Весь подоконник, стол, оба кресла, диван и даже пол у кровати были заставлены вазами с цветами, среди которых я, с щемящей сердце нежностью, узнала цветы из маминого сада, а также мягкими игрушками и корзинами с чем-то. На мысли о том, что это может быть сладкое, мой желудок отозвался ноющей болью. Я определенно голодна и не отказалась бы от огромной порции пасты или хотя бы бутерброда.

Я перевела взгляд на приборы по левую сторону от кровати, один из них тянулся к моей руке. Кажется теперь я вспоминаю, что на мне еще была какая-то бесячая маска во время того, как я приходила в себя. Намордник убрали по приходу родителей, но потом вернули. Хорошо, что снова убрали. Наверняка ее отключил Док. Интересно, он еще долго сидел вчера? Я посмотрела на кресло, вспоминая его взгляд. Странно, но он правда кажется мне знакомым. Его голос и его руки, как будто это старый родственник. Ох, от этих мыслей мне становится только хуже. Надеюсь это не мой старший брат, чей образ и существование стерлись у меня из памяти из-за аварии, о которой я, собственно, тоже ничего не помню.

Интересно, я уже достаточно сильна, чтобы вести монологи? Мне необходимо поворчать вслух. Я глубоко и медленно вздохнула и протянула:

— А-а-а-а…

Неожиданно дверь в палату открылась, и в нее вошел Джереми. Он посмотрел на меня, быстрым шагом пересек комнату и положил руку мне на лоб:

— Лексис? Что-то случилось?

Он что, дежурил под дверью?

— Дождь. — Сипло буркнула я. Что означало: «Я проснулась из-за дождя».

Джереми подарил мне еще один обеспокоенный взгляд и перевел его на датчики у кровати, затем подошел к ним и начал что-то проверять. Мне было неудобно поворачивать голову и следить за ним, и я с сожалением уставилась на книгу на моей кровати. Очевидно, это он положил ее, ворвавшись ко мне в палату.

— Да, я давно говорил спилить эту ветку, но никому и дела нет. Хоть сам лезь. Да только если я полезу, то наверняка потом меня положат в соседнюю палату. Как ты на это смотришь?

Джереми снова оказался в поле моего зрения, он улыбался, а желто-зеленый свет комнаты играл с его чертами лица, делая их более мягкими. Кажется, я все-таки созрела для больших предложений, но выталкивать их приходилось кусками:

— Если хотите… Можете занять одно из ротанговых кресел… А если очень повезет… То я уступлю вам того плюшевого зайца. — Я слабо кивнула в сторону огромной мягкой игрушки, занимавшей угол комнаты.

Не думаю, что шутка была самая удачная, но Джереми искренне засмеялся и провел рукой по волосам. Может то, что это была моя первая шутка, ввергло врача в восторг? Ну там, в стиле «мой ребенок сделал первый шажок, aaawww».

— Очень любезно с твоей стороны, и давай на «ты». А то чувствую себя старым.

— Ну, ворчал ты… Действительно как старик. — Фыркнула я. К слову о старости, совершенно не понимаю, сколько ему лет. Простим мне это, я не знаю сколько мне лет, по крайней мере «вчера» мне было почти 18, а «сегодня» почти 19. Тут у кого угодно крыша съедет.

Джереми снова улыбнулся и рассеянно провел рукой по волосам. Привычка? Или волнуется? Может, я его задерживаю?

— Почему не спишь, Док? — Думаю, раз уж он называет меня «Лекси», я имею полное моральное право на такую фривольность, как профессиональное прозвище.

Джереми снова посмотрел на меня, и, медленно убрав книгу, сел на кровать.

— Ты очнулась, и я просто не мог уснуть. Вот, книгу взял. Думаю, сегодня мало кто из твоей семьи спит. Я разрешил прийти им завтра утром, так что цветов в твоей оранжереи станет еще больше.

Из моей семьи? А он то что не спал? Может я его первый подопытный объект? Интересно, как давно он занимается пациентами?

— Сколько тебе лет? — Честно слово, я видела, что он покраснел!

— 25, летом исполняется 26.

Ну, все понятно, первые подопытный — большая ответственность.

— У меня тоже день рождения летом.

— Я знаю. — Он опять покраснел?

— Док, — Определенно, мне нравится так его называть. — Что случилось?.. Почему я здесь?

— Ты ничего не помнишь?

— Очевидно. Нет, пойми правильно, я… Помню все, но не понимаю… Почему я оказалась здесь? Что… произошло?

Он молчал томительные секунды, или минуты. Явно взвешивал «за и против», но все же повернулся ко мне:

— Послушай, Лексис, я бы не хотел этого говорить. Я не хочу, чтобы вообще кто-то с тобой об этом говорил. Память должна вернуться сама. Тогда, когда ты будешь готова. Я не буду тебя от этого ограждать, но и подталкивать не стану.

Я нахмурилась, а он лишь опять улыбнулся.

— Эй, не дуйся. — Он легко похлопал меня по колену, спрятанному под одеялом.

— Тогда расскажи мне что-нибудь еще. Когда я могу выйти отсюда? Я могу получить телефон и поговорить с друзьями? Когда… — Мой живот заурчал, прерывая мой монолог и вызывая понимающую улыбку на лице врача.

— Отлично, все вопросы после ужино-завтрака! Я распоряжусь, чтобы тебя покормили. Но, сама понимаешь, это будет не бифштекс. — Он развел руками, а я была благодарная уже за то, что он способен раздобыть мне ночью еды и не вдаваться в подробности диеты людей, вышедших из комы. Я и так узнала, что из-за отсутствия рефлексов мне вводили пищу с помощью резинового зонда! Нет, вы представьте!

Позже меня ждал монолог на тему сложностей моего положения, прогноз долгого пути восстановления потерянных навыков и рефлексов, реабилитация, которая может занять год, и прочая дрянь. Были и восхищения по поводу отсутствия у меня афазии (Умное словечко, да? Вообще, это нарушение речи, но так звучит солиднее.) и поразительных показателей. Оказалось, что я действительно уже приходила в себя, но сейчас с концами. А семью он успел позвать потому, что прежде чем "вынырнуть из своих волн" я уже успела очнуться. Если верить Джереми, то я просто феноменальна в этом плане. Если верить моим ощущениям — я в дерьме.

Глава 2

«Воспоминания, вы тяжелей, чем скалы».

Шарль Бодлер

«Цветы зла»

Лениво перелистнула страницу указательным пальцем:

«Минхо встал, подошел к ящику с картами первого сектора и откинул крышку. Опустившись на колени перед ящиком, Томас извлек из нее вчерашнюю карту и положил рядом со своим творением.

— Что теперь делать? — спросил он».

Я поглощала больничную еду и страницы очередной антиутопии. Уже 46 дней (да, я считаю каждый день, скажите спасибо, что не делаю зарубки на спинке кровати!) я была в полнейшем сознании, практически каждый день принимала гостей и родных, но никто не говорил о причине моего заточения. У меня даже был план выкрасть мою больничную карту, если бы я смогла отвлечь Джереми. Но я быстро отмела эту идею: отвлечь Джереми можно было от чего угодно, но только не от меня. Серьезно, если я находилась в поле его зрения — все внимание доставалось мне. А если не находилась, то он настраивал свои локаторы на «Поиск Алексис» и появлялся рядом. Он приносил книги, отбирал вредную для меня еду, разговаривал со мной, его было так много. Его, не Адриана.

Я спросила у Лили, звонили ли ему. Она сказала, что он перестал приходить ко мне. А также о том, что «ходить ко мне» было бы проблематично. Это был другой город и другая больница. Но в любом случае, ни звонка? Ни письма? Ни телеграммы? Ни совы со свитком лапке? Да хотя бы воробья с весточкой! В любом случае Лили отвечала слишком скупо, не выдавая никаких подробностей. Просто он пропал. Я не знаю, может он уехал, или что-то случилось. Или да, он мог просто не хотеть приходить сюда и смотреть на трубки, торчащие из его девушки, но я в это не верю. Я даже решила провести расследование по многочисленным букетам и уже завянувшим гербариям в комнате и заставила племянника по слогам читать все этикетки и записки на них. Но так и не поняла, было ли что-то от Адриана. В любом случае, сейчас я просто хочу как можно быстрее встать на ноги и встретиться с ним. Обнять его… Или хотя бы зайти на его страницу в фэйсбуке, черт. Мне не дают телефон или ноутбук, все попытки категорически пресекаются. Я просила, требовала, молила, страдала, хитрила, но всегда слышала «нет». Все люди, с которыми я общалась в больнице, такие же заключенные как и я, мне сочувствовали, но свои аппараты не давали. Может, Джереми обещал лишить их пудинга? Проклятый шантажист. Андреа, моя лучшая подруга, тоже не сдавала позиций. А если мне надо сделать звонок, я делаю его с телефона Джера, под его чутким руководством. Не понимаю, к чему такая атмосфера таинственности, разве что я действительно воскресла из мертвых и могу прочитать об этом в новостях.