— Хозяин подарил Добби одежду! Добби может быть свободен!

— Одевайся давай, Добби. Трансгрессировать не получиться, будем импровизировать.

Импровизация прошла успешно. Или шалость удалась?

Мы стояли на крыше высотки в конце города, до которой добрались на такси и смотрели перед собой, как герои какого-то фильма.

Это был простой осенний вечер. Солнце, торжественно и помпезно, как умеет только оно, утопало в горизонте. Я был растерян и не знал, чем мне любоваться: розовыми полосками вдалеке или малиновыми прядями, слегка колыхавшимися на ветру.

Ее профиль в закате выглядел особенно нежно и мягко. Если бы я умел рисовать, я бы наверняка запечатлел этот момент. Но я не умел. Я многому не успел научиться. Но я не жалуюсь. Уже то, что я могу запечатлеть это событие в своей память, делает меня счастливым.

— Ты чего смотришь? — Повернулась она ко мне с улыбкой, убирая волосы за уши.

— Пытаюсь как следует запомнить этот момент. — Честно ответил я.

Она закусила губу и забегала глазами по крыше. Сзади нас был только вход в чердачное помещение с крышей, пару неизвестно кем оставленных ведер, боком лежала ржавая лестница-стремянка и живописно был раскинут мусор.

— Помоги-ка мне. — Она уверенно подошла к лестнице и подняла ее на ножки. — Фу, гадость какая.

Девушка с нескрываемым отвращением стряхивала с пальцев паутину.

— Давай подтащим ее ближе к краю.

— Ты хочешь скинуть на кого-то лестницу? Не трогай, я сам понесу.

Ржавое и бренчащее сооружение оставило рыжие следы на моих ладонях, но все же было перенесено в место, угодное моей спутнице. Она торжественно водрузила на него свой мобильный.

— И?.. — Спросил я, глядя на образчик современного искусства.

— Это штатив! Сейчас мы поставим выдержку, сделаем снимок. Тогда этот момент точно останется с нами навсегда! Можно было и по старинке, на вытянутую руку, но тогда вряд ли мы бы зацепили этот вид.

Я молчал и смотрел на Алексис, с серьезным видом нажимающую кнопки на сенсоре. Прямо сейчас, в эту минуту, я любил ее больше, чем когда бы то ни было. Не знаю почему я чувствовал это распирающее грудь чувство именно сейчас. Может из-за недавнего поцелуя, может из-за того, что мы находились так высоко, может из-за прядей, с которыми играл ветер, да хоть из-за ржавых отметен на моих ладонях. Я просто любил ее и был счастлив, полон этим чувством.

И да. Я был благодарен ей за поцелуй. Я знал, что этот щедрый подарок был искренним. И я принял его, ведь он был полон чувств. Не любовных чувств, а чувств добра, бессилия, привязанности, отчаяния. В этом вся Алексис — запутавшаяся маленькая девочка, которая скоро станет прекрасной женщиной. Жаль, что я этого не увижу.

Таймер начал обратный отсчет монотонно пикая.

— Готов?! Давай, сюда. Осторожно, а то свалимся, и будет эпичный снимок. — Она с опаской глянула за спину.

— Что, боишься высоты?

— Высоты? Неа. А вот свалиться с нее — очень. Я поставила серию, так что поменяй пару раз выражение лица.

— Я то поменяю, а вот что с твоим лицом делать? Может тебе всегда стоит ходить с маской, ну, та что была на балу…

— Эй, Тэйт! — Девушка с обидой ткнула меня пальцами в висок и щелкнула вспышка.

Мгновениями спустя мы склонили головы на экраном мобильного.

— Я хочу вот эту. Распечатаешь?

На экране телефона были два близких друга. Парень и девушка. У обоих к родному цвету волос прилипли яркие пятна: зеленые и розовые. Это были мы, такие, какие мы есть. Без фальши. Как часто люди не фальшивят и не хотят показаться кем-то другим, кем они совсем не являются? Смелее чем есть, умнее, грубее, злее, богаче, красивее… Да почти всегда. А мы не хотели. Рядом друг с другом — не хотели. Зеленоволосый парень смотрел прямо в объектив фотокамеры, высунув язык и прищурив левый глаз. Девушка на снимке явно было отвлечена им в момент вспышки и камера выхватила ее профиль. Она смотрела на парня и пыталась то ли «застрелить», то ли вправить ему мозги, приставив два пальца к виску. Пара на фотографии — вечно молодые и вечно счастливые мы.

— Точно? Может эту? Я тут лучше…

— Я эту хочу.

Девушка хмыкнула и, демонстративно дернув плечом, снова посмотрела, как от нас ускользает солнце.

— Ты сегодня растеряна. Что случилось между тобой и Адрианом?

Она испуганно посмотрела на меня, будто я прочитал ее мысли. Может и так, это было совсем нетрудно. Думая о Блэке она всегда менялась. Всегда. Потупила взор, спрятав синие глаза за пушистыми ресницами, погасив растерянный взгляд.

— Думаю, я во всем виновата. На этот раз.

Я вздохнул.

— О женщины, вам имя — вероломство! — Процитировал я Гамлета. Плечи Лекси еще больше поникли. Дернул ее за розовую прядь. — Эй, поверь мне, все обязательно образуется.

Я говорил это, не для того, чтобы утешить. Я говорил это, потому что знал, что так и будет. Она улыбнулась теплой улыбкой, осветляющей ее лицо, делая его еще более прекрасным.

И так я стоял рядом с этой девушкой. Девушкой, так быстро и неукротимо появившейся в моей жизни. И рядом с ней я чувствовал себя целым, а не собранным из кусков как обычно. Рядом с ней, я чувствовал, что мое сердце наполнено любовью. Чувствовал ли я боль от того, что это было не взаимно? Разве что самую малость. Легкая обида, сродни детской. Думаю, я чувствовал бы гораздо больше боли, если бы знал, что скоро оставлю девушку, любящую меня, одну.

Так мы и стояли. Я думал о любимой девушке, стоявшей рядом со мной, а она смотрела вдаль и, наверняка, думала о моем лучшем друге.

Глава 20.

Человек умирает столько раз, сколько раз он теряет дорогих ему людей.

Антон Чехов

Месяц пролетел как один календарный день. Для меня это был стандартный круговорот: больница — академия, больница — академия, больница — академия. Практически каждый свободный день и час я проводила рядом с Тэйтом. Я бы поселилась в Хопкинсе, если бы парень скандалом и угрозами не заставил меня учиться.

Друзья частенько заходили к нему, в том числе и незнакомые мне. Не удивительно, Тэйт был любимчиком многих. Приходили Брендан, Стейс, Акира, когда еще не уехал вслед за Блэком на турнир, Андреа, Артем… Даже Артем! И даже Андреа. Мы с подругой сильно поссорились, после звонка Ланы. Я рвала, метала, обвиняла и даже пару раз обозвала ее предательницей. Нет, я слышала, что бывает ложь во благо. Но, простите, как кто-то может самостоятельно решать, что для меня благо? Андреа плакала и неделю ходила как побитая собака. И, в конце концов, Брендан запер нас в кладовом помещении, чтобы мы поговорили и не «раздражали всех атмосферой уныния». Там мы поговорили, поплакали, посмеялись, что-то вспомнили, что-то объяснили. И в итоге, конечно, помирились. Потому что настоящих друзей не простить нельзя. Доказательством этого является и вечная переписка Тэйта и Адриана. Они общались всеми возможными способами, даже письмами! Как двое влюбленных, честно слово… Я же с Блэком не общалась вообще. Не могла.

В палате Тэйта мы устраивали целые игровые турниры, пытаясь найти убийцу в «Улике» или обанкротить окружающих в «Монополии», киномарафоны, с долгими спорами о том, что будем смотреть, покерные вечера и, конечно же, мы смотрели каждый бой Адриана Блэка. Мы скрашивали каждый день жизни Тэйта до тех пор, пока он не начал сильно уставать. Он слабел буквально на глазах, бледность сделала его кожу почти прозрачной, как у фарфоровой куклы. Он сталь тенью того парня, чье совместное фото стояло здесь же, на столе, окаймленное рамкой цвета малахита. Даже улыбка его с каждым днем становилась все более вымученной. Только глаза парня оставались все такими же изумрудами.

— Ну что, финал? — Голос парня вывел меня из транса, и я бодро вскинула руку с сжатым кулаком в воздух.

— Ага! Надо было взять у Стейси помпоны по этому поводу.

Не смотря на всю эту напускную браваду, я чувствовала себя ужасно. Я чувствовала себя ужасно перед каждым боем Адриана. Зато каждая его победа вызывала во мне бурю эмоций: счастье, восторг, облегчение и снова опасение. Ведь после победы ему каждый раз предстоял новый бой. Но сегодня все кончится. Я целый день металась то по палате, то по больнице, находя себе новые и новые дела и заботы. Тэйта мое мельтешение доводило до белого каления, но поделать я ничего не могла.