Они встретились через неделю. Гигант, окруженный почти осязаемой аурой боли и страха, и тощий, болезненный подросток. Разговор вышел долгий. Костер успел прогореть, а угли рассыпаться в пепел, но, когда солнце показало свой острый расплавленный край из-за горизонта, они пришли к согласию. И родилась Бойня. Финк помнил, как всё начиналось. Пара дюжин палаток, несколько стоящих у подножья холма лачуг, переделанный из древнего, дышащего на ладан двигателя какой-то военной техники генератор и первая укрытая рваным полиэтиленом теплица. Техники не хватало. Не выдерживающие неподъемной работы рабы дохли, как мухи. Их даже не хоронили, просто оставляли в выкопанных под фундамент будущих строений ямах и заливали цементом. Деньги уходили, как вода сквозь пальцы. Но Финк выдержал. Выдержал, несмотря ни на что. Через десять лет, когда появилась стена, он сумел организовать первую настоящую ярмарку. Перекроить тонкий узор рассекающих пустошь торговых путей, отбить город от сбежавшихся на запах серебра стай падальщиков. Сумел стать бароном. Город рос и креп, обрастал паутиной связей и договоренностей. Пускал корни в глубину неподатливой, отравленной радиацией и химикатами степи. Менялся. Эволюционировал, словно какой-то чудовищный спрут, охватывая холм. Становясь год от года все сильнее и сильнее. Людей тоже становилось все больше, и они несли с собой грязь. Людской мусор оказался самым стойким. Он въедался в улицы, проникал в дома и на торжища, забивал артерии денежных потоков. Поначалу молодой барон не обращал на это внимания, потом… Потом он совершил ошибку. Большую ошибку. Болезнь надо было выжигать сразу, безжалостно, беспощадно, но окрыленный успехами Джебедайя решил, что подобная чистка слишком сильно повредит репутации, что надо проявить милосердие, и ему достаточно просто вымести мусор за стены. Нищие и попрошайки, мелкие банды рэкетиров и не желающих платить свою долю в казну шлюх, а также большая часть мутантов. Тогда это казалось верным решением. Таким же верным, как и создать ополчение из работающих на заводах и в теплицах крепких мужчин. Теперь…

Спустя почти сорок лет, Финк понимал, что поступил глупо. Недальновидно. Раскинувшийся под стенами Мусорный город разросся и теперь душил Бойню, словно ядовитый лишайник дерево. Жадно сосал воду и серебро. Отпугивал караванщиков и служил источником постоянной головной боли. Лаборатория… Скрипнув зубами от нового приступа боли, опалившей грудь изнутри, устроитель боев невольно растянул губы в слабой улыбке. Даже в мыслях он называет это лабораторией. Они наткнулись на нее несколько лет назад. Совершенно случайно. Когда появились первые признаки истощения водоносного слоя, и Финк приказал бурить еще одну, более глубокую скважину. Они не нашли воду. Зато нашли нечто другое. То, о чем никто и помыслить не мог. Сколько же усилий было приложено, чтобы достать нужных специалистов. Сколько серебра потрачено на то, чтобы в тайне закупить недостающие части… Сколько времени и труда ушло на то, чтобы оживить мертвые механизмы…Но оно того стоило. Это был шанс. Очередной шанс, позволяющий очистить доску и начать почти проигранную партию заново…

Но где же Зэд? Где это чертово ведро с болтами? Надо кого-нибудь позвать. Пусть принесут отвара ивовой коры. А может, лучше медшот? Чертова наноотрава точно купирует приступ. И, возможно, даже восстановит истерзанное избытком жирной пищи и других излишеств сердце… С другой стороны, даже намек на нанитов может… Но об этом нельзя даже в мыслях… Ну почему он отпустил охрану… Застонав, устроитель боев потянулся к стоящему на столе колокольчику… Еще чуть-чуть…

Дверь кабинета отворилась.

— Зэд… — На лице толстяка отразилось облегчение. — Ты вовремя… Чертова… Жара… Она меня… доконала…

— Извини. Задержался внизу. — Прошелестел киборг, мазнув по развалившемуся в кресле толстяку, ничего не выражающим взглядом глаз камер, громко лязгая, просеменил к окну. Переводил репликаторы в форсированный режим. Загружал биоматериал…

— Значит, время… пришло?.. — Со смесью страха и облегчения выдохнул толстяк и скривился от очередного приступа боли.

— Нет. Но твой организм не выдержит следующего переливания. — Совершенно по-человечески пожав плечами, киборг развернулся к устроителю боев. Глаза камеры Зэда налились внутренним желто-красным цветом, шторки диафрагм схлопнулись, превратив лицо врача в жутковатую стальную маску.

— Так или иначе, конструкт почти готов. Возможно, мы не получили всего, чего мы изначально хотели, но ждать нельзя. Даже если твоя затея с биорегенерационными баками выгорит…

— Понимаю… — Прохрипел устроитель боев. Лицо толстяка и без того бледно-желтое, стало похожим на круг молодого ноздреватого сыра.

— Один вопрос, — киборг, с громким щелчком соединив манипуляторы перед грудью, приподнялся над полом, сделав несколько шагов, завис над толстяком. — Оно этого стоит? А, Джебедайя? Все эти жертвы, вивисекции, исследования. Вся эта чертова мясорубка, которая нас ждет, и неизвестно, выберемся ли мы из нее… Оно этого стоит?

— Думаю… — Собрав последние силы, толстяк с трудом выдавил из себя улыбку. — Никогда не узнаешь, если не попробуешь, да, Зэд?

— Возможно, — кивнул киборг. — Тогда начнем? Прощай, Джебедайя. Ты был отличным хозяином, и, если что-то пойдет не так, я буду очень и очень расстроен. Не подведи меня.

— Ты никогда не называл меня хозяи… — Договорить устроитель боев не успел, неуловимым взгляду движением киборг, выпустив из манипулятора длинную иглу, воткнул ее в шею Финка. Раздался громкий сосущий и хлюпающий звук. Толстяк дернулся и захрипев, засучил ногами.

— Фарм. — Выдернув иглу из шеи толстяка, чуть слышно прошелестел Зэд в пространство и отвернулся от сползающего с кресла уже мертвого, но всё ещё упорно не осознающего это тела.

— Мы начинаем. Готовь носилки и начинай прогрев реактора. И предупреди вояк. Особенно Мрака. В ближайшие пару часов наверху могут быть небольшие перебои с энергией.

****

Секционный зал был небольшим. Скорее, даже меленьким. Безликая, отделанная кафелем комната с заменяющим одну стену металлизированным зеркалом, десятком вмонтированных в потолок ярких люминесцентных ламп, пара секционных столов, несколько стеллажей и полок, уставленных зловеще выглядящими инструментами, банками с реактивами и разнообразной посудой, пяток непонятного назначения приборов и сиротливо притулившийся умывальник.

— Если честно, я не слишком люблю работать с живым материалом, — проворчал Эвенко и, вытащив из-за голенища сапога распростертой на столе Элеум очередной нож, брезгливо отбросив его в угол комнаты, принялся возиться с застежками нагрудника наемницы. — Это варварство. Даже в университете, когда лягушек вскрывал, противно было. Но… — справившись, наконец, с креплениями, старик, довольно хмыкнув, аккуратно отложил его в сторону. — Иногда нужно переступить через принципы. Кстати, как я понял, ты довольно болезненно относишься к вопросу своей видовой принадлежности. Так вот, я тебя просвещу. Если верить данным, что из тебя получил Зэд, ты — искусственный организм, имеющий с человеком меньше общего, чем, например, обыкновенный таракан. Суррагат, подделка. Биоробот с подсаженной памятью… — Прищурившись, старик усмехнулся и, покачав головой, прищелкнул пальцами. Желтая бочка… Ха… Узнаю подчерк. Так и знал, что старик выжил. Такие, как он не дохнут…

Губы наемницы еле заметно дрогнули, в уголках рта запузырилась пена.

— Зря стараешься… — Покачал головой старик, и обернувшись к стене, со скрипом пододвинул поближе небольшой столик с лежащим на нем пластиковым боксом. — Чтобы говорить, нужна полноценная работа легких, а в твоем слeчае… лучше сосредоточиться на дыхании.

Положив ладонь на грудь наемницы, Эвенко сильно и резко надавил вниз.

— Вот так, видишь… — Хихикнул он. — А вдохнуть-то почти не получается… Знаешь, сначала я даже не поверил. — Привычным, наработанным годами практики движением инженер дернул за пломбу, вскрыл пластиковый контейнер, и чуть подвинув зависший над столом штатив операционного светильника, щелкнул выключателем. Секционную залил яркий свет.