Зумариг быстро сбегал в загон, спеша, пока не разобрали самых аппетитных рабов, и привёл мне крепкую самочку с молодым телом, которое я с удовольствием потискал, пока укладывал лицом вниз на стол. Кожа у неё была почти такая же светлая как у землян, так что их я и представлял себе, удовлетворяя свои нужды.

Разведя пошире ноги рабыни, я взял её сначала в одну дырку, потом в другую. Она покорно принимала меня, лишь когда я брал сзади, вздрагивала и непроизвольно извивалась, должно быть, я причинял ей боль. Впрочем, такие реакции тела не считались нарушением правил. Раз раб не имеет своей воли не отвечает и за то, что дёргается, когда его бьют. Тут главное, чтобы не пытался сбежать.

Отправив рабыню обратно в загон я с удовольствием вытянулся на ложе. Жизнь налаживалась.

Вот только…

Я вспомнил посадку чужого корабля, как некая сила не позволила ему разбиться, спутав наши планы. Да, теперь мы обзавелись другими, но ведь кто-то вмешался? Как мы можем быть уверены, что боги Рагонтара помогают только нам? Что если их извращённое восприятие требует жестоких игр? Не окажемся ли мы сами рабами в результате своей интриги? Не для того ли неведомые покровители спасли землян, чтобы им тоже предоставить шанс?

Мысли эти не давали покоя, но пойти к Рагонтару и задавать ему вопросы я, естественно не решился. Подобная любознательность могла плохо закончится для меня. Лучше оставлю подозрения при себе, но буду начеку, понаблюдаю за всем происходящим. Пока наш корабль на орбите — его положение господствующее. У нас есть пушки, и, если предполагаемые рабы затеют бунт, расстрелять их недолго.

Отдохнув я вернулся в рубку, узнать, что нового происходит в лагере чужих. Там ещё не закончилось ночное время, но несмотря на темноту, земляне работали при свете костров. Они расчищали площадку. Видимо для посадки летающей машины с модуля руководства требовалось свободное место.

— Примитивная у них техника, — снисходительно сказал Зумариг. — Да и той практически нет. Они почти не пользуются механизмами, как видно, боятся их повредить раньше времени.

Понятное стремление сберечь часть того, что привезли с собой. Я подумал, что вскоре и мы окажемся на тверди и превратимся из космопроходцев в обычных поселенцев нового мира. За этим мы и отправлялись сюда, так что ничего неожиданного не произойдёт, но всё же грустно сознавать, что возврата не будет.

Нам тоже придётся немного попятиться на пути прогресса, чаще использовать рабский труд вместо работы машин, так что вполне благоразумно пополнить наш загон новыми особями.

Всё правильно, но и тревога не уходила, не знаю даже точно, что беспокоило. Много факторов. Боги, которые помогают не то нам, не то им, будущее тяжёлое существование, наши дети, которые не увидят никакой иной планеты кроме этой и будут приспособлены к ней уже лучше нас.

А если закончатся препараты, что позволяют властвовать почти без усилий и рабы очнутся? Вряд ли им придётся по душе то, что они увидят. Бунтовать может быть и не рискнут, но вот разбежаться могут. На иные особи обработка влияла безвозвратно, но некоторые выдерживали её и засыпали лишь на время. Стоило прекратить воздействие как рассудок пробуждался.

Какими будут эти земляне и не накличем ли мы беду вместо пользы?

Недостойные мысли, но я ничего не мог с собой поделать. Тревожила меня жизнь, которую нам предстоит вести. И на родной планете происходили инциденты. Строптивых рабов или умерщвляли, или отправляли в такие места, откуда сбежать невозможно, но время от времени возникали другие осложнения. Вполне возможно, что у некоторых особей вырабатывался своеобразный иммунитет к обработке и отбор не всегда помогал от них избавиться.

Я не чувствителен, но иногда появлялось подозрение, что бессмысленные глаза рабов — лишь маскировка их истинных намерений, на самом деле они не вещи, а лишь искусно притворяются, ждут своего часа. Неприятное ощущение, а тут ещё к нему добавилось другое. Взгляд неведомых богов, которые как помогут, так и навредят, нам ведь неведомы их цели. Все мы рассчитываем прикидываем свои шансы, строим планы, но кто в итоге окажется ловчее? Ведь эти земляне тоже пришли сюда чтобы быть господами, а не чьими-то рабочими роботами.

Зумарг отвлёк от неприятных размышлений:

— Они летят! — сказал он, показывая на экран. — Теперь скоро узнаем, послушались эти существа или же пытаются нас обманывать.

Упоминание о моей возможной некомпетентности неприятно царапнуло, оставило грязный след в сознании, и я пообещал себе в ближайшее время наказать подчинённого всем известным способом.

— Если они заставят своё стадо строить загон, значит всё в порядке, — нейтрально ответил я.

Зумарг, спохватившись, уже вероятно жалел о своей дерзости, но его склонённая смиренно голова не утишила мой гнев.

Успел я в последнюю минуту. Только разместил крылья в наказательной клетке, вцепился в решётку и придал чертам скорбное выражение, как явился мой белопёрый тюремщик. Я горько вздохнул, страдальчески закатил глаза. Труднее всего оказалось губы держать скорбной скобочкой, а не улыбкой до ушей. После приключения в кустарнике душа моя пела, да и тело радовалось чудесной разрядке.

— Не заметно в тебе прилежания! — сурово произнёс светлый.

Отменно в роль вошёл. Оба мы оказались достойны своих подмостков.

— Я уже всё выучил!

Пошарив взглядом и не заметив отработавшего своё информационного кокона, он заподозрил каверзу и тут же принялся задавать вопросы, на которые я отвечал быстро, чётко и исчерпывающе. Убедившись, что я честно справился с заданием, Аргус явно устыдился проявленной суровости, у него даже щёки порозовели.

— Прости, Мерцур, я был несправедлив, а ты очень способный.

Обманывать этого предвечернего оказалось не сложнее всех прочих.

— Конечно способный, — пробормотал я грустно, — иначе как бы научился отлынивать от занятий? Решёточку уберёшь?

— Ох, извини!

Он махнул рукой, даруя заключённому свободу.

— Как там наши подопечные? — поинтересовался я. — Много успели наработать, пока я тут травмировал свой несчастный мозг многочисленными новыми знаниями?

Ари заметно оживился:

— Да, там всё хорошо, они подсчитали, что уцелело, что пострадало, похоронили павших. У них и новые детки уже родились.

— Ну, за этим дело никогда не станет, хотя процесс зачатия мне нравится гораздо больше чем его конечный результат.

Вспомнив объятия Сирень, наши стоны, жар соединения, я поспешил ликвидировать уличающие запахи — совсем об этом забыл. Впрочем, у светлых клювы не слишком хорошо заточены, и с трудом различают простые животные ароматы. Всё бы им розочки, да фиалочки обонять, а у моего цветка совсем иной букет, такой сочный, что при одном воспоминании сладко потяжелело внизу живота.

— Прогуляемся? — предложил я светлому чтобы отвлечься.

— В лагере переселенцев сейчас ночь.

— Я вижу в темноте.

Он вздохнул.

— Они отдыхают, но ты прав, мне тоже не терпится приступить к делу!

Похвальный энтузиазм, хотя я себе уже нашёл вроде бы неплохое занятие, которому готов отдаваться душой и телом. Особенно телом.

— А какова будет моя задача в нашей, как бы это выразиться, миссии? Ты говорил, что мне назначена роль дьявола, это много работы? В чём заключается функция данного существа?

— Сбивать людей с пути истинного, — сказал светлый, внимательно на меня глядя.

— О, с этим я справлюсь! — ответил, стараясь не демонстрировать излишнее воодушевление.

Собственно говоря, уже начал, поскольку вдовам по протоколу надлежит скорбеть, а не заваливать в кусты случайно проходящего мимо предутреннего. Или это я первый начал? Хотя я дьявол, мне можно.

— Думаю, что желательно поменять концепцию! — тут же заявил светлый. — Новый мир, новые верования. Пусть их поддерживающие структуры будет исключительно позитивными.

Так и рвёт сладкий кус прямо из рук, я уже и радением загорелся, потому спросил оскорблённо: