней?

— Да. Родственники же обычно последними подходят.

— А перед ней кто был?

— Саломея. Фактически они вместе подошли. Саломея Лильку поддерживала. Она на грани обморока была.

— Значит, могла видеть, как Лиля камень кладет?

Шурик задумался, потом кивнул.

— То есть Саломея тоже может знать про бриллиант?

Шурик сказал, что, скорее всего, знает, но она и свою дочь хорошо знает. И Николай Рудольфович о них обеих явно позаботился и просил других родственников заботиться. Возможно, отец обращался с просьбой к Лиле в присутствии Саломеи. Возможно, он объяснял Саломее причины своего желания унести камень с собой. Совершенно точно можно сказать: Саломея не будет раскапывать могилу.

Андрюша спросил про завещание. Мы с ним знали мнение вдовы Рудика, но Шурик мог знать больше. Средний сын ответил, что завещание должно быть у знакомого нотариуса, с которым сам Шурик, можно сказать, знаком с детства. Отец с этим Леонтием Моисеевичем сотрудничал с девяностых годов. Он помогал Миллерам оформлять их магазины.

— Если завещание вообще есть, — сказал Шурик. — Но отец не собирался умирать. То есть… Хотя к Лильке с этой просьбой поехал. Я не замечал, чтобы он вдруг стал бы хуже себя чувствовать. «Скорую» не просил вызвать, без чувств не падал, с приступами не лежал. Он по врачам не ходил! Какие-то таблетки принимал, но в первую очередь от печени. Он терпеть не мог лечиться. Я знаю только, что печень его беспокоила — он сам говорил, что перепил в лихие девяностые. Он березовый лист пил два раза в год и таблетки, но без фанатизма. А вообще он здоровый был. Для меня его смерть стала шоком! Я же говорил уже!

Я заметила, что смерть часто приходит неожиданно, хотя опять же человек часто получает какое-то предупреждение. Оттуда? От предков? И ведь Николай Рудольфович что-то почувствовал, уловил это предупреждение и поехал к Лиле. Многие или даже подавляющее большинство сигнал не улавливают и не успевают подготовиться.

Андрюша опять спросил про завещание. Андрюша упорный и знает, как вытягивать информацию из свидетелей. Шурик ответил, что можно хоть сегодня съездить к Леонтию Моисеевичу.

— Позвонить можете?

Шурик кивнул и стал искать телефон. А Андрюше-то что так загорелось? Но я не стала спрашивать при Шурике.

Леонтий Моисеевич сообщил по телефону, что завещание имеется, по воле завещателя его следует огласить на сорок первый день после смерти, а поскольку еще время есть, нотариус пока не уведомлял наследников.

— Ничего неожиданного, Александр Николаевич, — сказал нотариус.

После того как Шурик отключил связь, Андрюша спросил, был ли Леонтий Моисеевич на похоронах. Шурик сказал, что был, пел гимн Советского Союза (оказалось, что Леонтий Моисеевич прекрасно поет) по завещанию старого Миллера, и фактически солировал. Но рядом с телом он не стоял, вероятно даже, что он относится к тем, кто старается не смотреть на покойников — прощаясь, за стенку гроба подержался, не поворачивая головы на лицо покойного.

Постепенно Андрюша вытянул из Шурика весь список (или почти весь) прощавшихся со стриком Миллером на Борисоглебском кладбище. Со схемой расположения прощающихся получилось хуже. Я предложила для этого снова съездить к Екатерине Рудольфовне или Алле, вдове Рудика.

— Лучше только к тете Кате, — сказал Шурик. — Раз она все равно знает про бриллиант.

Андрюша также сказал, что эксгумация по желанию родственников проводится только через год после смерти. Например, для перезахоронения в другое место. «А что ж ты раньше молчал? — хотелось спросить мне, но я не стала этого делать. — Или хотел вытянуть из Шурика всю информацию?» И ведь вытянул же! Да, Андрюша — истинный профессионал, о своих целях и задачах никогда не забывает.

По требованию правоохранительных органов эксгумация, конечно, может проводиться раньше. И лучше проводить раньше, если нужны какие-то дополнительные анализы — ведь со временем доказательства исчезают. И именно особый случай (бриллиант) позволяет получить разрешение на эксгумацию тела отца Шурика до истечения года. Некроманты, ведьмы, колдуны и психи на могиле поводом не считаются. Два уголовных дела, связанных с могилой (двойное убийство Рудика и Кости и самоубийство с попыткой самоубийства Славы и Ксюши), тоже в данном случае помогут Шурику получить разрешение.

— Кто будет платить? — спросила я.

Если эксгумация проводится по требованию правоохранительных органов, естественно, все делается за счет государства. По желанию родственников — за счет родственников. А у нас что получается?