Выхожу несколько воодушевлённая. Ладно, хоть не всухую. Ощущение, как мешок с картошкой с плеч скинула. Всегда так накрывает, когда заканчиваешь что-то важное, и результат ещё не известен. Ощущение необычной лёгкости и отупения. Пустота какая-то, будто воздушный шарик проглотила. Будь что будет. Да пропади оно! Прошла – не прошла. Уж как есть. И иду к бабуле кушать борщ. Постный. Со сметаной. А потом под клетчатый верблюжий плед – и спать…

Однажды прихожу домой, а на пороге мама – просто светится. Как-то очень сильно светится. Ослепляет прямо. Палится по полной программе. Я сразу догадалась. А потом выпускной в художке. Красный диплом с напутствием – «за энтузиазизм» – как-никак экстерном закончила. Дешёвое красное вино в ближайшем садике и поцелуи в подъезде. А в мае – первая любовь. Орущие в кустах котики и водка из горлышка. Угрозы бросить всё и остаться, если мужчина моей мечты не поступит в Хабаровск, тревожные лица родителей – всё было. Но вселенная справедлива, ей-богу. Моя первая любовь поступила, точнее поступил, дай Бог ему здоровья и всяческих благ. А я, за отсутствием романтических альтернатив, двинула за апгрейдом в тридевятое царство.

Сначала нас заслали в Москву на общие сборы. Недельки на две. А потом – в ЮэС. И когда после утомительного перелёта меж клочьев облаков прорезались очертания Нью-Йорка, я плакала. Жалела, дура молодая, свою любовь, которая испарится безвозвратно через год при первой же встрече. И в голове заезженной пластинкой вертелось бутусовское: «Гуд-бай, Америка, о-о, где я не был никогда. Прощай навсегда!» Осознание происходящего до меня дошло чуть позже. Когда стало кристально ясно, что сбылось. Я прорвалась. Вопреки всему. Вопреки всем неласковым наставникам, надутым медалистам и отсутствием веры в меня. Чётко осознала, что всё возможно. Все желания, тайные мысли, всё то, о чём страшно даже мечтать. Достижимо всё. Абсолютно.

Русские мужчины поразительно некрасивы. Всегда пьяны. Носят бороду, которая служит им подушкой, полотенцем и мухобойкой. Любимая одежда: зипун, спортивные брюки с лампасами и лаковые туфли. Водят с собою бурого медведя на цепи, который поёт песни и одаривает встречных пряниками. Это по праздникам. В будние дни мишки выполняют функции тяговой лошади, собутыльника и бодигарда.

На меня упала любовь. Именно так, как падает кирпич на голову ничего не подозревающего прохожего. Моя душа от края до края заполнена мохнатыми клубками мартовских котиков, их вопли отдаются болезненным звоном в каждой клетке тела. Не знаю, чем именно они там занимаются, но во всём организме происходит бесконечная возня и шуршание. Ощущения, как после тарелки прокисшего супа: голова взрывается фейерверками, перед глазами плывёт, а в животе мечутся взбесившиеся твари, вызывая неконтролируемые спазмы. Сказать по правде, известный интерес к этому перцу я испытывала давно, но при нулевых шансах получить хоть какой-либо фидбэк[5] чувства мои пребывали в узде достаточно долго. Мне не привыкать страдать по очередному парню тайком. Как бы сказали мои американские друзья, I am a trooper[6].

Я часто вижу, как нечто, размахивая сальной гривой, с дикими воплями проносится мимо. Андрей старше меня на год, с длинными волосами цвета творожной сыворотки, по слухам – барабанщик в группе, играющей тяжёлую музыку. Этот джентльменский набор действует на меня как сладкий яд, не имеющий антидота.

Все мои любовные страдания заканчиваются одинаково – я хожу за объектом вожделения по пятам, угрюмо сверлю его спину взглядом и тайком мечтаю о поцелуе за углом школы. Как всегда, мечтаниям этим не суждено сбыться: я ношу ярлык смоляного чучелка так давно, что он уже стал частью меня. Единственный шанс покончить с безответной любовью – переключиться на кого-нибудь другого. Клин клином. Втрескавшись в Андрея, я и на этот раз не строю иллюзий на тему возможного хэппи-энда. На решительный шаг меня подталкивает сестра: мой собственный опыт настолько ниже ватерлинии, что я беру помощь зала. Но терять мне нечего, кроме своих цепей-комплексов, наверное, поэтому я и соглашаюсь на этот откровенно безумный план.

В день Хэ я подхожу к Андрею на переменке и шлёпаю на подоконник папку со своими рисунками как повод завязать разговор. Атакуемый объект явно озадачен, но быстро берёт себя в руки. Как раз вовремя – это спасает меня от немедленного и позорного бегства. Парень рассматривает работы, ухмыляется, что-то говорит. Вкусно, с удовольствием ковыряет в ухе, но я, с головой погружённая в романтическую дурь, не обращаю внимания. К моему облегчению, после нескольких мучительных минут Андрей приглашает меня встретиться, после чего с достоинством удаляется. Уже второй раз в жизни мои каракули выручают меня! Таки я талант?

Следующий час я сижу в туалете и ловлю ртом воздух. Мне пятнадцать с половиной лет, меня зовут Наташа, я – студентка школы с углубленным изучением английского языка города Южно-Сахалинска, что на нижней оконечности острова Сахалин. Недавно я выиграла региональный языковой конкурс и этим летом должна совершить свою первую поездку за рубеж. Я никогда не целовалась с мальчиком и пока что не пробовала водку. И пять минут назад меня пригласили на свидание! На моё первое в жизни свидание!

Всё моё детство прошло под яростные попытки мамы внушить аксиому, что секса ни в Союзе, ни вообще где-либо в мире не существует. А люди размножаются почкованием после просмотра мультиков про дружбу Буратино и девочки с голубыми волосами. При том, что в те лохматые времена в СМИ была жёсткая цензура, моя мама умудрялась цензурить эту цензуру сверху, противореча логике, здравому смыслу и всем человеческим законам. Если по телевизору показывали сцену типа поцелуя Румянцевой с Рыбниковым под ёлочкой в лесу, мама коршуном слетала с дивана и, растопырив крылья байкового халата, закрывала ими и без того маленький экран. Благодаря стараниям родительницы, до пятнадцати лет я сидела задницей на картах, как единственная нецелованная в компании, поскольку это, по старинным девичьим приметам нашего двора должно было помочь колоде переключиться из режима игрального в режим гадальный. Так бы я и сидела на картах до седых волос на копчике, но меня спас случай.

Однажды вечером я зашла в комнату, где родители смотрели анонс какого-то фильма. Поначалу не поверив своим ушам, я лишь через минуту осознала смысл сказанного с экрана. Глубокий женский голос произнес таинственную фразу: «Поцелуй меня… там. Ещё ниже…» Я до сих пор не знаю, что за фильм это был – Эммануэль, может, какая, но момент был упущен. Родители щёлкнули клювами и профукали момент, когда мне открылись истины. Мама, побелев щеками, рявкнула: «Как тебе не стыдно, иди спать!», но ситуацию уже было не исправить. Крепкий сон, как панацея от всех хворей в нашей семье, мне не помог – я крепко усвоила, что целовать, оказывается, можно и «туда».

На исходе мая 19.. года я пребывала в уверенности, что первый поцелуй должен достаться Андрюше-барабанщику и больше никому. В том, что поцелуй этот состоится, сомнений у меня не было. Обладая нулевым опытом в амурных делах, я шкурой чувствовала, что единственной причиной, побудившей мальчика пригласить прогуляться может быть лишь желание засосать тебя в укромном уголке. До этого момента на целомудренность мою никто особо и не покушался. Слыла я барышней бесцветной наружности, в качестве бонуса угрюмой и строптивой до безобразия. Поэтому я ждала этого великого события, будучи невинной, как ромашка в поле – не целованной нигде. И вот случилось, вот стряслось. Приглашение было получено, и я жила ожиданием того недозволенного, что уже попробовали все мои одноклассницы, а некоторые даже там, куда просила поцеловать томная женщина с экрана – мальчишки на переменах хвастались, добавляя волнительных подробностей.

Планы по обретению первого опыта (ночь на лепестках роз при неверном мерцании свечей) ощутимо продвинулись. Но. Всегда, блин, есть это «но». В лучших традициях бульварных романов графиню лобызал не заснувший граф, а мавр, в чьи обязанности входило размахивать павлиньим пером над кроватью хозяев. Нетрудно догадаться, что поцеловал меня первым не Андрей. Потому что до этого произошло ещё одно знаковое событие.