Обе армии встретились 19 октября на берегах Эльца от Вальдкирхена до Эммендингена. После кровавого сражения Моро убедился в невозможности дальнейшего движения к Келю правым берегом и в необходимости переправиться через Рейн в Брайзахе. Желая, однако, скорее послать в Кель подкрепления и опасаясь скопления войск на одном мосту, Моро приказал переправиться в Брайзахе только Дезе с левым крылом армии, сам же с центром и правым крылом вернулся к Гюнингену. Это распоряжение оказалось столь же неосторожным, как и сражение при Эммендингене. Правда, Моро рассчитывал на прекрасную позицию при Шлингене, защищавшую выход к Гюнингену, на которой он мог принять сражение, дабы обеспечить себе более верное и спокойное отступление. Моро 24 октября отошел к Шлингену и дал сложное и продолжительное сражение. Доставив своим обозам возможность перейти реку в течение дня сражения, он очистил позицию ночью, перешел на левый берег и направился к Страсбургу.

Так закончилась эта знаменитая кампания и еще более знаменитое отступление. Результат кампании достаточно убеждает в ложности ее плана. Если бы, как доказали Наполеон, эрцгерцог Карл и генерал Жомини, Директория вместо двух армий, преследовавших каждая отдельно странную цель – стратегический обход неприятельского фланга, образовала одну армию в 160 тысяч человек, от которой отделила бы 50 тысяч на осаду Майнца, остальные же силы заставила вторгнуться в Германию, направив с Рейна к Дунаю, то, несомненно, неприятельские армии не в состоянии были бы сосредоточиться и отступили бы; прекрасный план эрцгерцога сделался бы невозможен и республиканское знамя дошло бы до Вены. При осуществлении же плана Директории Журдан как бы приносился в жертву. Только Моро с его прекрасной армией мог частично исправить ошибки плана, поспешив или раздавить неприятеля после переправы при Киле, или двинуться на эрцгерцога, когда тот напал на Журдана. Моро не осмелился и не сумел всего этого сделать; но если он и не выказал искры гения, если решительному и победоносному маневру он предпочел отступление, то по крайней мере при исполнении его выказал характер и редкую твердость. Без сомнения, отступление не было столь опасно, как о нем рассказывали, но тем не менее оно было выполнено образцовым образом.

Ошибочный план кампании внушил молодому эрцгерцогу счастливую мысль, которую он и выполнил; но, как и Моро, ему недоставало того пыла и смелости, которые могли сделать ошибку французского правительства вполне пагубной для его армий. Совсем иное случилось бы, если бы с той или другой стороны находился гений, уже уничтоживший три армии на Альпах. Если бы 70 тысяч Моро после переправы их у Келя и имперцы, когда они оставляли Дунай и шли на Журдана, действовали с такой же стремительностью, пример которой был показан в Италии, то, очевидно, война была бы окончена немедленно и весьма пагубно для одной из держав.

Эта кампания составила молодому эрцгерцогу Карлу репутацию в Европе. Во Франции были крайне признательны Моро за то, что он целой и невредимой возвратил армию, попавшую в Баварии как бы в западню. Об участи армии беспокоились весьма сильно; было неизвестно, что с нею сделалось и что с нею будет впредь. Но когда она с таким бодрым видом вступила в долину Рейна, все пришли в восторг от генерала, сумевшего столь счастливо привести ее обратно. Его отступление возносили донельзя и не замедлили сравнить со знаменитыми «Десятью тысячами»[18]. Конечно, нельзя было и думать сравнивать его с блестящими победами Итальянской армии; есть, однако, масса людей, которых оскорбляет превосходство гения, а менее блестящие заслуги беспокоят их не слишком, и вот они-то стояли за Моро, расхваливали его благоразумие и испытанное искусство и описывали эти преимущества в сравнении с пылким гением Бонапарта. С этого дня за Моро были все те, кто предпочитал второстепенные дарования высшим: нужно сознаться, что в республике прощают врагам гения, когда видят, что гений может посягнуть на свободу, его взрастившую и вознесшую на вершины славы.

Внутреннее и внешнее положение Франции в начале года У – Планы Питта – Мир с Неаполем и Генуей – Основание Циспаданской республики – Назначение Кларка в Вене – Новые усилия Австрии в Италии – Сражение при Арколе

Результаты похода в Германию оказались для Франции неудачными. Ее враги, упорно отрицавшие ее победы или предсказывавшие ей дальнейшие неудачи, видели свои предсказания сбывавшимися. Итак, быстрые завоевания в Германии, говорили они, не имели никакой прочности: им положил конец Дунай и гений молодого принца; без сомнения, дерзость Итальянской армии будет наказана и она будет отброшена на Альпы, как в Германии армии были отброшены на Рейн. Правда, завоевания Бонапарта опирались, по-видимому, на более прочное основание: он не только оттеснил Колли и Больё, но и разбил их окончательно; не только отбросил новую армию Вурмзера, но сперва дезорганизовал ее при Кастильоне, а потом совершенно уничтожил на Бренте.

Следовательно, можно было с большим основанием надеяться сохранить Италию, чем Германию; тем не менее зловещие слухи распространялись. Утверждали, что многочисленные войска направляются к Альпам из Польши и от границ Турции, а имперские армии на Рейне готовы отправить новые подкрепления, что при всем своем гении генерал Бонапарт, не переставая встречать новых врагов, непременно потерпит неудачу, хотя бы только по причине истощения своей армии. Подобные предположения были весьма естественны, потому что воображение людей, преувеличив успехи, готово потом так же преувеличивать неудачи.

Французские армии отступили из Германии без больших потерь и охраняли линию Рейна. В последнем еще не было ошибки; но Итальянская армия оставалась без всякой поддержки, и это заставляло сильно беспокоиться о ее участи. Кроме того, две наши главные армии вступили на территорию Франции, содержание их всей тяжестью падало на наши финансы, по-прежнему находившиеся в плачевном положении; и это было самым большим злом. Мандаты, потеряв обязательный курс, обесценились окончательно, к тому же в распоряжении правительства их уже не оставалось, в Париже их можно было найти только в руках спекулянтов. Недоимки по-прежнему были значительны, но не взыскивались; налоги и обязательный заем взимались медленно; за национальные имущества, предназначенные для продажи, уплачивалась только часть их стоимости; следующих взносов требовать еще было не время, а поступающих для нужд казначейства оказывалось недостаточно.

Впрочем, держались только этими взносами, уплатами по обязательному займу и векселями, выдаваемыми министрами. Бюджет Y года разделял расходы на обыкновенные и чрезвычайные: первые доходили до 450 миллионов, вторые до 550. Поземельный налог, таможенные пошлины, гербовый сбор и вообще все налоги должны были покрывать обыкновенные расходы. Чрезвычайные собирались покрыть недоимками года IV и обязательного займа и предстоящими взносами за проданные национальные имущества. Кроме вышеупомянутых источников, у республики еще оставались земли, но их пока предстояло распродавать, в чем и заключалось всё затруднение. Подрядчики, которым не платили, отказывались продолжать поставки; за неимением средств останавливалась деятельность ведомств. Государственные чиновники и кредиторы ничего не получали и не имели никаких средств к существованию.

Таким образом, отдаленность Итальянской армии и состояние финансов давали врагам Франции повод рассчитывать на многое. От запланированного Директорией союза Франции, Испании, Порты и Венеции остался лишь союз с Испанией. Последняя, увлеченная обещаниями Франции и ее блестящими успехами в середине лета, решилась возобновить договор и объявить войну Великобритании. Венеция, несмотря на настояния Испании и приглашения Порты, отказывалась от союза. Напрасно ей представляли, что Россия будет покушаться на ее колонии в Греции, а Австрия – на ее Иллирийские провинции, и что лишь союз с Францией и Портой, которые не имеют в отношении нее никаких корыстных видов, может защитить ее от честолюбия естественных соперников; повторявшиеся победы французов на Адидже должны были заставить ее не опасаться возвращения австрийцев и будущего гнева императора; своим нейтралитетом, напротив, она лишила себя всякой дружеской поддержки и покровительства и подвергалась, быть может, участи стать жертвой сделки между воюющими державами.