Папа-чех не говорит по-английски. Не знаю почему, но меня тянет к нему помимо воли. Он такой добрый, большой, мягкий, так хочется обнять его, почувствовать на голове его ладонь рабочего, прожившего хорошую жизнь человека. С родным отцом у меня тяжёлые отношения, и я ищу в лице этого улыбчивого бородача то, чего мне так не хватает: понимания, силы, мужской заботы и защиты. И добряк отвечает мне тем же: обращается со мной, как с родным ребенком, как с доченькой. Мне так уютно рядом с ним. Хочется забраться к нему на колени, зарыться лицом в его лохматую, как у сказочного лесовика бороду и дышать безопасностью, спокойствием и домашним уютом, который он излучает, как ласковое августовское солнышко.

Ещё в доме живёт мальчик Саша из Улан-Удэ – Улановки, как он называет свой родной город. Его временно – пока гостят чехи – поселили в наиболее благоустроенную комнату цокольного этажа. Саша хмур и неразговорчив, но мой приезд несколько оживляет его. Ему скучно, и он рад любой компании. С чехами, судя по всему, у него не сложилось.

Чехи занимают две комнаты – даже бабке пришлось на время переехать к своему деду, что, подозреваю, стоит ему мучительных ночей, и без того испорченных старческой бессонницей и несварением желудка. Я сплю на диване в гостиной, больше в доме спальных мест нет. Из подушек, что валяются там, выбираю одну с надписью «Home, sweet home»[22]. Как далеко сейчас мой sweet home, как далеко от меня Андрей, ребята…

Бабка занята по самое не хочу, она – координатор, у неё масса дел. Один из тех моментов, когда вспоминаешь всех святых угодников. Будь она днём дома, только тем бы и занималась, что проедала мне плешь. Но, страдая бессонницей, она за компанию изводит меня бесконечными ночными разговорами. Речь, как правило, идёт о моём поведении.

– Ты кошмарно одеваешься! Посмотри, что носят остальные подростки! Это яркие, позитивные цвета, почему ты одна вечно в чёрном, как ворона?

– Как ты себя ведёшь? Пробовала хотя бы иногда улыбаться? Люди думают, что ты их ненавидишь (ага, некоторых до ужаса)!

– Почему ты так много ешь? (Это я-то много ем?! Да я тут с голоду загибаюсь!)

– Почему ты вечно где-то прячешься? Выйди, пообщайся с остальными!

– Что за ерунду ты рисуешь?

– Ты совершенно не умеешь обращаться со своими карманными деньгами!

Ах, да, она же в курсе, как я бездарно трачу стипендию. Бабка знает, какую сумму я получаю и следит за всеми моими покупками недремлющим оком, что стоит мне долгих нравоучительных лекций. Но остановиться я не в силах. Это мои первые личные деньги, полученные не от родителей – это моя стипендия, и я желаю распоряжаться ею без чужих нотаций! Чем я и занимаюсь – спускаю её в первый же день в магазинах с чешкой Катаринкой. Девчонке бабка ничего сказать не может – у той свои мани, и плевать ей с Эмпайр Стейт Билдинг[23] на эту Гингему.

Ещё один вопрос на повестке дня – почему я так редко хожу в душ. Видите ли, мыться надо каждый день, а не когда приспичит. И это говорят мне те, у кого в туалете нет мусорного ведра. Дикие люди!

На исходе первого часа ночи бабкин бубнёж сливается в сплошной белый шум. Всё, о чём я могу думать – когда же эта старая сволочь меня отпустит. Мои намёки на то, что я хочу спать, я устала, я не могу, финиш, баста, SOS – бабка игнорирует. Наутро, когда разбитая и с синяками под глазами, я выползаю на кухню, только ленивый не задаёт мне поражающий своей новизной вопрос – ну что, опять тебя «старая» мучила? Старая – так зовёт её семья чехов.

У русских своеобразные предпочтения в еде. Популярные национальные блюда – красная икра, завёрнутая в сладкую лепёшку и солёная рыба под слоем майонеза и варёных овощей.

В Америке какая-то жопа с едой. Кормят нас скудно – всё, что варит бабка, я бы смела в один присест, дайте мне только волю. Что мне две несчастные картошинки, болтающиеся в жидковатом, сладком (буэээ) овощном соусе и два кружка помидорки? Я дома ковшик борща съедаю со сметаной, а потом ещё добавки требую. Растущий организм, фигли.

Завтрак однообразен и предсказуем, как труп бомжа в февральском сугробе. Тосты с калиновым сиропом, яичница, стакан апельсинового сока с мякотью, который закупается в невообразимых количествах – огромные белые канистры хранятся в нижнем отделении необъятного, как космический корабль, двустворчатого холодильника. Я не оракул, но уже с лёгкостью вангую, что после такой тесной дружбы с апельсиновым соком я его не то, что пить – нюхать не смогу в течение долгих лет.

В доме фурии-координаторши я, как ни странно, чувствую себя более раскованно, чем у предыдущих родителей-предателей. Уж не знаю, что тому причиной – время, которое потихоньку начинает зализывать раны или внезапное появление напарника – нагловатой и задорной девочки-чешки. В отсутствие желчной бабки и её деда мы с Катаринкой на пару инспектируем кухонные шкафы. В холодильник я всё ещё не могу лезть – стыд и гадливость живы во мне, хотя голос их с каждым днём всё тише. Жрать захочешь и не такое учудишь. Но запасы шкафов скудны и прозаичны. Крекеры, джем и – о, жуть! – арахисовое масло! Кто придумал эту адскую субстанцию? Ненавижу орехи, особенно арахис. А тут целая банка этого добра, перемолотого в пыль до консистенции пасты! Кошмар просто. Но голод настойчиво побуждает меня прикончить и его. Чтобы придать сомнительного цвета массе подобие аппетитности, смешиваю её с джемом и мажу на хлеб. Пропихиваю в себя жирные куски, задерживая дыхание – лишь бы не вдыхать этот тошнотворный запах. Водку и то пить легче.

Иногда дед возит нас в МакДональдс. Единственный такой ресторан в России находится в Москве и по слухам туда стоят огромные очереди – в разы больше, чем в Мавзолей. Оно и понятно: приятней отведать заморских бутербродов, чем пялиться на разложившегося на плесень и липовый мёд дедушку Ленина. Танька Былинская, моя одноклассница, вернувшись с летних каникул, рассказывала:

– Бигмак можно есть очень долго. Вот ты его откусываешь, жуёшь-жуёшь, а он не кончается!

Спросить, из чего сделано загадочное блюдо, я не решалась – Танька дружит с самыми крутыми девочками нашего класса и в их компании мне не место. У меня дома нет видика, мои родители не могут позволить купить мне дубленку и я не была за границей. О чём со мной вообще можно говорить. Поэтому до сей поры я представляла БигМак как многоярусную башню из сладкой прессованной губки, вроде огромного куска зефира, моим воображением окрашенного в зелёный цвет. На самом деле это просто бутерброд: два этажа котлет, помидоров-огурцов и булки. Вкус гамбургеров и картошки-фри кажется мне божественным, рожки с мороженым – неизведанным доселе лакомством. Из каждого столика торчат два крана: из одного идёт кетчуп, из другого – горчица. Качать можно от заката до забора – бесконечно. И абсолютно безвозмездно, то есть даром. А у меня дома японский майонез «Золотой Оттоги» идёт в качестве лакомства. Мы мажем его на хлеб, как масло. Кетчуп же я пробую впервые. Его кислый вкус покоряет моё сердце без боя. Я готова припасть к крану с красным винтиком и глотать эту пасту бесконечно. Криво воспринятое на слух название French fries[24] трансформируется во French frogs. Так я и буду величать картофельную соломку ещё несколько месяцев, ловя косые взгляды кассиров. Французские лягушки, что кажется мне вполне логичным. Хотя, казалось бы, какое отношение могут иметь эти самые лягушки к жареной картохе?

Однажды бабка сообщает нам, что в городе проводится ярмарка для таких же exchange students[25], как мы. Нужно приготовить какое-нибудь национальное блюдо. Стряпня явно не моя сильная сторона, поэтому с затаённой радостью ведусь на энтузиазм Саши: он с гордостью заявляет, что варит безумно вкусный и нереально сытный – мечта голодного мужчины! – борщ. Ну, ок, вперёд, чувачок, я тебе доверяю. Я и яйца вкрутую не сварю, не то что суп, тем более, такой сложный. Мама как-то пыталась привить нам с сестрой навыки будущей хозяюшки, устроив «дежурства». Это подразумевало уборку всей квартиры и приготовление ужина под её строгим надзором – по очереди. Из небогатого списка блюд помню только кособокие куски печенки, плавающие в кипящей сметане и слипшиеся в густой клейстер макароны. Поэтому ростки хозяйственности, если таковые и проклёвывались во мне, были задушены на корню правящей материнской дланью.