Этого сражения было достаточно, чтобы познакомить армию с ее новыми противниками и внушить Бонапарту тактику, какую следовало против них принять. Направились к Каиру. Флотилия на Ниле держалась на высоте армии. Следующие дни армия шла безостановочно. Солдатам предстояло испытывать новые лишения, но теперь уже они шли вдоль Нила и могли хотя бы каждый вечер купаться. При виде врагов к ним вернулся их прежний пыл. «Эти солдаты уже немного отвыкли от лишений, как бывает всегда, когда приобретено довольно славы, – говорил Бонапарт. – Я всегда находил их великолепными под огнем».
Во время похода к солдатам часто возвращалось дурное расположение, а с ним и насмешки. Ученые начинали внушать к себе большое уважение храбростью, которую они выказывали: Монж и Бертолле проявили при Шебрейсе поистине героическую храбрость. По-прежнему подшучивая над учеными, солдаты были полны к ним внимания и уважения. Всё никак не обнаруживая Каира, хваленого чуда Востока, они говорили, что его вовсе не существует, а если он и есть, то, как в Даманхуре, это лишь скопище хижин. Они всё еще говорили, что бедного генерала обманули и что он дал сослать себя и своих товарищей в эти отдаленные места по своему добродушию. Вечером, отдохнув, солдаты, читавшие или слышавшие сказки из «Тысячи и одной ночи», повторяли их своим товарищам и сулили им чудесные, залитые золотом дворцы. В ожидании же дворцов у них не было хлеба, и они питались чечевицей, голубями и великолепными арбузами. Солдаты даже прозвали арбуз Святым Пастеком[42].
Подходили к Каиру; у столицы должны были дать решительное сражение. Мурад-бей собрал здесь большую часть своих мамелюков, около 10 тысяч человек. За ними следовало вдвое более феллахов, которых вооружили и заставили собраться за укреплениями. Тут же находились еще несколько тысяч янычаров и спагов[43], зависевших от паши, который, несмотря на письмо Бонапарта, дал себя увлечь на сторону своих притеснителей.
Мурад-бей сделал распоряжения к обороне берегов Нила. Столица находится на правом берегу реки, лагерь же Мурад-бей расположил на обширной равнине между Нилом и пирамидами Гизы, самыми высокими в Египте. Большая деревня Эмбабе примыкает к реке; для ее укрепления произвели некоторые работы, составленные и выполненные с турецким невежеством. Вырыли обычную траншею, окружившую всю деревню, и расставили вокруг неподвижные батареи, орудия которых, не имея полевых лафетов, не могли переезжать с места на место. Таков был укрепленный лагерь Мурад-бея. В нем находились 24 тысячи янычар и феллахов, которым предстояло сражаться за укреплениями с обычным турецким упорством.
Эта укрепленная и упертая в реку деревня образовала правое крыло армии. Мамелюки Мурад-бея, 10 тысяч всадников, были развернуты на равнине между рекой и пирамидами. Несколько тысяч арабов, союзников мамелюков лишь на тот случай, если бы пришлось грабить и резать после победы, заполняли пространство между пирамидами и мамелюками. Менее воинственный и храбрый товарищ Мурад-бея Ибрагим стоял с тысячью мамелюков на другом берегу Нила. Он забрал своих жен, невольников и богатства, готовый очистить Каир и уйти в Сирию, если победителями останутся французы. Значительное число джерм покрывало Нил, в них были сложены сокровища мамелюков. Вот в каком порядке оба бея ждали Бонапарта.
Двадцать первого июля (3 термидора) французская армия выступила еще до рассвета. Французы знали, что подходят к Каиру и встретят неприятеля. Слева за рекой они видели высокие минареты этого большого города, а справа – гигантские пирамиды, окрашенные восходящим солнцем. При виде памятников армия остановилась, охваченная любопытством и удивлением. Лицо Бонапарта сияло энтузиазмом; он проскакал перед рядами солдат и вскричал, указывая на пирамиды: «Помните, с вершин этих пирамид сорок веков смотрят на вас!» Дальше двинулись скорым шагом. Всё росли и росли минареты Каира и высились пирамиды; стали видны полчища, охранявшие Эмбабе, сверкало блиставшее золотом и сталью оружие 10 тысяч всадников, раскинутых на огромном протяжении.
Бонапарт тотчас же отдал все необходимые распоряжения. Как и под Шебрейсом, армию разделили на пять дивизий. Дивизии Дезе и Ренье стояли на правом крыле, развернутые к пустыне; дивизия Дюга – в центре; дивизии Мену и Бона образовали левое крыло, вдоль Нила. Оценив в сражении при Шебрейсе свойства местности, а также характер неприятеля, Бонапарт сделал распоряжения на основании прежнего опыта. Каждая дивизия образовала каре, в каждом фасе* которого было по шесть шеренг. Сзади стояли взводы гренадеров, готовые подкрепить опасные пункты. Артиллерия находилась в углах каре, обозы и генералы – в центре. Каре эти шли, а не стояли на месте, и тогда оба боковых фаса двигались рядами. В случае атаки они останавливались и оборачивались во все стороны; когда же сами хотели отнять позицию, то первые три шеренги выдвигались вперед и составляли колонны, три же прочих по-прежнему составляли сзади каре с вдвое меньшей толщиной фасов, готовые принять на себя наступающие колонны. Таковы были сделанные Бонапартом распоряжения. Он боялся, что стремительные итальянские солдаты, привыкшие атаковать в штыки, с трудом будут выносить бесстрастную неподвижность живых стен, и позаботился их к тому приготовить. Приказано было не торопиться стрелять, а хладнокровно ждать врага и открывать огонь лишь в упор.
Подошли на расстояние пушечного выстрела. Бонапарт, находившийся в среднем каре, образованном дивизией Дюга, осмотрел в подзорную трубу положение эмбабского лагеря. Он заметил, что артиллерия не имеет полевых лафетов и потому не может выдвинуться на равнину, а без нее неприятель не выйдет из своих укреплений. Из этих-то соображений Бонапарт и рассчитал свои движения. Он решил направить дивизии направо, то есть на мамелюков, двигаясь вне дальности пушечного выстрела из Эмбабе; затем отрезать мамелюков от их укрепленного лагеря, окружить, сбросить в Нил и атаковать Эмбабе лишь после окончательного разгрома мамелюков. Уничтожив последних, ему нетрудно было бы справиться с полчищами, толпившимися в лагере.
Немедля был подан сигнал к наступлению. Первым двинулся Дезе, на крайнем правом крыле. За ним следовали каре Ренье и Дюга, в котором скакал Бонапарт. Два других обходили Эмбабе вне досягаемости выстрелов его орудий. Мурад-бей, хоть и необразованный, но обладавший проницательным глазомером и сильным характером, тотчас угадал намерение противника и решил атаковать его прямо во время наступления. Две тысячи мамелюков он оставил поддерживать Эмбабе, с остальными же устремился на два правых каре. Когда на него налетели первые всадники, каре Дезе еще не выстроилось, но тотчас же изготовилось встретить атаку. Восемь тысяч всадников, скачущих в карьер по равнине, представляют огромную силу. С необыкновенной пылкостью они устремились на дивизию Дезе. Наши солдаты, ставшие теперь столь же хладнокровными, как были горячи до тех пор, спокойно ждали их и встретили в упор страшным ружейным и картечным огнем. Остановленные пальбой, бесчисленные всадники кружили около наших рядов и вокруг изрыгающей смерть и пламя цитадели. Храбрейшие бросились на штыки и, опрокидывая своих лошадей на наших пехотинцев, сумели устроить пролом в каре. Тридцать или сорок таких смельчаков пали мертвыми к ногам Дезе, в самой середине каре.
Тогда всадники развернулись от каре Дезе в сторону следовавшего за ним Ренье. Встреченные таким же огнем, они хотели повернуть вспять, но нашли позади дивизию Дюга, которую Бонапарт направил к Нилу, были разбиты окончательно и обратились в беспорядочное бегство. Часть беглецов спаслась вправо, по направлению к пирамидам, другая же бросилась в Эмбабе, внося в деревню смятение. С этой минуты в укрепленном лагере стал распространяться беспорядок. Бонапарт, заметив это, приказал двум своим дивизиям слева приблизиться к Эмбабе и завладеть им. Бон и Мену двинулись на укрепления и остановились на некотором расстоянии от них. Каре раздвоились, первые шеренги образовали колонны к атаке, прочие же составляли каре, по-прежнему представляя живые крепости.
