Под сильным впечатлением указа об упразднении III Отделения некоторые публицисты видели в новой ориентации Лорис-Меликова прелюдию к более важным преобразованиям, начало «законного развития прежних реформ», эту кабалистическую формулу, под которой все читатели ясно различали слово «конституция».

Но Лорис-Меликову не удавалось победить сопротивление царя. Оппозиционное настроение, все более укреплявшееся в кружке цесаревича, беспокоило государя. С самим цесаревичем было бы еще нетрудно сладить, благодаря его нерешительному характеру, колеблющемуся и не очень цепкому уму. Но его единомышленники представляли из себя силу, с которой приходилось считаться. Тайные собрания в Аничковом дворце привлекали к себе многих незаурядных людей, отличавшихся силой убеждений, знанием государственных дел, непоколебимой волей и политическим чутьем. Среди них были граф Дмитрий Толстой, граф Воронцов, генерал Игнатьев, князь Мещерский, красноречивый полемист панславизма Катков и, наконец, пылкий поборник абсолютизма, фанатик православия Победоносцев.

Удастся ли вырвать из сферы их влияния набожного цесаревича? Лорис-Меликов употребил на это все свое красноречие и ловкость. 25 августа, встретившись с цесаревичем у императора, он пространно изложил наследнику свои идеи. Лорис-Меликову удалось увидеться с ним и на следующий день, уже с глазу на глаз, чем он не замедлил воспользоваться, чтобы еще с большей настойчивостью вернуться к этому вопросу.

Вкрадчивыми и меткими словами он так подействовал на цесаревича, что мог даже написать в тот вечер г-же Шебеко: «Насколько можно судить по внешним признакам, политическая программа, изложенная сегодня мною наследнику, произвела на него неплохое впечатление. Слава Богу!»

Но хитрый царедворец во время этого свидания, конечно, не касался самой главной своей мысли, которую пока он не открывал даже самому государю. Тайный брак царя, в который он был посвящен, подсказал ему новый, очень смелый способ выполнить большой политический замысел. Для этого надо было указать государю, что дарование стране конституции может дать ему право возвести свою морганатическую супругу в сан императрицы и оправдать этот акт в глазах народа.

Вскоре Лорис-Меликову представился удобный случай приступить к выполнению своего плана. Он получил приказ сопровождать государя в Ливадию.

Александр II выехал в Крым 29 августа с княгиней Юрьевской и с двумя старшими детьми. В первый раз Екатерина Михайловна выезжала вместе с царем в царском поезде. Свита царя, его адъютанты и секретари, придворные чины были поражены той честью, которая была оказана царем княгине Юрьевской, совершенно не подозревая причины ее. Удивление придворных еще более возросло, когда в Ливадии стало известно, что Екатерина Михайловна поселилась не в Биюк-Сарае, где она обыкновенно останавливалась, а во дворце. Правда, минувшей осенью, когда императрица Мария уезжала в Канны, Екатерина Михайловна переселилась во дворец, но тогда это носило очень таинственный характер и никто об этом ничего не знал. Теперь же все это происходило совершенно открыто.

С этих пор Екатерина Михайловна уже больше не расставалась с императором. Она совершала с ним продолжительные прогулки в коляске и верхом и обедала с ним за одним столом.

Целые часы проводили они вместе на веранде, глядя, как играют их дети, любуясь прекрасной природой и чувствуя, как с легким морским ветерком на их души сходит блаженный покой. Вечера они проводили под звездным небом, упиваясь в сладких мечтаньях полнотой и продолжительностью счастья, которое до этого времени было им недоступно.

В этой атмосфере любви и радостного семейного покоя Лорис-Меликов продолжал совместно с царем обсуждать свои великие проекты. Это почти всегда происходило в присутствии Екатерины Михайловны.

Уже несколько раз в течение своего царствования Александр II останавливался на мысли о возможности и целесообразности введения в механизм государственного управления системы представительства. После отмены крепостного права он значительно расширил компетенцию дворянских собраний; в 1864 году он издал указ об организации провинциальных земских собраний, которые вызывали в воображении русского общества воспоминание о знаменитых земских соборах, этих «генеральных штатах» Московии XVI и XVII веков.

Проблема, стоявшая перед Александром в тот момент, была значительно более обширной. В высших областях политической жизни страны, на вершине государственного здания империи не было коллегиальных учреждений, кроме Правительствующего сената и Государственного совета. Но роль Правительствующего сената сводилась лишь к высшим судебным функциям, а Государственный совет, состоявший из великих князей, высших сановников и должностных лиц, если и пользовался высоким правом составления законов, то, по положению своему, не обладал достаточной независимостью в области законодательной инициативы и правом выносить окончательные решения. Он был только послушным помощником царя-самодержца, высшего законодателя, и мнения Государственного совета, будучи необязательными для царя, санкционировались или изменялись государем по его собственному усмотрению.

Теперь поднимался вопрос о том, чтобы изменить самые принципы царизма и реорганизовать систему государственного управления. Множество возможностей представлялось Лорис-Меликову для выполнения этой задачи. Можно было, например, предоставить Государственному совету некоторую самостоятельность в области издания законов и контроля над финансами страны. На этой базе можно будет пополнить состав Государственного совета некоторыми представителями провинциальных земских собраний по выбору государя. Можно было учредить Совещательную думу с очень ограниченной компетенцией, подчинив ее строгому регламенту. Члены Думы могут избираться земствами или куриями, составленными из представителей крупных общественных категорий, таких как дворянство, духовенство, земельные собственники, купечество, университеты, крестьянство и т. д. Можно, наконец, решительнее обратиться к мысли о более современном государственном строе и даже рискнуть попыткой установления парламентаризма – того режима, который обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев называл в беседах с наследником «дьявольским измышлением».

Александр II не решался остановиться на какой-либо из предлагаемых Лорис-Меликовым реформ. Желая подвергнуть этот важный вопрос более детальному обсуждению, он имел в виду по возвращении в столицу назначить специальную комиссию под председательством цесаревича, которая, ознакомившись с проектами Лорис-Меликова, представила бы ему свои заключения.

Но если царь и медлил высказаться относительно объема и формулировки либеральных нововведений, приемлемых для него в принципе, то он, однако, ясно учел, как они будут ему полезны для того, чтобы узаконить в глазах народа возведение своей морганатической жены в сан императрицы.

В одной из своих бесед с царем в Ливадии Лорис-Меликов сказал ему: «Для России будет большим счастьем иметь, как в былые времена, русскую императрицу». И он напомнил царю, что основатель династии Романовых, царь Михаил Федорович, был также женат на Долгорукой.

В другой раз, когда император работал со своим министром на веранде, маленький Георгий, игравший поблизости от них, вскарабкался на колени к отцу. Предоставив себя на несколько минут ласкам ребенка, Александр Николаевич вскоре услал его:

– Теперь иди, дитя мое, не мешай нам работать.

Глядя вслед удалявшемуся мальчику задумчивым и выразительным взглядом, Лорис-Меликов сказал, поворачиваясь к государю:

– Когда русский народ узнает этого сына вашего величества, он восторженно скажет: «Вот этот поистине наш».

Император глубоко задумался над словами министра, который, казалось, угадал одну из его самых сокровенных мыслей.

15 сентября министр внутренних дел, генерал-откавалерии, генерал-адъютант Лорис-Меликов получил блестящее доказательство царской милости. Государь пожаловал ему орден Андрея Первозванного, самый высокий знак отличия, которого может добиться русский государственный деятель.