Билеты казначейства немедленно упали в цене на 15 %. Банкиры, в свою очередь, просили разрешения производить уплаты банковскими билетами, грозя иначе приостановить платежи. Естественно было предоставить им то же право, но тогда получалось, что билеты шли по принудительному курсу. Для устранения этого затруднения самые влиятельные финансисты страны собрались в Лондоне и выказали замечательный пример разумности и здравого видения общественных нужд. Понимая, что отказ принимать в уплату банковские билеты поведет к неизбежной катастрофе, они решили ее предупредить, начав принимать их. С этой минуты Англия вступила на путь бумажных денег. Правда, их курс был не принудительным, а добровольным; но все-таки они не имели прочной ценности, она зависела исключительно от политики правительства. Чтобы билеты могли в полной мере заменить металлические деньги, их разделили на небольшие суммы. Банку разрешили выпускать билеты по 20 и 40 шиллингов; прежде он не мог выпускать билеты ценностью менее 5 фунтов стерлингов.
Хотя здравый смысл английского торгового класса и сделал катастрофу менее гибельной, однако положение оставалось весьма опасным: следовало обезоружить Францию и воспрепятствовать намерению испанской, французской и голландской эскадр зажечь пожар в Ирландии. Королевское семейство по-прежнему враждебно относилось к революции и мирным планам; но Питт, который руководствовался только интересами Англии, находил необходимым дать стране в настоящее время отдых. Будет мир окончательным или нет, но он был необходим.
Вполне согласившись на этот счет с лордом Гренвилем, Питт склонил правительство начать переговоры, которые позволили бы ослабить слишком натянутые пружины английского могущества. Более не могло быть и речи о том, чтобы оспаривать Нидерланды, уже уступленные Австрией; спор мог возникнуть лишь о колониях, причем можно было надеяться на возможность соглашения.
Не только положение Англии показывало ее намерение привести к концу переговоры, но и самый выбор лица, которому эти переговоры поручались. Лорд Малмсбери был назначен вести их и на этот раз: в его возрасте и при его положении его не использовали бы два раза подряд для ни к чему не ведущего представительства. Лорд Малмсбери, прославившийся своей долгой дипломатической карьерой и искусством ведения переговоров, уже хотел удалиться от дел, но лишь после удачных переговоров. Он в самом деле получил тайные инструкции, которые не оставляли никакого сомнения в серьезности миссии. Английский кабинет просил паспортов для своего уполномоченного, и с общего согласия местом конференций назначили не Париж, а Лилль. Директория предпочитала принять английского посланника в провинции, где она могла менее опасаться интриг. Со своей стороны, английский посланник тоже не желал находиться в присутствии правительства, обращение которого было несколько суровым; он счел за лучшее вести переговоры с его уполномоченными. Тем не менее Гош должен был продолжать свои приготовления, дабы придать больше веса французским уполномоченным.
Таким образом, Франция, вышедшая отовсюду победительницей, вела переговоры с двумя важнейшими европейскими державами и была близка к окончательному миру. Столь счастливые и блестящие события должны были бы всех радовать, если бы выборы года V не придали оппозиции сил. Мы уже рассказывали о происках противников Директории. После ареста Бротье, Лавилернуа и Дюверна де Преля роялистская партия потеряла троих своих главнейших агентов; но это не стало для нее слишком существенной потерей: она была настолько беспорядочно организована, что с потерей вождей беспорядок не мог увеличиться еще больше. На сцене по-прежнему играли роль две ассоциации, одна – из людей преданных и готовых взяться за оружие, другая – из людей сомнительных, которые могли только вотировать на выборах. Пишегрю со своим заговором оставался в стороне и всё еще переписывался с английским посланником Уикхемом и принцем Конде.
Выборы, на которые влияли интриганы всякого рода, а главное – сам дух реакции, дали результат, какого и можно было ожидать. Почти вся вторая треть депутатов была выбрана из людей, враждебных Директории, – или вследствие их преданности королевской власти, или из ненависти к террору. Правда, сторонников королевской власти было немного; но они, по своему обыкновению, умели пользоваться страстями других. Пишегрю избрали депутатом от Юра. В Кольмаре был выбран некто Шембле, который служил посредником в переписке с Уикхемом; в Лионе – Имбер, один из главных членов королевской агентуры на юге, и Камилл Жордан, молодой человек с добрыми намерениями, но слишком пылким воображением и раздражением против Директории; в Марселе – генерал Вилло, который из Армии Берегов Океана был переведен в департамент Устье Роны для командования его военными силами и который, вместо того чтобы сдерживать партии, оказался вовлечен в роялистскую фракцию. В Версале выбрали некоего Вовилье, замешанного в заговор Бротье и предназначенного агентурой для управления продовольственной частью; в Бресте – адмирала Вилларе-Жуайёза, поссорившегося с Гошем и, вследствие того, с правительством по поводу экспедиции в Ирландию. Однако не все избранники были столь неудобны Директории и Республике. Генерал Журдан, сложивший с себя командование армией Самбры-и-Мааса, был выбран депутатом от своего департамента. Он был достоин представлять армию в законодательном корпусе и загладить бесчестье, которым ее запятнала измена Пишегрю. Примечателен также тот факт, что Барер был вновь [как в 1792 году] избран в законодательный корпус от департамента Верхние Пиренеи.
Новые народные избранники поспешили прибыть в Париж. В ожидании момента, когда им предстояло вступить в свои права, их завлекали в клуб Клиши, который с каждым днем становился всё радикальнее. Да и советы теряли свою прежнюю умеренность. С приближением минуты, когда к ним должны были присоединиться новые члены, депутаты первой трети постепенно лишались той сдержанности, которой придерживались в течение пятнадцати месяцев. До сих пор они только поддерживали конституционалистов, то есть депутатов, которые, не считая себя ни друзьями, ни врагами Директории, старались показать, что придерживаются лишь конституции и вступают в борьбу с правительством, лишь когда оно от нее отклоняется. Это направление господствовало главным образом в Совете старейшин. Но, по мере того как день вступления в должность новых депутатов приближался, оппозиция в Совете пятисот начинала выражаться всё более угрожающим языком. Высказывалось мнение, что старейшины уже слишком долго ведут за собой советы и Совету пятисот пора выйти из-под опеки.
Конституционалисты, обманутые, как все, кто после революции ввязался в оппозицию, считали, что скоро наконец встанут во главе движения, а вновь прибывшие депутаты будут их поддерживать. Во главе их стоял Карно. Всё более и более увлекаемый в ложном направлении, он не переставал поддерживать в Директории мнение большинства законодательного корпуса. При обсуждении Леобенских прелиминариев он выказал раздражительность, которую до тех пор оставлял в границах приличия, и поддержал с рвением, какого нельзя было ждать от его прошлой жизни, уступки, сделанные Австрии.
Ослепленный самолюбием, Карно мечтал управлять конституционной партией как в Совете пятисот, так и в Совете старейшин; во вновь избранных депутатах он видел только новых сторонников. В своем стремлении сплотить все части партии он искал сближения с более выдающимися новыми депутатами и даже первым нанес визит Пишегрю, который весьма дурно относился ко всем директорам. Пишегрю довольно сдержанно отвечал на предупредительность Карно и выказывал почти пренебрежение. Тем не менее Карно завязал сношения со многими другими депутатами первой и второй трети.
Его квартира в Люксембурге сделалась сборным пунктом всех членов новой оппозиции; его сотоварищи видели, что каждый день у него собираются самые непримиримые их враги.
Важным вопросом оставалось избрание нового директора. Жребий должен был определить, кому из директоров предстоит выйти из правительства. Если бы жребий пал на Ларевельера-Лепо, Ревбеля или Барраса, то политика правительства изменилась бы, так как директор, выбранный новым большинством, не замедлил бы вотировать с Карно и Летурнером.
