– Слава, – подтвердил я, спускаясь с постамента, и распорядился, поманив пальцем здоровяка поначалу попортившего мне нервы. – Ну-ка берите это вот, – я указал на палицу, рукоять которой сжимал кулак великого Сура, – и несите к нашей повозке.

– Зачем? – не понял тот.

– А затем. Для образца. По этой штуке будет отливаться новая статуя.

– А-а! – он с радостью бросился исполнять. Кряхтя, поднял каменное орудие и понес за мной к повозке.

Народ почтительно расступался передо мной. Некоторые спрашивали:

– А скоро? Скоро новый памятник будет?

– В литейной уже плавится металл. Кипят котлы. В огне и славе рождается светлый образ Сура Пориза, – уклончиво отвечал я, шагая к повозке.

– Сюда кладите, – указал я здоровяку на пол нашего экипажа. – Дереванш, поднимите ноги!

– А? – архивариус весь затрясся и никак не мог совладать с собой, но все-таки ноги кое-как поднял.

Каменная булава тяжело легла на хлипкий деревянный пол.

Элсирика же, взирала на меня глазами змеи, которой прищемили хвост. Едва я устроился на сидении, она сказала кучеру:

– Гони!

И повозка тронулась по брусчатке сквозь редеющую толпу.

– Господин Блатомир, – простонал кенесиец, когда мы отъехали от площади достаточно далеко. – Я из-за вас чуть не погиб. У меня сердце остановилось.

– Не брешите, сердечный друг, – я достал из кармана сигарету и с удовольствием закурил. – Если бы оно у вас остановилось, то вы бы сейчас говорили не со мной, а с Юнией Небесной.

– Клянусь вам, остановилось. А потом снова забилось, благодаря госпоже Элсирике. Господин Блатомир, ну нельзя же так! Средь бела дня разрушать святейшую память о герцоге Поризе у всех на глазах!

– Не бухтите, Дереванш. Памятник итак разваливался бы. Я просто помог илийцам задуматься о том, что в этом мире ничто не вечно. А память о героях ремонтировать надо хотя бы изредка. Главное, вторая половинка ключа у нас! Верно, госпожа Элсирика, – я порывисто обнял ее, постукивая каблуком по обломку бедного Сура.

– Ты идиот! Ты чуть не погубил нас! Знаешь, что могло быть?! – вскричала Рябинина, вырываясь из моих рук.

Я решительно прижал ее к сидению, повернув писательское личико к себе. И скоро наши губы соединились. Она еще недолго шепотом поругивала меня, но уже без злости – наверное, ей всего лишь хотелось выговориться.

– Прекратите целоваться, господин Блатомир! – проскрипел архивариус. – Немедленно прекратите, мучить Элсирику! Как вам не стыдно посреди города на виду у всех позорить нашу писательницу!

– Не нудите, Дереванш, – душевно попросил я. – Лучше подскажите кучеру, как проехать к самой богатой таверне. Да, и подумайте, где здесь купить молоток или топор. Нам скоро потребуется инструмент, чтобы освободить ключ из крепкого кулачка герцога.

Поиски лавки, в которой можно было приобрести молоток, заняли много времени. Мы объехали почти всю западную часть Илорги – все лавки, торгующие инструментами, оказались закрыты, ведь приближался вечер, и на западе уже догорала зарница. Лишь по счастливой случайности мы купили молоток в кузнечной мастерской, отвалив за него целый гавр. А когда в городе начали зажигаться фонари, мы добрались до роскошной таверны, именуемой «Хрустальная нора».

Отсчитав приличную сумму, Элсирика расплатилась с кучером, и повозка загромыхала по мостовой. Постояв немного, я указал на булаву с частью руки герцога, несчастно лежавшую на тротуаре и сказал:

– Возьмите это, Дереванш, – класть такую вещицу в сумку мне не хотелось: она могла случайно что-нибудь повредить или разбить несколько драгоценных бутылок со спиртным. – Берите смелее, а я, так и быть, понесу сумку. И посох.

– Но, господин Блатомир! Я ее не смогу поднять! – взмолился архивариус.

– А я вам помогу. На плечо вам ее положим, и понесете как миленький, – с трудом я поднял здоровенную палицу, отяжеленную немаленьким кулаком Сура Пориза, поднатужился и помог принять орудие библиотекарю на плечо. – Вот так, господин Дереванш. Только мордочку повеселее.

– О-ё-ё! – застонал кенесиец. Его мигом повело в сторону, пока он не уперся в одну из колонн перед входом.

– Ничего, Дереванш, смотритесь вполне воинственно. Истинный герой Северного похода! Выше голову, сподвижник великого Сура Пориза! Теперь молитесь, чтобы наши покои оказались не на четвертом этаже, – я поднял сумку, поскольку ее уже нельзя было доверить кенесийцу, перехватил удобнее посох и поднялся к приоткрытым дверям.

В просторном, освещенном множеством светильников зале нас встретил подтянутый привратник в блестящей вышивкой ливрее. Рябинина объяснила, что нам требуются удобные комнаты для ночлега, и привратник направил ее к заведовавшей здесь всем даме в пышных бордовых одеждах. Возможно, нам следовало остановиться в покоях поскромнее – однокомнатных на первом этаже рядом с питейным и обеденным залами – но Элсирика, привыкшая за последние годы к роскоши, предпочла заплатить семь лишних гавров и получила ключи от богатых апартаментов двумя этажами выше. Мы направились к широкой лестнице, изгибавшейся между ряда алебастровых статуй и ваз с цветами. Уже собирались сделать первые шаги по ней, когда нам навстречу вышло трое молодых людей. Рябинина, подняв глаза, замерла, узнав одного из них, и прошептала:

– Картина Репина…

– Чего? – не понял я, ища взглядом полотно знаменитого живописца.

– Приплыли… Граф Конфуз Пико собственной персоной, – испуганно и тихо произнесла Элсирика.

– Ну, идемте или нет?! – простонал Дереванш, едва держась под тяжестью каменного орудия.

Пока я решал, какие выгоды сулит нам встреча с графом, архивариус сделал несколько неуверенных шагов по лестнице, покачнулся и, падая, опустил булаву на ногу Конфузу Пико. Титулованный господин завопил благим матом и, схватившись за покалеченную ступню, покатился с лестницы вниз. Его вздрагивающее от боли и негодования тело остановилось точно у ножек Рябининой.

– О, проклятые лестницы «Хрустальной норы»! Моя нога! Мне поломали ногу! – затуманенный страданием взгляд графа поднялся от коленей Элсирики к ее талии, потом к ее груди, мигнул удовлетворением, и вознесся к ее лицу. Узнавание писательницы проходило медленно и мучительно. Сначала на благородном лице Конфуза отразилась крайняя степень непонимания и озадаченности. Он шевельнул губами, потом ногой и тут же скривился от свежего приступа боли. Затем более осознано посмотрел на госпожу, наклонившуюся к нему, и прошептал:

– Элсирика?

– О, граф, какое несчастье! – проговорила Рябинина, приглаживая его растрепанные кудри.

– Господин, умоляю, извините меня! – вмешался Дереванш. – Это булава герцога Пориза – слишком тяжелая штука, а я непривычен к таким вещам. Она чуть не раздавила меня. О Гред Милостивый, я совсем не хотел бить вас по ноге! Господин, извините-е-е! – встав на четвереньки, архивариус потеребил пострадавшего за штанину.

– Уберите от меня этого лысого демона! – морщась от боли, простонал Конфуз Пико. – Скорее уберите или я его задушу!

Двое его друзей мигом кинулись и подхватили Дереванша под руки.

– Эй, уважаемые, оставьте его – это мой человек, – сурово сказал я, поигрывая посохом.

– Граф, пожалуйста! Он – наш человек, – подтвердила писательница и с ангельской улыбкой, поправляя воротничок Конфузу. – Пожалуйста, простите его. Видят боги, нечаянно все вышло.

– Ваш? О, моя Элсирика, – Пико поднес ее пальцы к губам. – Ради вас, я готов простить кого угодно. Хоть свору таких же лысых и злых демонов. Эй, оставьте его, – распорядился граф. – Поднимите лучше меня.

Те двое, что держали за руки убитого горем и раскаяньем архивариуса, разом бросили его и подбежали к Пико. Скоро жестоко-потерпевший принял вертикальное положение, заботливые руки его спутников, отряхнули графский костюм, и вернули в карман шелковый платок.

– Но, Элсирика, откуда вы у нас в Илорге? – приходя в себя, удивился Конфуз. – Почему вы не написали мне письмо? Я бы встретил вас на границе и поселил бы в своем замке. Вы знаете, что я недавно купил родовой замок Поризов?