– Вы ошибаетесь, ваше высокопреосвященство. У этого успеха есть цена – одна человеческая жизнь. И вы не хуже меня знаете, чья.

Генерал Ордена устало прикрыл веки:

– Вы всё о мадридском камне в вашей туфле?..

– В «нашей», – скулы Кальехи напряглись.

– Пусть так, – Монтуа невнятно кивнул. – Н-да… он оказался твердым… – Священник поднялся и, постукивая янтарным зерном четок, встал за высокой резной спинкой своего кресла. – Даже если де Уэльве все же удалось обскакать людей Лоренсо и братьев де Аргуэлло… во что верю я мало… то в Монтерее скачек не будет. Вы же сами, монсеньор, твердили не раз, что дон Хуан – ваш старый друг по легиону, и, несмотря на возраст, меньше всего похож на «беременную корову». Это же ваши слова?

– Да, боевые мечи не тупятся.

Кальеха проехал гребешком по серебру эспаньолки и подумал: «Старик де Аргуэлло редко берет орех не по зубам, что же до душевных начал, то сия стая железным губернатором загнана в железную клетку. Нет, Эль Санто не будет церемониться с андалузцем».

Герцог хрустнул пальцами: «Пожалуй, майор действительно заплыл в одиночку туда, где ему с головой».

– Знаете, я ценю в людях осмотрительность, ваше высокопревосходительство, но… ветра бояться – паруса не поднимать. Слава Всевышнему: вести, наводящие хаос в умах из-за войны в Европе, закончились: Корсиканский лев загнан на остров, а Фердинанд Желанный, как окрестила его Испания, уже объявился в столице. Кстати, вы знаете, как приветствовал его народ? – Монтуа с достоинством пригубил вино. – «Да здравствует святая инквизиция! Да здравствуют цепи!» Что ж, я всегда был уверен: рано или поздно люди устанут от смуты и беспорядков.

Кальеха тяжело вздохнул в кресле. Он вытянул ноги, перевел взгляд с собеседника на кончики своих сапог.

– Вы изволите говорить мне известные вещи, падре… Зачем?

– Зачем? – неловко переспросил архиепископ, захваченный врасплох горячностью вице-короля. – Затем, что я предполагаю отмену со дня на день Конституции Кадисского регентства королевским указом, роспуск Кортесов и признание недействительными всех их распоряжений. Поэтому вся миссия мадридского гонца будет горчицей, поданной на десерт. От фактов истории никуда не деться, сын мой, это Фатум.

– Вы полагаете или располагаете, святой отец? – герцог стал похож на человека, коий выстрелил из ружья и теперь ловил далекое эхо.

Очередное зерно звонко стукнуло в тишине Малого кабинета.

– Располагаю, монсеньор. Сейчас май, но бьюсь об заклад, не позднее июня вы получите из Мадрида подтверждение моим словам… – иезуит вновь пригубил вино.

– И слуга дьявола будет сожжен на костре… так хочет народ, так хочет и церковь. Vox populi – vox Dei…⁵⁸

– Вы говорите порой, Монтуа, даже не как священно-служитель, а как политик.

– Вы правы. Сегодня трудно провести грань между тем, что творится. Я думаю об Империи, о ее былом величии, но главное, о грядущем. Вспомните, ваша светлость, кто последнее время стоял во главе Испании? То-то и оно: слякоть! Объединить людей в стальной кулак сможет лишь крепкая Вера!

– Не хотите ли вы сказать, генерал…

– Да, сын мой, близится время великих ристалищ… Пора чистить доспехи от паутины и ржавчины безвре-менья… Вы же никогда не знали поражений, герцог, – иезуит медленно потер тонкие бесцветные руки.

– Хм, пожалуй. – Кальеха дель Рэй пожал толстыми плечами. – Право, я иногда чувствую потребность в схватке. Как по вашему, падре, мне еще не поздно поднять меч?

Запавшие глаза Монтуа блеснули чуть сильнее обычного. У Кальехи было такое ощущение, будто этот человек разбирает его на части…

– В бою, герцог, ценятся опыт и дух, а не мускулы.

Стук в дверь заставил их замолчать.

– Его Преосвященству архиепископу Доменико Наварре из Калифорнии, срочно! – шпоры начальника караула звякнули и почтительно смолкли. В белой перчатке покоился запеленатый в черную монашескую рясу сверток.

Грудь вице-короля раздулась гневом, взгляд вспыхнул агатовым пламенем, но Монтуа предупреждающе поднял руку:

– Это была моя просьба, герцог. – Кивком головы он отпустил кирасира. – Ступайте с Богом. Благодарю.

– Вот и дождались! – архиепископ торжествовал. – Вести издалека… Теперь, надеюсь, вы согласитесь, ваша светлость, что наш корабль не пошел ко дну только благодаря мне.

Вице-король с плохо скрытым отвращением посмотрел на иезуита:

– Пожалуй, вы правы… Чтобы выжить в сих джунг-лях, надо быть зверем, как вы.

– Или как вы, – криво усмехнулся Монтуа и, чуть припадая на левую ногу, похожий на чародея, готового вершить колдовство, бросился к свертку.

– Нож, – сухо и тихо, скорее самому себе сказал священник.

Кальеха с готовностью подал толедский кинжал, расторопно снятый им со стены, где топорщилось сталью оружие.

Захрустела ткань, перерезанные ремни вяло сползли по сторонам, открывая…

– Силы Небесные! – вице-король схватился за горло, ощутив подкатившую дурноту.

На столе в бурых лохмотьях дышал смрадом и шевелил пальцами из-за кишащих червей обрубок человеческой руки.

– Боже правый! – подбородок Монтуа дрожал, мелкие жесткие уши сильнее прижались к лысой голове, скрюченные персты теребили янтарную нить.

Кусок гнили был некогда правой рукой брата Лоренсо. Но он никогда бы не узнал эту безобразно распухшую кисть, покрытую местами коричневыми наростами запекшейся крови, если бы не его золотой перстень, овал которого оплетала зловещая монограмма Ордена:

«Цель оправдывает средства».

Эй-хой! Чуете запах добычи? – Райфл весело хлопнул себя по засаленным кожаным штанам с медными пуговицами и, вырвав подзорную трубу у чернобрового канонира, с наслаждением приклеился к ней глазом. Вдоволь насмотревшись на русский фрегат, он оторвался от «подзорки» и глянул в раздутые паруса «Горгоны».

– Это ветер удачи, Логан, будь уверен! – обратился он к одному из своих дружков, лежавшему у лафета пушки. – Как говорит наш старик, – он шаркнул взглядом по баку, где находилась капитанская каюта, – скоро и наш карман будет оттягивать не только свинец.

Боцман замолчал, почесывая волосатую грудь, и с наслаждением принюхался к свежему ветру.

Вокруг сгрудились и другие не занятые вахтой матросы. Они оттирали друг друга локтями, желая услышать «пророчества» своего боцмана. Напряженные взгляды их были приколочены к далеким парусам русских.

– Боевой фрегат – это тебе не торгашеская бригантина⁵⁹, Кожаный. Как бы нам самим не попасть под ядра, – хрипло заметил Логан, похлопал ладонью тускло горевший бронзой ствол пушки и покачал головой.

– Закрой пасть, – невозмутимо бросил боцман, – пока я не заткнул ее своим каблуком. Гелль знает, как варить фасоль… Верно, ребята?

Райфл резко обернулся к собравшимся, ожидая узреть обычную возбужденную толкотню и азарт, но лица были мрачны и задумчивы.

* * *

Мулат Ипсилон, пятнадцать лет кочующий под парусом с Коллинзом, был, пожалуй, единственным человеком на «Горгоне», понимающим толк в стряпне. Именно поэтому, несмотря на темный цвет его кожи, Гелль многое спускал мулату, терпел его болтовню, помня о том, что в противном случае ему, да и всей его своре, придется жевать сырую солонину с каменными сухарями.

– О-ля-ля! – срываясь на фальцет, протянул кок. – У вас, похоже, совсем стерлись клыки, капитан. Вы так и не ковырнули вилкой любимого тунца.

Гелль пропустил мимо ушей трескотню мулата и прикрыл зевок кружевным манжетом. Он думал о предстоящей схватке с русскими за таинственный, не дающий ему покоя пакет, что сулил добрый куш, куда более заманчивый, чем обычный грабеж английского «купца» или испанского галеона. Однако открытый бой с шестидесятипушечным фрегатом пугал. И капитан, истребляя рок-айлендский табак, все более сходился на мысли, что нет нужды разорять улей, когда есть горсть других способов добраться до меда. Рисковать же собственной шеей под старость лет, даже за всё золото мира, Геллю Коллинзу не хотелось.