Между тем в городе происходили волнения. Генуэзская буржуазия и пылкие молодые люди объединились и были готовы взяться за оружие. Со своей стороны дворяне с помощью священников взволновали простой народ и вооружили желающих. Французский посланник, человек мягкий и умеренный, скорее сдерживал, чем подстрекал патриотическую партию. Тем не менее 22 мая, когда стали известны венецианские события, морандисты взялись за оружие и решили завладеть важнейшими городскими постами. Завязалась жестокая схватка. Патриоты, которым пришлось иметь дело с целым городом, были разбиты и подверглись жестоким истязаниям. Оставшийся победителем народ дошел до крайности и не пощадил французских семейств, многие из которых пострадали от насилия.
Как только Бонапарт узнал об этих событиях, он понял, что ему нельзя оставаться безучастным. Он послал своего адъютанта Лавалетта с требованием выдачи арестованных французов и вознаграждения им, а главное – ареста государственных инквизиторов, обвиняемых в вооружении простого народа. Поддерживаемая этим могущественным влиянием, патриотическая партия вновь собралась, одержала верх и, как и в Венеции, принудила местную аристократию к отречению. Учредили временное правительство, и к Бонапарту отправили комиссию, чтобы договориться с ним по поводу конституции, какая, по его мнению, приличествует Генуэзской республике.
Итак, в течение двух месяцев подчинив папу, перейдя Юлианские Альпы, принудив к миру Австрию, возвратившись опять за Альпы и наказав Венецию, теперь
Бонапарт сидел в Милане, получив верховную власть над всей Италией, выжидая и не торопя естественного хода революции, работая над устройством освобожденных провинций, создавая морские силы в Адриатике и делая свое положение еще более внушительным в глазах Австрии. Леобенские прелиминарии были одобрены в Париже и Вене; обмен ратификациями совершился между Бонапартом и господином Галло; ждали близкого открытия конференций для установления окончательного мира.
Обычный генерал Республики Бонапарт имел в Милане больше влияния, нежели все европейские владетели. Приезжавшие и отъезжавшие беспрестанно курьеры свидетельствовали о том, что здесь сосредоточились судьбы мира. Воодушевленные итальянцы часами ждали выхода генерала из дворца Сербеллони. Молодые и прекрасные женщины окружили госпожу Бонапарт и образовали около нее блестящий двор. Начиналось это необыкновенное правление, ослепившее мир и владычествовавшее над ним.
Глава LIV
Затруднительное положение Англии после прелиминариев мира с Австрией – Выборы года У – Успехи контрреволюции – Борьба советов с Директорией – Избрание Бартелеми – Возвращение священников и эмигрантов
Образ действий Бонапарта в отношении Венеции был смел, но не выходил за пределы законов. Объявление войны он оправдывал необходимостью отразить начатые против французов неприятельские действия; и прежде чем последние перешли в открытую войну, он заключил договор, освобождавший Директорию от предоставления на усмотрение советов объявления войны. Таким образом, Венецианская республика подверглась нападению, была уничтожена и стерта с карты Европы, тогда как главнокомандующий и не спрашивал Директорию, а Директория – советов. Оставалось лишь подтвердить договор.
Генуя была подвергнута революционным изменениям в то же лето, и тоже не спрашивая согласия правительства. Все эти факты, которые приписывали участию Бонапарта гораздо более, нежели это было на самом деле, давали необыкновенное представление о его власти в Италии и влиянии, которое он там получил. Директория в самом деле находила, что Бонапарт разрешил своей властью уже слишком много вопросов; однако она не могла упрекнуть его в превышении власти; она была вынуждена признать пользу и современность всех его операций и не осмеливалась порицать победоносного генерала.
Венецианский посланник в Париже, господин Квирини, прибегал к всевозможным средствам с целью приобрести голоса в пользу своего отечества. Чтобы подкупить Барраса, он использовал его связь с неким далматом, ловким интриганом. Ему выдали сумму в 600 тысяч франков банковыми билетами, с тем чтобы он обеспечил защиту интересов Венеции в Директории. Но, извещенный об интриге, Бонапарт разгласил ее, и от банковых билетов отказались. Когда эти факты стали известны Директории, потребовались объяснения, было начато дознание, но дело замяли.
Решительные действия Бонапарта в Италии одобрили, и в первые дни после подписания Леобенских прелиминариев радовались предстоявшему окончательному миру. Враги революции и Директории, которые так рьяно хлопотали о мире, на самом деле были весьма раздосадованы подписанием прелиминариев, а республиканцы были им рады: они, без сомнения, желали бы полного освобождения Италии, но им было приятно и то, что Республика признавалась императором и некоторым образом освящалась им. Французы радовались прекращению ужасов войны и ожидали ослабления общественных тягот. Заседания советов были преисполнены энтузиазма. Объявили, что армии Итальянская, Рейнская и Самбры-и-Мааса заслужили признательность Отечества и всего человечества. Все партии расточали генералу Бонапарту выражения живейшего одобрения и предлагали называть его отныне Италийским, подобно тому, как в Риме назвали Сципиона Африканским.
Вместе с Австрией был фактически подчинен весь континент. Оставалось завершить борьбу с Англией, которая, не имея союзников, подвергалась отныне большим опасностям. Остановленный во Франкфурте в минуту своего торжества, Гош с нетерпением ждал возможности продолжить свою карьеру. Его по-прежнему занимала Ирландия, и он нисколько не отказывался от своего плана прошлого года. Между Рейном и Нидом он расположил около 80 тысяч человек, а около 40 тысяч оставил в окрестностях Бреста; вооруженная в этом порту эскадра была готова выйти в море. Испанский флот, собранный в Кадиксе, ждал только ветра, который заставил бы удалиться английского адмирала Джервиса и позволил бы испанцам выйти с рейда и плыть в Ла-Манш, где они могли действовать совместно с французскими морскими силами. Голландцам наконец удалось собрать свою эскадру и реорганизовать часть армии. Таким образом, Гош для организации восстания в Ирландии мог располагать громадными средствами. Он предлагал отделить от армии Самбры-и-Мааса 20 тысяч человек и направить их в Брест. Затем, распустив слух, что отправляется на несколько дней к своему семейству, он поехал в Голландию, сохраняя самое строгое инкогнито. Там Гош лично наблюдал за всеми приготовлениями. Семнадцать тысяч голландцев, отличные войска, были посажены на суда и ждали сигнала, чтобы соединиться с экспедицией в Бресте.
Питта снедало сильнейшее беспокойство. Отступление Австрии, приготовления в Текселе и Бресте, эскадра, собранная в Кадиксе, – всё это были обстоятельства весьма тревожного характера. Испания и Франция силились склонить к миру Португалию, и можно было опасаться измены старого союзника. Эти события оказали большое давление на кредит и привели к давно предвиденному и неоднократно предсказываемому кризису. Английское правительство часто прибегало к помощи Банка и получало от него огромные суммы в обмен на ренты или билеты Государственного казначейства. Происходивший от этого недочет в наличных деньгах Банк мог пополнить лишь усиленными выпусками банковских билетов. Страх овладел всеми, когда распространился слух, что Банк ссудил правительству значительные суммы. Все побежали обменивать свои билеты на звонкую монету, и уже в марте, в то время как Бонапарт приближался к Вене, Английский банк был вынужден испрашивать разрешения приостановить платежи. Банк освободили от обязательств, которых он не мог выполнить; но его кредит и само существование пока не были спасены окончательно. Немедленно обнародовали отчет о состоянии актива и пассива. Актив простирался до 17 597 280 фунтов, пассив же – до 13 770 390. Не упоминалось, однако, какую часть актива составлял долг государства Банку.