Была глубокая ночь, когда черный силуэт, на миг приникший к шершавому камню крепостной стены, хищно сорвался вниз. Некоторое время пришелец напряженно стоял, хватая запахи и звуки, после чего, качнувшись, ходко растворился во тьме. За воротами миссии с подвывом тявкнул койот, из леса ему аукнулась ночная птица хриплым и горьким плачем.

Диего проснулся внезапно, так же, как и уснул. Он был почти не в состоянии понять, где он и что случилось. Казалось, что голова его превратилась в наковальню, по которой с лязгом хаживал молот. Он до хруста сцепил зубы: где-то там, в глубинах мозга, токал угасающий внутренний голос, минутой ранее грянувший кавалерийской трубой: «Берегись!» Все чувства напряглись и свернулись в тугую пружину; нервы звенели, ощущая присутствие чего-то, что за последнее время ему приходилось ощущать не единожды. Это был запах зла, только ныне он жег ноздри как никогда.

Запах стал физически ощутимым, будто превратился в незримую обволакивающую рубаху. Майор осторожно откинул одеяло и только теперь сообразил, отчего кожу его щипал холод: миссию затопила немота. Густая и плотная, как вата, – немота могилы.

«Madre Dios! Какая тишь!» – мысль, как почудилось майору, гремящим эхом прокатилась по всему дому.

Пальцы на ощупь скользнули по гарде и сомкнулись на рифленой рукояти шпаги. Слух ранил крадущийся скрип шатких ступеней, ведущих к их комнате. Скрип был до потрясения явным. Однако Диего медлил. Дом снова молчал, по-прежнему царило безмолвие, но теперь в нем, похоже, таилась неведомая сила.

Андалузец покосился на Терезу: та всё еще спала, как ребенок, разбросав руки, высунув из-под одеяла ножку.

Он тихо поднялся и наспех натянул платье. Стараясь ступать на носок сапога, едва успел пересечь комнату, как незапертая дверь со стоном отворилась на несколько дюймов, точно снаружи кто-то толкнул ее. Испанец замер, примкнув спиной к стене. С широко раскрытыми глазами, с клинком наготове, он ждал…

Дверь нехотя распахнулась шире. Де Уэльва краем глаза посмотрел на лестничный пролет, ведущий вниз. Коридор был пуст. Почувствовав, как громко застучало сердце, мерцающим острием шпаги он полностью распахнул дверь и выскользнул из комнаты.

Лунный свет тускло, как фонарь de veilleur de nuit⁵⁵, освещал предметы. Диего шаг за шагом осматривал дом.

– Эй, кто тут? – не выдержав, крикнул он. Голос гулко прошелся по всем стенам и лестнице, так и не вызвав ответа. Мельком глянул в засиженное мухами зеркало; его бледное лицо искрилось бисером пота.

На верхнем этаже было столь же тихо, как и в комнате, где спала Тереза…

– Что за черт… – услышал он собственный голос, показавшийся ему пустым, будто доносился со дна винной бочки.

«Дьявол! Я же слышал шаги, как сейчас свой голос!» – шаркнув о рукав взопревшей ладонью, майор направился к лестнице.

Перед ним был пустой зал, наполненный дымным полумраком, заваленный наполовину дырявыми корзинами из-под овощей, глиняными кувшинами в паутинах трещин и такими же старыми, как и сама миссия, окислившимися медными тазами.

– Кто здесь?! – Диего вторично рассек сумеречную зыбь безмолвия. Он сатанел от напряжения. Безъязыкие стены хранили молчание. Слышалось лишь его жаркое дыхание да тихое похрустывание половиц под сапогами.

Испанец перешел зал. «Только не дайся врасплох!» – пульсировало в голове. Память выплюнула зловещую улыбку вице-короля; его отекшее лицо, исхлестанное алыми полосами огня из камина; глаза – блестящие, напряженные, и прощальное: «Это вам теперь понадобится вся удача, майор, какая у вас только есть…»

Диего сделал еще два шага к входной двери, когда кислый вкус страха во рту стал невыносимым.

Над его головой что-то шурхнуло. Он инстинктивно отпрянул к лестнице, впился в потолок, и взор его остекленел.

Три существа: черные и большие, похожие на летучих мышей со сложенными крыльями, висели над ним, вцепившись в деревянные балки.

Де Уэльва остолбенел, сердце застряло в ребрах. Сквозь пестрый кошмар он увидел, как черные твари стали падать. Диего не мог разглядеть их лиц; темные, без носа и рта в лунном свете, они казались комьями земли с горящим углем глаз. Двое сжимали кривые сабли. В руках третьего мерцал бритвенной гранью боевой топор.

Тяжелая капля пота сорвалась с подбородка испанца.

«Вот ОНА – СМЕРТЬ!» Безумие вгрызалось клыками в мозг, и на мгновение он почувствовал себя замурованным в склепе криком.

Они ринулись стаей, молча, что волки, толково, без лишней возни. Майор отскочил в сторону, стремглав вы-бросив руку.

Шпага с хрустом вошла в древесину стены, проткнув горло вырвавшегося вперед. С сыристым всплеском андалузец выдернул клинок. Язык вывалился изо рта на почерневшие губы, из пульсирующей глотки послышалось хриплое клокотанье. Звук этот пилой прошелся по натянутым до грани нервам Диего, но сердце схватил жар ярости.

– Ну, давайте, псы! Покажите свои зубы!

Он нервно хохотнул от догадки, что те, кто стояли против него, – люди, ряженные в пугающее тряпье.

– Вы всегда в таком виде приходите в гости?

Они молчали, медленно наступая.

Тут пронзительный, полный животного ужаса женский визг парализовал испанца.

«Тереза!!!» – застонал он, борясь с дурнотой, и так кинулся к лестнице.

Ветхие ступени заплясали под ним, как лопатки дикого жеребца. Де Уэльва почти уже одолел половину подъема, когда затылком ощутил опасность. Крутнувшись на каблуках, он вовремя успел пригнуться: тяжелый топор со свистом врубился в дерево.

Раздался чудовищный треск. Майор услышал, как, ржаво скрипя, выскочили из пазов гвозди. Колун проломил лестницу, взвихрив рассохшиеся ступени тысячей кусачих шершней. Щепки исцарапали лицо, но глаза Диего успел укрыть свободной рукой, одновременно сделав выпад.

Шпага продырявила плащ, запутавшись в складках, и в следующий миг, прогнувшись дугой, лопнула под ногой убийцы по самую гарду.

Черное, будто обугленное, лицо треснуло в улыбке, и тут же исказилось: чиканос зарычал, пытаясь выдернуть застрявший топор.

Диего скосил глаза: второй обезьяной карабкался по пляшущим перилам, обходя его с тыла. Крики Терезы придали решимости. Андалузец что было силы всадил кулак, закованный в чашку эфеса, в челюсть незваного гостя. Тот поперхнулся собственными зубами и кубарем загремел вниз, оставляя кровистый след. Майор отбросил бесполезный эфес и ухватился обеими руками за топорище.

Но не успел он выдрать топор, как третий дьявол, тот, что карабкался по перилам, со свирепым рыком обрушился на него сверху. Де Уэльва, не выпуская оружие из рук, ахнулся вниз вместе с обхватившим его за лодыжки противником. Падая, оба пытались за что-то уцепиться, но лишь издолбили ладони, занозив их щепьём.

Рухнув спиной на шершавые доски пола, Диего неистово брыкнулся, пытаясь освободить ноги.

Сквозь грохот и треск до него донесся рыдающий вопль любимой, просящий пощады:

– Диего-о!!! Диего-о-о-о!!!

– Не-е-ет! – заорал он, сжигаемый отчаяньем изнутри.

Исходя потом и кровью, испанец насилу выдрал правую ногу и пырнул убийцу сапогом. Под каблуком что-то чавкнуло и захрипело. В следующий миг он вскочил, схватился за топор и, уворачиваясь от бешеных сабельных ударов, зазвеневших китайским гонгом, отпрянул за стол.

Диего дернул кадыком, со страхом чувствуя, насколько ослабел. Руки омертвели, будто от них отхлынула кровь. Ноги стали неподъемными, как мельничные жернова.

Убийца медленно обходил стол, шаркая каблуками и звенькая шпорами. Грудь майора превратилась в горячую мишень. Он нервно стряхнул с лица пот, не спуская напряженного взгляда с надвигающейся смерти. В узких щелях ее глаз влажно блестели белки, безгубый рот кривила ухмылка. Шарк – звеньк… шарк – звеньк…

Плечи Диего окаменели, он с присвистом втягивал воздух: «Сейчас, или никогда! Или я, или он!» – и… содрогнулся: щеку и нос чиркнул холодок; сабля вспорола воздух в дюйме от его лица.