— Ты, подлый шакал, пришёл подслушивать и подглядывать за нашим войском, но, на свою беду, попал в плен ко мне — Саттар-беку. Я беспощаден к своим врагам, смерть твоя будет страшна. Ты не умрёшь сразу. Тебя будут возить за мной, и каждый день ты будешь лишаться одной из частей своего тела. Сначала я отрежу тебе уши, чтобы не подслушивал, и язык, чтобы молчал, потом выколю глаза, чтобы не подглядывал, затем отрублю руки и ноги.

Саттар-бек выхватил нож, жёсткая сильная рука схватила за волосы. Стальное лезвие резануло плоть. Дороня дёрнулся, заскрипел зубами от бессилия и гнева... Боль, тёплая струя по щеке и шее, два окровавленных комочка у колен...

День неумолимо убывал, и вскоре ночь завесила небо чёрным полотнищем. Стан крымцев затих. Дороня не спал, связанный по рукам и ногам, ёжился от влажной ночной прохлады, с тоской взирал на перемигивание звёзд. Отчаяние всё больше овладевало им.

«Вот и кончилась, Дороня, твоя никчёмная жизнь. Это ж надо — накликать на себя беду. Видать, вещими оказались слова Севрюка».

Шёпот прервал невесёлые раздумья:

— Дороня, молчи, живот ложись, моя рука ослобонить будет.

Казак подчинился, он узнал голос Карамана, его слова доходили будто из-за стены, в голове шумело.

— Меня Севрюк отпускал. Ты меня убить не дал, моя тебя спасёт. Тебе бежать надо. Бинбаши Саттар-бек великий воин, один раз стреляет, три стрелы пускает, сабля хорош бьёт, но злой. Имя Саттар на урусутский язык будет тот, кто прощает, только этот шакал не даёт пощада ни свой, ни чужой. Ему покой не будет, если неугодный человек не изведёт. Потому вязать велел. Бежать не сможешь. Утром тумены на Заразск пойдут, Саттар-бек будет тебя с собой брать...

Караман срезал путы, сунул в руки татарский кафтан, малахай, кушак, саблю:

— Бери, за мной ходи.

Дороня спешно оделся, последовал за Караманом. Татарин уверенно, не таясь, вёл Дороню между спящими воинами и чадящими кострами. Лишь один раз им пришлось затаиться. Причиной явилось появление воина с головней. Дабы избежать неприятностей, Дороня и Караман легли на землю. Огонь головни, расшвыривая ночную темь, приближался. Дороня с тревогой ожидал крымчака. «Не приметил ли? Не заподозрил ли чего?» Пальцы впились в рукоять сабли. Дороня готов пустить её в ход. «Лучше гибель в бою, чем долгая и мучительная смерть».

Воин прошёл мимо. Не теряя времени, казак и нежданный спаситель продолжили путь. Благодаря Караману удалось миновать караулы. Остановились па краю оврага. Караман указал вниз:

— Иди, тебя там ждёт.

Дороня шагнул к оврагу, остановился:

— Как же ты?

— Моя Саттар верит. Как вернулся, говорил, казак нападал, Хасан убивал, я быстро убегал, долго терялся. Мне плох не будет.

— Выходит, я должник твой?

— Ээ, твоя должен, моя должен, туда-суда хорошо. — Луна осветила белозубую улыбку крымчака. — Ходи, мне назад надо.

— Прощай, Караман, Бог даст, свидимся.

В овраге никого не оказалось. Казак встревожился.

«Уж не напутал ли татарин? Если так, далеко без коня не уйти».

Сверху скатился камушек, Дороня напрягся, рука потянулась к сабле. Через мгновение перед ним появился Смага:

— Дороня, жив! А мы с Поляничкой гадаем, обманет татарин или нет. Клялся, что вызволит тебя, если живой. Пришлось довериться. Видели, как крымчаки тебя поволокли, а противупоставить им нечего... Отпустили мы Караманку, велели тебя к оврагу привести, сами неподалёку схоронились. Мало ли что удумает басурманин.

— Басурманин добрым человеком оказался.

— Бог с ним, с татарином, главное, ты жив. — Севрюк горячо обнял молодого соратника. Дороня охнул, снял малахай, приложил ладонь к уху. Севрюк отстранился, удивлённо спросил:

— Ты чего?

— Саттар-бек уши резал.

— Вот мерин шелудивый! Ничего, за уши мы с ним рассчитаемся, главное, голова цела. Пойдём, Поляничка ждёт. Уходить надо, пока татары не хватились, да и Буйнак по тебе стосковался.

— Буйнак?! — удивился Дороня. — Неужели от крымчаков убежал?

— Убежал и к нам прибежал. — Севрюк усмехнулся. — Аль забыл, что он к моей Ласке сватается? Поспешай, надо затемно к Ермаку прорваться.

К Ермаку прорваться не удалось, два раза натыкались на татарские отряды и уходили незамеченными. В третий раз скрыться от взора крымчаков не удалось.

Севрюк первым углядел врагов:

— Поляничка! Дороня! Татары! Вертай коней! Ох, тесна стала степь!

Дороня кинул взгляд на бугры. С одной из вершин намётом спускался конный отряд крымчаков.

— Видать, рано подняли Девлетка с Саттар-беком войско. Теперь к атаману пути нет. Уходим к Засечной черте, может, успеем предупредить. — Старшой хлестнул коня и, увлекая соратников, помчался в сторону Руси.

Дозорные крымчаков заметили всадников, бросились за ними. Облако пыли, поднятое копытами татарских коней, приближалось. Казаки гнали, пытаясь оторваться, да только беда не ходит одна. Путь преградила речка. Мелкая, неширокая, она при переправе через неё отнимала драгоценное время, приближая погоню. Не раздумывая, лазутчики направили коней к воде. Водная преграда им помеха, но задержит она и татар. Надолго ли? Надёжи на то, что удастся уйти от преследователей, мало.

На другом берегу Поляничка остановил коня, окликнул товарищей:

— Дороня! Севркж! Вы тикайте, хлопцы, я встречу нехристей. У мене для их самопал е, шо у ляха отбил. — Павло ухватился за ствол короткой ручницы. — Тикайте, козаки. — Поляничка снял с головы высокую, серого цвета, барашковую шапку с красным вершком, бросил на землю, давая понять, что дальше не сделает ни шагу. Рядом с шапкой упал камчатый жупан.

— Ты чего удумал?! — возмутился Дороня. — Что бы казаки сотоварища в беде бросили!

— Верно Павло молвит, — оборвал Севрюк, — иначе от крымчаков не уйти, а Русь известить надо. — Поляничке отмолвил: — Прощевай, друг добрый. Не поминай лихом.

— До побачения. Маленько задержу крымчаков, тай и догоню вас. — Поляничка слез с коня, стал привязывать повод к стволу ивы.

— Встренемся! — крикнул Дороня, чувствуя в глубине души, что больше не увидит кряжистого и добродушного казака.

Когда отъехали на полперелёта стрелы, Дороня не удержался, обернулся. В прибрежном камыше мелькнули бритая с оселедцем голова, белая рубаха и синие шаровары Полянички. Запорожец готовился к своему последнему бою. Выстрел из ручницы известил о его начале.

Севрюк и Дороня не видели, что стало с Поляничкой, но знали, Павло задержал татар, давая время уйти от погони. Крымчаки отстали. Ближе к закату казаки наткнулись на воинов русского дозора. Они-то и сопроводили разведчиков к старшему сторожи. Им оказался длинный сухой десятник с лисьим лицом и светло-серыми раскосыми глазами. Когда казаки спешились, десятник, оголив редкие жёлтые зубы, спросил гнусавым голосом:

— Кто будете? Куда путь держите?

Вперёд выступил Севрюк:

— Казаки мы, Севрюк Долгой и Дороня Шершень, с вестью скачем. Прошлым днём наткнулись на татарскую сакму. В ту пору крымчаки Муравским шляхом на Русь шли. О том гонцов послали к нашему атаману Ермаку. После языка добыли. От него дознались, что войско вражье разделилось. Царевичи Мегмет и Али миновали Засечную черту и движутся на Рязань, а хан Девлет с Саттар-беком на Николу Заразского пойдут...

— На Николу Заразского да на Рязань, молвишь? — десятник ухмыльнулся в жиденькие тёмно-русые усы.

— Истинно.

— Врёшь, собака! — вспылил десятник, брызгая слюной в лицо Севрюку. — Меня, Ваську Куницына, дворянского сына, не проведёшь! Где язык ваш? Где татарин? Почему он, — Куницын указал на Дороню, — в платье татарском?