Венеция, ненавидевшая французов, явно вооружалась против них, так как спрашивала мнения австрийского правительства относительно выбора главнокомандующего, и вторично отказалась от предложенного ей Францией союза. Она хорошо видела опасность, исходившую от честолюбия Австрии, но опасность французских принципов была по ее мнению реальнее. Венеция продолжала отвечать, что сохранит нейтралитет, чему очевидно противоречили ее активные действия.
Порта, поколебленная отказом Венеции и давлением со стороны Вены и Англии, также не приняла предложения. Оставались Франция и Испания, их союз мог лишить англичан обладания Средиземным морем, но мог также подвергнуть опасности испанские колонии. В самом деле, Питт думал возмутить их против метрополии и уже завязал с этою целью интриги в Мексике.
Переговоры с Генуей всё еще не были кончены, а вот с Неаполем завершились; Директория непременно желала получить с него контрибуцию, неаполитанская же королева, вступившая в переговоры с крайней неохотой, не хотела на нее соглашаться. Мир с Римом не заключили вследствие одного требования Директории: она хотела, чтобы были отменены все отлучения Святого престола с начала революции, что в высшей степени оскорбляло гордость первосвященника. Переговоры были прерваны. Их вновь открыли во Флоренции; посланники папы утверждали, что пастырские послания святого отца не могут быть взяты назад, а французские комиссары настаивали, что последнее есть conditio sine qua non[19]; на том и разошлись. Надежда на помощь короля Неаполитанского и Англии поддерживала первосвященника в его отказе; он послал в Вену кардинала Альбано просить помощи и условиться относительно мер, какие следовало принять.
Таковы были отношения Франции с остальной Европой. Ее враги, в свою очередь, были истощены. Австрия, правда, отразила вторжение наших армий, дошедших до Дуная; но тем более беспокоилась за Италию и желала ее возвращения. Положение Англии становилось весьма печальным; на Корсике она держалась непрочно и могла вскоре лишиться этого острова. Итальянские порты готовы были закрыться перед ней, и достаточно было одной новой победы Бонапарта, чтобы окончательно изгнать Англию из этой страны. Война с Испанией могла закрыть для нее Средиземное море и угрожала ее влиянию в Португалии. Всё побережье океана до острова Тексел уже было закрыто перед англичанами. Экспедиция, приготовлявшаяся Гошем в Бретани, страшила Англию из-за Ирландии. Финансы ее были в расстройстве, кредит банка поколеблен, а вся нация жаждала мира.
Эти основания заставили подумать о мире и воспользоваться неудачами Франции, чтобы принудить последнюю принять его. Королевская семья и вся аристократия испытывали крайнее отвращение к переговорам с Францией, потому что, по их мнению, это значило признать революцию. Питт, менее преданный аристократическим принципам и занятый исключительно интересами Англии, на этот раз действительно желал мира, но лишь на условиях, которые не могли быть приняты Республикой: на условиях возвращения Нидерландов Австрии. Питт был настоящим англичанином по своей гордости, честолюбию и предрассудкам. В его глазах образование колоссальной республики было меньшим преступлением, чем присоединение к Франции Нидерландов.
И в самом деле присоединение Нидерландов было для Франции важным приобретением: оно доставляло ей обладание самыми плодоносными и богатыми провинциями континента, устьями рек, важнейшими торговыми путями севера, Шельды, Мааса и Рейна; значительно увеличивало ее береговую линию, а следовательно, морские силы; дарило важные торговые порты, а особенно Антверпен; наконец, продолжало нашу морскую границу в ту сторону, откуда Англия была мало прикрыта, против беззащитных берегов Эссекса, Суффолка, Норфолка, Йоркшира. Кроме этих приобретений, обладание Нидерландами представляло и другую выгоду: Голландия подпадала под непосредственное влияние Франции, поскольку не была отделена австрийскими провинциями. И тогда французскую морскую границу можно было считать не до Антверпена, но до острова Тексел, и побережье Англии опоясывалось неприятельскими берегами со всех сторон. По убеждению всякого англичанина, воспитанного в идеях превосходства своего отечества, Англия всегда должна господствовать в Неаполе, Лиссабоне и Амстердаме, дабы прочно стоять на континенте и всегда иметь возможность прорвать длинную линию берегов. В 1796 году эти начала коренились так же прочно, как и то, что всякий вред для Франции есть благо для Англии.
На основании этой политики Питт согласился бы на временный мир с целью дать отдых своим финансам, но лишь при условии, чтобы Нидерланды были возвращены Австрии. Он был мало знаком с делами континента, искренне верил в скорое разорение Франции и совершенно добросовестно возвещал каждый год близкое падение и истощение Республики. Питт думал, что если Франция когда и была расположена к миру, то в настоящее время – как вследствие падения мандатов, так и из-за отступления ее армии из Германии.
Впрочем, находил Питт возможным принятие его условий Францией или нет, но он имел достаточно оснований открыть переговоры: существовала необходимость удовлетворить общественное мнение, громко требовавшее мира. Чтобы добиться от парламента дозволения набрать шестьдесят тысяч моряков и пятнадцать тысяч ополчения, ему следовало сначала доказать, что он сделал всё возможное для заключения мира. Было и другое не менее важное основание: принимая на себя инициативу и открывая в Париже торжественные переговоры о мире, Питт привлекал туда обсуждение всех европейских интересов и мешал открытию частных переговоров с Австрией. В самом деле, эта держава придавала Нидерландам гораздо меньшее значение, чем Англия; она смотрела на них как на удаленную от центра империи провинцию, постоянно подвергавшуюся нашествиям со стороны Франции и глубоко зараженную революционными идеями; эту провинцию она давно думала обменять на какие-нибудь другие владения в Германии или Италии и сохранила ее только потому, что расширению всегда противилась Пруссия; для обмена же Нидерландов на какое-нибудь владение в Италии еще не представлялось случая.
Питт думал, что торжественные переговоры, открытые в Париже от имени всех союзников, предупредят сделку относительно Нидерландов. К тому же ему нужно было иметь агента во Франции, который мог бы всё видеть вблизи и собрать сведения относительно экспедиции, готовящейся в Бресте.
Вот причины, вследствие которых Питт, даже и не надеясь на мир, делал попытку переговоров с Директорией. На этот раз он уже не ограничивался, как в прошлом году, незначительным поручением; он потребовал для полномочного посланника Великобритании паспортов. Это обращение к Французской республике ее непримиримого врага было для нее чрезвычайно лестным событием, и паспорта были немедленно выданы. Питт выбрал лорда Малмсбери, сына автора «Гермеса»[20]. Как политик он был не расположен к республикам и уже прославился притеснениями Голландии в 1787 году. Посланник прибыл в Париж с многочисленной свитой 23 октября 1796 года (2 брюмера).
Директория поручила вести переговоры министру Делакруа. Оба уполномоченных сошлись в министерстве иностранных дел утром 24 октября. Министр Франции предъявил свои полномочия. Лорд Малмсбери объявил себя посланником от Англии и ее союзников, а целью визита открыто обозначил заключение общего мира. Затем он показал свои верительные грамоты, подписанные одной Англией. Французский министр спросил его, имеет ли он полномочия от союзников Великобритании, дабы вести переговоры от их имени. Лорд Малмсбери ответил на это, что как только будут приняты основания, на которых переговоры могут продолжаться, союзники короля Великобритании окажут ему содействие и дадут полномочия.
Затем лорд передал Делакруа ноту своего двора, в которой указывались основания для будущих переговоров – начало взаимного вознаграждения держав за их завоевания. Англия, согласно ноте, обрела земли в колониях, а Франция – на континенте у союзников Англии, и теперь можно было возвратить их друг другу. Но прежде чем начать объясняться относительно областей, подлежащих обмену, следовало согласиться в самом принципе взаимного вознаграждения. Таким образом, Сент-Джеймский кабинет избегал определенно говорить о возвращении Нидерландов и только объявлял основание будущих переговоров, чтобы не прервать их в самом начале. Министр Делакруа отвечал, что он обратится к Директории.
