Голос, раздавшийся у меня над головой, заставил меня резко распахнуть глаза и не менее резко дернуться.

— Ой. Черт. Брендан, это ты. — С облегчением выдохнула я, когда мой взгляд сфокусировался на друге. — Ага, сдаю норматив экстерном. — Ответила я на его вопрос, заметив, что дыхание приходит в норму.

Парень присел на корточки рядом со мной:

— Расскажешь?

— Ох, нет.

— Тогда я расскажу?

— Дерзай.

— Я признался Андреа…

— А… Стоп, ты что сделал?! Когда?!

— Сказал, что вижу ее более чем свою подругу. Вчера. Хотел на Балу, чтобы все красиво было. да не выдержал.

— И она… — Глядя на грустное лицо парня, с красивыми и печальными глазами, я уже могла додумать ответ.

— Она посмеялась. Переведя все в шутку. А затем узнала, что ты попала в больницу и умчалась к тебе. Ты как, кстати? Прости, я хотел к тебе прийти. Правда. Но не мог тогда.

— Да брось… Это ты прости, не стоило мне так не вовремя падать в обморок!

Парень грустно хмыкнул, а я положила голову ему на плечо. Ощущая щекой ткань плотной ткани пиджака.

— Не обижайся, но она будто обрадовалась твоей ситуации. Она использовала это как отмазку, повод смыться, понимаешь? И это вдвойне хреново.

Ну да, это в духе Андреа. Как только девушка увидит хорошего парня у нее загораются стоп-сигналы и включается задниц ход. А все ее мамаша, будь она неладна.

— Бренд, дело не в тебе, дело в ее…

— Шшш… — На мою голову опустилась медвежья лапа, погладив по волосам. — Не надо. Я просто захотел поделиться.

— И что, стало легче?

— Немного. Лексис, прости, но иногда мне кажется, будто вы зря здесь оказались… Прости, правда.

— Знаешь. Мне тоже. Мне тоже…

***

Как прошел остаток дня? Как я оказалась дома? Почему я стою в комнате перед зеркалом, пристально вглядываясь в отражение? Да черт его знает.

Просто я здесь. Одна, в двухэтажном доме. Джереми снова нет. Да и хорошо. Как я могу смотреть я глаза своему парню, своему заботливому искреннему парню, зная, что произошло. Как я могу поцеловать его, если на губах все еще горит след от чужих поцелуев? И, что самое страшное, как я безумно хотела этих поцелуев, прикосновений, эмоций… О какой к черту логике можно говорить, когда человек вызывает в тебе такие чувства? Здравый смысл? Где он?

Почему он не может уйти из моей головы?! Почему я продолжаю думать о нем?! Я же даже не помню о нашем прошлом, почему такое чувство, будто….

И тут я закричала. Я закричала громко, надрывно, грудным, срывающимся криком, от которого болело горло и щемило в груди. Я сделала шаг назад и рванула одеяло с подушками с кровати, разбросав их по полу и пнув несколько. Этого мне показалось мало, и я бросилась к трельяжу, одним яростным движением скинув с него все, что стояло на столике. С треском и грохотом на пол полетели шкатулки, косметика, рамки… Все, для чего нашлось место. Тяжело дыша я посмотрела на ставшее пустым зеркало: в нем отражалась незнакомая девушка. С красными глазами, мокрым от слез лицом, дрожащими губами. Нет, это не я, разве я плакала? Я зла, а не расстроена. Зла на себя. На свои гребаные чувства. Я не плачу. Грудь девушки в отражении тяжело вздымалась, изо рта выходили хриплые вздохи. А взгляд… Я не хочу смотреть на нее. Не хочу смотреть на этот взгляд! Схватив с пола недавно скинутую шкатулку, я с очередным криком бросила ее в зеркало. Отражение треснуло, замерло на какую-то долю секунды, и осыпалось осколками на стол и мягкий ковер. Завтра меня ждет бал. Да только вот Золушкой я себя не чувствую.

Глава 12.

«Мужчины, они разные, мадам Вантенуа. Иные любят так страстно, что готовы истязать себя, лишь бы их возлюбленная была счастлива. Другие любят так страстно, что скорее уничтожат любимых, нежели допустят, чтобы те оказались в чужих руках».

Александр Прозоров

«Меч Эдриджуна»

Адриан

Я методично вбивал кулаки в грушу. Костяшки, обмотанные по старой привычке боксерскими бинтами, с глухим звуком долбили дорогую кожаную обивку мешка, этот звук ласкал мой слух. Хотя лучше бы мне оказаться сейчас на ринге. И, как на зло, Арчибальд свихнулся на почве моего морального облика именно в этот момент! Момент, когда мне необходимо вытрясти из кого-нибудь дерьмо, дурь, душу, капу, челюсть, да хоть что-нибудь.

Дыши. Дыши. Руки, руки, нога. Еще раз с ноги. Поменять положение. Уклониться от невидимого противника. Еще раз. Еще. И еще, еще твою мать!

Я обессиленно упал лбом на грушу, вцепившись в нее руками. Сколько я уже в этом зале? Совершенно потерял счет времени. Глаза начал разъедать лившийся пот, мышцы ломило, а значит, поработал я неплохо. Но мог бы и лучше. Всегда можно лучше.

Я опустился на маты, выравнивая дыхание, стал разворачивать длинные ленты бинтов. Так и не докрутив левую руку рухнул спиной на мат и уставился в потолок. Белая побелка в некоторых местах дала трещины. Прямо как моя отстойная жизнь. Хотя, если бы этот потолок был моей жизнью, наверняка он бы давно рухнул к чертям.

Что я делаю? Я думал, что спятил, когда потерял Алексис. Оказалось, что Ад еще впереди. И мой мир тронулся тогда, когда она снова вернулась в мою жизнь. Вернулась, будто ничего не было. И почему, когда я должен хотеть ее уничтожить, у меня получается лишь просто хотеть ее? Когда я вижу ее, единственным желанием в моем сердце является прижать ее к себе.

Где-то в дальнем конце зала прозвонил мобильный. Мне не хотелось вставать, мне хотелось, чтобы этот потолок с трещинами все-таки обрушился. Телефон зазвонил снова. Такой настойчивый. Я прикрыл глаза.

— О, я знал, что найду тебя здесь.

Акира, ну, конечно же, это он. Пропащий японец. И звонил, наверняка, он же. В последнее время 80 % пропущенных на моем телефоне — его рук дело. Даже глаза открывать не стал.

— Я так предсказуем?

— Нет, просто я обладаю особым даром, получил его от прабабки. У нее были ручные шикигами.

— Ты искал меня, чтобы это сказать? Где ты вообще шлялся два дня?

— Соскучился?

— Не успел. Еще бы парочку месяцев.

— Ну вот. Я учту твои пожелания к следующему разу. А у меня вообще-то для тебя есть крутые новости. Хотя не знаю как их можно назвать крутыми… Но. И я бы сообщил тебе их еще раньше, если бы ты за это время хоть разочек, один разочек взял трубку. Неужели я так многого прошу?

— Акира, иди в…

— Ладно-ладно! — Я почувствовал, что рядом со мной что-то упало, а затем за этим чем-то последовало и тело японца. — Я был в больнице.

Я открыл один глаз. Выглядит здоровым.

— Что-то случилось?

не по своим делам. Помнишь, тест на профориентацию? Хотя куда тебе, ты вообще все мимо ушей… Так вот, он мне поведал, что из меня получится врач, либо садовник. Нехилая разница, да? Ну, я решил, что заглянуть в обитель врачей как-то посолиднее и поехал на обязательную практику. Меня определили в Хопкинс, спасибо Тэйту, конечно. Договорился. Сначала с карточками в архиве работать доверили, в первый день, был отстой, если честно. Зато потом я видел вскрытие! Но это ни к тому… Теперь я считаю, что меня туда отправило проведение.

Я снова закрыл глаза. Слушать Акиру — это как слушать сказки. На одно путное предложение у него эпиграф из пяти строк, приличное лирическое отступление, пара цитат и все в таком духе. А в итоге оказывается, что все это он вел к тому, что любит спагетти, а вот макароны-ракушки ненавидит.

— …И когда я увидел ее карточку, конечно, не смог не ткнуть свой нос в нее. И ты не поверишь, что я там вычитал! — Так, кажется, сегодня не про макароны и я что-то упустил.

— Чью карточку? Ты о чем вообще?

Акира цокнул языком и даже ударил ногой по деревянному полу в негодовании:

— Айщ! Никакого уважения к оратору, Блэк! Медицинскую карточку Флориды! Алексис нашей. Не смог я мимо пройти!

Я резко встал, поворачивая корпус к другу:

— Чью?

— Ты тут совсем одичал я смотрю… И со слухом тоже проблема. Алексис О'Доэрти. Она, оказывается, лечилась и проходила реабилитацию в Хопкинсе. Ну теперь завеса тайны ее знакомства с Вудами приоткрылась. Но это не главное. Блин, не смотри на меня таким взглядом, я боюсь уже! Так вот, главное, что я заметил, это ее диагноз. У нее амнезия. Аварию она не помнит, и тебя, походу, тоже, дружок.