— Истерички! Такую вещь испортили. И вечер…

Я подкатила к нему и печально кивнула:

— А я ведь так старался… хотел, чтобы они стали немного вам ближе… познакомились с вашими любимыми вещами… — аж самой стало грустно.

— Ну-ну, Анж… — ректор смутился. — Поверь мне, я очень ценю, что ты сделал…

Он похлопал меня по плечу.

Я вздохнула. И вытерла навернувшиеся слезы.

— А вечер еще не испорчен. Почему бы не воспользоваться… всем этим?

И мы начали пользоваться.

Снова катались, смеялись, разговаривали.

Потом сняли коньки и залезли на горку. Построили снежную бабу; и я научила ректора делать снежного ангела. Откуда-то полилась чудесная музыка, а лампочки вдруг взлетели и принялись кружиться в хороводе.

Ректор недоуменно посмотрел вверх.

— Простите, — я покаянно вздохнула. — Так было задумано. Я ведь не знал, что мы останемся одни…

Он кивнул, а потом весело прищурился и кинул в меня снежком.

Я в ответ. Причем попала удачнее — это у них тут зима не больше месяца, а я из России все таки.

В ответ в меня прилетел огромный снежный ком.

Ах так?!

Завязался настоящий бой. Мы уже не просто кидались снежками, а охапками снега, толкали и мутузили друг-друга, роняли в сугробы…

Я в очередной раз толкнула Алика, он не устоял на ногах, начал заваливаться и утянул меня за собой.

И мы оба замерли.

Я — лежа на нем. Он — лежа подо мной. Такой красивый. Мужественный.

Тихонько вздохнула.

В глазах ректора мелькнуло выражение непонимания.

Я чуть наклонилась.

Его губы приоткрылись….

— Таратарарашечки тебе в зад! Ты и Анж?! — прогремел вдруг над нашими головами голос.

Бешеный.

Громкий.

И очень знакомый.

— Тридцать ше-есть

Тридцать ше-есть

Это много или мало?

Тридцать ше-есть

Тридцать ше-есть

Я еще не начинала…

Я сидела в горячей ванне, полной пены и вкусных запахов, напевала песенку на знакомый с детства мотив и терла уже порозовевшую кожу мочалкой.

День и вечер получился замечательным.

Да и ночь накануне не подкачала.

Правда, сначала было напряженненько. Особенно когда мне пришлось стоять меж двух разозленных мужиков, которые жуть как хотели устроить драку между собой, но стеснялись драться за мальчика.

Было видно, как в их голове сталкивались гордость и предубеждение, шок — это по нашему, вбитые с детства нормы морали и желание…То ли поцеловать, то ли придушить.

Жа-алко их было прям очень.

Но не настолько, чтобы замуж не выходить.

Я не стала напоминать поговорку «глаза боятся — руки делают» или предлагать установить очередность, на ком я буду лежать и когда, а просто пригласила всех вместе отужинать, как собственно, и планировалось. Правда, изначально ужинать должен был Алик с невестами, но мы ж с инквизитором тоже хорошая компания?

Кое-кто, забравший мой шанс на полноценный ректорский поцелуй — а я обиделась, межу прочим — сначала буркнул, что не голоден, но как увидел, что я только лишь пожала плечами и собралась уйти с блондинчиком, тут же пожелал присоединиться. Так что мы вышли за пределы зимы, туда, где под благоухающими розами был накрыт стол, и чинно уселись на стулья.

Двоюродные братья друг на друга не смотрели, кромсали булки и закуски сильными пальцами — тарелки тоже кромсались от этого; на меня смотреть тоже боялись, вдруг целовать опять захотят.

А я вот беззастенчиво рассматривала обоих. Мысленно добавляя каждому из них баллов. Пока баттл ректор VS инквизитор выглядел довольно однозначно. Все-таки я девушка верная, блондинов люблю, да и судя по книгам, попаданки точно частливы с ректорами — а с палачами все не так однозначно.

Но темненький, конечно, выглядел жуть как мило, когда сидел такой весь надутый и мальчики кровавые в глазах…

Эх.

Тяжелая жизнь у завидных невест…

Хотелось посоветоваться со зверятами, но я подумала, что усаживать за стол даже только Еди и Тигру будет уже слишком для мужских расшатанных нервов.

И решила просто выесть их мозги ложечкой.

— Так и что, — спросила инквизитора, как ни в чем ни бывало, намазывая маслице на хлебушек, — вы тут делали, в оранжерее? Вы же вроде не собирались больше в Академии появляться. Ни-ко-гда.

Я на это, кстати, тоже обиделась. Только забыла.

Но заинтересованно и преданно посмотрела на Камилла. Алик тоже, кстати, заинтересовался.

А тот даже не сразу понял вопрос. И лишь спустя несколько секунд вынырнул из каких-то своих миров, зло на меня зыркнул и демонстративно обратился к брату:

— Собственно… Сказать, что выполнил твою просьбу. Ну, найти эту Анжелику фон… Фон.

— И? — Алик подался вперед и тут же забыл, похоже, о моем существовании, как какой-то… кобель!

Офигеть!

И плевать, что речь обо мне же!

— Так вот, её не существует, — уверенно заявил дознаватель. — Растворилась просто в воздухе.

А я поперхнулась от неожиданности.

Быстро ощупала себя, поняла, что ни в каком воздухе я растворяться не собиралась и вздохнула с облегчением. А потом чуть не топнула ногой под столом.

Офигеть вдвойне!

Как это меня не существует?!

Нет, вот не зря я ректора выбрала. А то этому, брюнетистому, лишь бы поскорее от поисков меня замечательной отвертеться.

Я еще раз обиделась на Камилла, осознала, что уже в тройном объеме и принялась продумывать какую-нибудь каверзу, не особо обращая внимание на продолжающих беседовать мужчин.

Значит мало того, что меня нет в принципе, так он и видеть не желает — и при этом мешает целоваться с другим? Сам-то понимает, что все это не состыковывается?

Или думает, раз такая звезда, то ему все можно?!

Я ему покажу, кто тут звезда!

На этом мысль оборвалась, зато в голову пришла совершенно звездатая идея.

Я едва дотерпела до комнаты — с обоими мужчинами распрощалась максимально холодно, на что те слегка смутились и остались с задумчивыми лицами — чтобы попрыгать радостно перед зеркалом и провести необходимую подготовку.

Остальная-то подготовка была проведена еще ранее. Когда всем невестам в вечерний чай попала забавная травка, вызывающая сексуальную хрипотцу… ну, она могла бы быть сексуальной, если бы не в такой дозировке.

Так что на следующий день в Академии проснулось тридцать девять Лепсов и еще три Герасима — девочки-то, что гуляли по сказочной зиме, так и не оправились и словили такую ангину, что теперь даже не могли говорить, не то что участвовать в конкурсе песен. Но в зал для приемов пришли все.

И я тоже. Радостно озираясь и потирая рученьки.

Арман фон Буран расстарался ради этого этапа. Я даже самхнула скупую слезу по поводу того, что нифига у него не получится. Но мне можно идти по трупам организаторов — цели-то великие. Да и друг есть обиженный.

Красота и благодать. Сцена вся сверкала хрусталем и магическими гирляндами. В ложе неподалеку расположился оркестр. Вход в ложу, наравне с бархатной портьерой, драпировал А-аа. Я незаметно подмигнула ему и убедилась, что тот не спит, тоже подмигивает. Гости сидели на ярких плюшевых диванах, а между ними сновали слуги с бокалами горячительного. Зал был украшен огромными шарами с блестками внутри. По задумке, каждый раз, когда кандидатка заканчивала выступление, шар, на нее зачарованный, должен был переместиться и лопнуть, посыпая ее овациями… тьфу, блестками.

Вот только Феникс слегка шары разочаровал. Ну, так сказать, чтобы меня не разочаровывать. Не сразу конечно согласился — только тогда, когда я мечтательно вспомнила, какие роскошные шляпы с перьями носили придворные дамы на Земле.

Но я обо всем позабыла, потому как зашедший в зал Альдорелло был просто великолепен.

Локон к локону, до плеч, глаза сияют, губы нежно изгибаются, весь в золотом и голубом — ну чисто Людовик! Он сел в кресло, больше похожее на трон, и махнул рукой, чтобы начинали.