Директория не могла возвратить Нидерланды: это было не в ее власти, даже если бы она хотела это сделать. Франция своей честью поручилась относительно этих провинций и не могла, возвращая их, предоставить их мщению Австрии. Кроме того, она имела право на вознаграждение как за несправедливую войну, которую с нею вели так долго, так, в свою очередь, и за расширение Австрии, Пруссии и России за счет Польши; наконец, Франция должна была стремиться к своей естественной границе. По всем этим причинам она не должна была отделять от себя Нидерланды.
Директория, твердо решившая выполнить свой долг в этом отношении, могла бы немедленно прервать переговоры; но тогда она давала повод сказать, что не желает мира, и удовлетворила бы одно из главных намерений Питта, доставив ему отличный предлог требовать от английского народа новых жертв.
Директория ответила на следующий же день. «Франция, – говорила она, – уже заключила отдельные трактаты с большей частью держав коалиции, причем она не прибегала к содействию всех союзников; сделать переговоры общими значит затянуть их до бесконечности, что заставит считать настоящие переговоры не более искренними, чем предложения прошлого года. К тому же английский посол не имеет полномочий от союзников, от имени которых говорит. Наконец, принцип взаимных вознаграждений был изложен в слишком общем виде, чтобы можно было его принять или отвергнуть. Таким образом, – прибавляла Директория, – французское правительство могло бы не отвечать, но, чтобы доказать свое желание мира, оно готово выслушать все предложения, как только лорд Малмсбери будет снабжен полномочиями от всех держав, от имени которых претендует высказываться».
В этих переговорах Директории не было надобности ничего скрывать, она могла действовать с полной откровенностью, а потому решила сделать их гласными, напечатав в газетах как ноты английского посла, так и ответы на них французского министра. Этот образ действий немного смутил английских политиков; впрочем, он нисколько не противоречил дипломатическим приличиям, хотя и отступал от принятых обычаев. Лорд Малмсбери ответил, что обратится к своему правительству. Странная роль полномочного посла, который при каждом незначительном затруднении обращается к своему двору, могла возбудить подозрения Директории в том, что переговоры оттягиваются и ведутся только для вида. Между тем правительству не было особенно приятно пребывание в стране иностранца, интриги которого могли быть опасны; тем не менее директоры не высказали никакого неудовольствия; они позволили лорду Малмсбери ожидать ответов своего двора, а в ожидании их изучать Париж, политические партии, их силы и силу правительства. Директория, впрочем, могла от этого только выиграть.
В это время положение французов в Италии становилось опасным, несмотря на их недавние победы при Роверето, Бассано и Сан-Джорджио. Австрия удвоила усилия, чтобы отбить Ломбардию. Благодаря гарантиям императрицы Екатерины в Галиции австрийские войска из Польши перевели на Альпы; благодаря же надежде сохранить мир с Турцией войска стянули с австрийских границ, и все резервы австрийской монархии были направлены в Италию. Многочисленное и преданное население предоставляло средства для набора новых войск.
Австрийская администрация выказывала необыкновенную ревностность при наборе солдат. Отличная армия формировалась во Фриуле: она составлялась из остатков армии Вурмзера, из войск, приходивших с границ Польши и Турции, а также из отрядов с Рейна и рекрутов. Командование ею поручили маршалу Альвинци. Надеялись, что третья армия будет счастливее двух предшествующих и вырвет Италию из рук молодого победителя.
Тем временен Бонапарт не переставал обращаться к Директории с просьбами о подкреплениях и советами закончить переговоры с державами, остававшимися у него в тылу. Он торопил правительство заключить мир с Неаполем и Генуей на прочном основании, вновь возобновить переговоры с Римом, добиться от сардинского короля наступательного и оборонительного союза, чтобы хоть войсками последнего подкрепить Итальянскую армию.
Бонапарт желал получить дозволение провозгласить независимость Ломбардии, что могло увеличить число приверженцев Французской республики. Взгляды его были вполне верны, а нужды армии оправдывали уместность настояний. Разрыв переговоров с папой привел к тому, что второй взнос контрибуции, уже высланный, возвратили назад. Контрибуции от Пармы, Модены и Милана были или израсходованы на нужды армии, или отосланы правительству. Венеция хотя и доставляла припасы армии, но ссуду займа оттягивала. Сумму, на которую можно было рассчитывать, секвестрируя иностранные товары, определить пока не представлялось возможным, так как законность этой меры еще оспаривалась. Так что в настоящее время армия начала вновь испытывать лишения, находясь в богатейшей стране мира.
Главная же опасность положения заключалась в недостаче в рядах армии; она не могла поражать стольких неприятелей без больших потерь со своей стороны. Все присланные подкрепления с самого начала войны не превосходили 9 или 10 тысяч; следовательно, число всех французов, вступивших на территорию Италии, не превышало 50 тысяч; теперь же численность армии едва достигала 30 тысяч с небольшим: неприятельский огонь и болезни сократили ее до этой цифры. Около двенадцати батальонов должны были вскоре прибыть от Вандейской армии, но они были значительно ослаблены дезертирством; другие же обещанные подкрепления не приходили. Генерал Вилло, командующий войсками на юге, должен был отправить несколько полков на Альпы, но удержал их в своем округе для усмирения волнений, вызванных его же неловкостью и грубостью. Келлерман, со своей стороны, не мог предоставить подкреплений, так как они были ему необходимы для поддержания порядка в Лионе и окрестностях.
Бонапарт просил выслать ему 83-ю и 42-ю полубригады и отвечал за всё в случае их своевременного прибытия. Он жаловался, что ему не поручили вести переговоры, потому что если бы вел их он, то ультиматум был бы послан лишь после уплаты контрибуции. «До тех пор пока ваш главнокомандующий не станет средоточием всего в Италии, дела будут идти дурно. Меня легко обвинять в честолюбии, но я стою лишь за свою честь; я едва держусь на лошади, у меня остается только одна моя храбрость, чего совсем не достаточно для того места, которое я занимаю. Видят нашу малочисленность; обаяние наших войск пропадает. Подкреплений – или Италия погибла!» – писал он.
Сознавая необходимость лишить Рим поддержки Неаполя и обеспечить тыл Бонапарта, Директория наконец заключила договор с двором Обеих Сицилий. Она частично отступилась от своих предыдущих требований, а двор, напуганный победами французов на Бренте и опасаясь, что в результате союза Франции с Испанией англичане могут быть изгнаны со Средиземного моря, также согласился на мирный договор. Мир был подписан 10 октября (19 вандемьера). Условились, что неаполитанский король обязывается не оказывать поддержки врагам Франции и закроет свои порты военным кораблям воюющих держав. Затем Директория заключила договор с Генуей.
Особенное обстоятельство способствовало этому: Нельсон захватил французский корабль в виду генуэзских батарей; такое нарушение нейтралитета серьезно скомпрометировало Генуэзскую республику. Французская партия, которая теперь не подвергалась давлению, стала смелее, партия же коалиции оробела; решили заключить с Францией союз. Генуэзские порты закрывались для англичан; два миллиона выплачивались Франции в виде вознаграждения за фрегат La Modeste; два других давались в виде займа. Вассальные семейства не были изгнаны, но сторонники Франции, удаленные из страны и сената, были впущены в страну, а должности им были возвращены.
От Пьемонта также желали добиться заключения наступательного и оборонительного союза. Прежний король только что умер; его молодой наследник Карл-Эммануил выказывал к Франции доброе расположение, но находил, что те выгоды, которые она предлагает ему, недостаточны в качестве вознаграждения за союз. Директория обещала молодому королю гарантировать его владения, которые не были ничем обеспечены в общем столкновении в виду грядущих переворотов и возможных новых республик; король же, как и его предшественник, хотел приобрести Ломбардию, чего Директория обещать не могла.
