Боль и отчаяние не вмещались в Терезу. Осторожно она опустила голову раненого, стараясь оградить его от страданий, но Диего всё равно скривился, сцепив зубы; и она, утирая слезы, проклинала себя за неловкость. В ответ он сжал ее локоть слабой рукой и, прерывисто дыша, молвил:

– Будет, Терези, на войне как на войне. Мы всё равно победим этих дьяволов… Мигель погиб настоящим солдатом, как должно мужчине. – Он через силу улыбнулся и серьезно сказал: – Любимая, наверное, я скоро…

– Нет! – она едва не закричала на него. – Перестань нести чепуху! Ты что, всегда так шутишь? Вы слишком славно выглядите для умирающего, сеньор.

Она пыталась шутить, пыталась хоть как-то взбодрить его, но понимала, что получалось фальшиво. Понимал это и Диего, но был благодарен и топорщил усы в натянутой улыбке.

– И всё же, Тереза, если что… – он оборвал ее, – королевский пакет, он здесь, на груди, – сожжешь… В моем сундуке, ты знаешь, – деньги… там хватит вашей семье, чтобы купить большой дом в Мехико и боле не думать о нищете…

– А ты? – черная прядь прыгала в дергающихся плачущих губах.

– Если станет совсем… застрелишь. Обратный путь не легче, а от живого трупа – одна обуза.

– Замолчи, или я… – девушка сжала кулаки, в глазах блестели теперь слезы гнева.

– Ну, вот видишь, – майор как мог подмигнул ей и пришпорил улыбку, – у тебя довольно характера, чтоб нажать на курок и облегчить мою участь. Да, похоже, затеяв эту игру, я… проиграл… Черт! Где мой пистолет? – он шеркнул рукой по земле. – Почему я никогда не могу най-ти то, что мне надо?

– Потому, что за вами некому ухаживать, мой господин, – она подала ему лежащий в стороне трехствольник и положила руку на давно просившую бритвы щеку. – Ты не умрешь. – Это был приказ.

Диего согласно дрогнул веками:

– Тем более, что я всегда загадывал умереть в родной Андалузии в объятиях такой сеньориты, как ты. Глянь-ка, кровь перестала течь?

Тереза осмотрела рану и удовлетворенно кивнула:

– Считайте, что вы родились в рубашке, сеньор! Ну что, я подгоню экипаж?

Де Уэльва удержал ее за подол:

– Посиди еще рядом, успеется.

Она не противилась, но и времени не теряла: не раздумывая, отхватила ножом длинный кусок от юбки, ставшей выше колен; осторожно перевязала раненому руку, а оставшийся лоскут намочила водой из фляги. Стараясь не дышать, она омыла ему лицо, выжимая материю так, чтобы капли влаги попадали на шею и грудь.

– Странно…

– Что странно? – переспросила Тереза.

– Признаться, я никогда не видел прежде, чтобы женщина так обхаживала мужчину.

– Значит, такие были у тебя женщины, – фыркнула Тереза. – А мне так нравится.

– А я мечтал об этом.

– Я тоже, – смущенно добавила она, промокнув его лоб.

Вокруг было тихо и безлюдно, как при сотворении мира. Де Уэльва, держа ее искусанные москитами руки, глядя на густые волосы, что проволочными кольцами ниспадали на уши и серую от пыли шею, задумчиво сказал:

– С того времени, как Господь создал нас, мы дерзаем создать Его по образу и подобию своему. Пытаемся заглянуть в глаза Бога, не ведая, что это око Бездны.

– К чему ты это? – голубая жилка явственно проступила на виске девушки. Чуть выше переносицы, между бровями восклицательным знаком сбежались тоненькие, словно трещинки на разбитом стекле, морщинки.

– Подожди, – задумчиво ответил он. – Веришь, сегодня… когда я бросил последний камень на могилу Мигеля… мне показалось, я заглянул в это… око.

– И что?..

– Мне показалось, Творцу не до нас. Мы слишком далеко забрались, Тереза. Он потерял нас из виду. – Они помолчали, прислушиваясь к голосу тишины, прежде чем майор заметил: – Похоже, кошка решила поиграть с мышью. Есть тут у меня в ваших краях друг по имени Монтуа. Только не протянуть бы раньше времени ноги – гостинец хочу послать ему. – Де Уэльва загадочно улыбнулся и, предупреждая встречный вопрос, заключил: – Ну да Бог с ним, это мои счета.

Он вновь посмотрел на нее, на этого лохматого чертенка в ободранной юбке, и поймал себя на том, что губы его бессознательно расплылись в улыбке. Откуда-то снизу в сердце застенчивой незнакомкой тихо постучалось и вошло светлое понимание СЧАСТЬЯ; он ликовал и был благодарен жизни за то, что они с этой девчонкой с окраины Мехико так прекрасно понимают друг друга, и что им не надо даже слов, а достаточно взгляда. И благодарил случай, что Тереза, оказавшаяся в тот день и час в таверне «Золотой Початок», – ныне его любовь, именно его, дона Диего де Уэльвы. И что им вместе хорошо и весело!

Ему вдруг остро захотелось отдать свою жизнь за эту, с черными от земли пятками, танцовщицу, дочку Муньоса, которая раз и навсегда полюбилась его душе.

– Послушай…

Она поняла быстрее, чем он сказал, и, отыскав в его подсумке коробку с сигарами, протянула ему.

– Прикури, я не смогу…

– Но я… – тушуясь, заикнулась было Тереза, но тут же вжикнула огнивом. Желтые брызги крохотными кометами разлетелись с шипением по сторонам. Смешно вытянув шею, подавшись грудью вперед, она осторожно поднесла затлевшую сигару к спело-красным губам.

– Боишься?

– Я? – она беспечно сделала вдох, и… сухой кашель когтями разодрал ее горло… Сигара упала на пряжку ремня испанца, а из глаз Терезы потекли слезы.

Диего, морщась от боли, растянул губы в улыбке. Поднял сигару, сунул себе в рот, продолжая давиться волной обидного смеха.

Терезе от жгучей неловкости хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть посмешищем. Но странно, вместо осуществления своих помыслов она, прокашлявшись, улыбнулась. А Диего, коего минуту назад Тереза хотела «задушить», был совсем и не гадкий, а напротив, всё тот же, именно тот белозубый идальго, вызвавший у нее своей прямой и широкой душой желание быть повсюду с ним рядом.

– По-моему, тебе было одиноко, как и мне? – он с наслаждением затянулся сигарой и чертыхнулся: – Как всегда и всего не хватает!

– Святая Дева, вам ли унывать? Разве что-нибудь есть в вашей жизни, чего вам не хватает, Диего?

– Да… и очень много, – он решительно откинул сигару. – Например, тебя. Кстати, почему ты до сих пор не вышла замуж?

– Жених еще не родился, – она ловко подложила под его голову свернутый валиком каррик.

– А если правда? – он сжал ее пальцы.

– Не за кого было. Луис думал: за кем сила и деньги, тот и всемогущ. Хм! Вот и получил хвост от крысы.

Он прижал к щеке ее теплую ладонь: мягкую и уютную, как сама Тереза.

– Ты не понимаешь, чего ты стоишь…

– А вы знаете, сколько я стою?

Он усмехнулся ее шпильке и поцеловал руку.

Лицо ее осторожно нависло над ним, скрыв небо пенным каскадом волос, и губы прошептали:

– Спасибо…

Пальцы его погрузились в струи волос, охватив ее затылок, притянули к себе. Она, упираясь ладонями о траву, близко-близко склонилась, касаясь грудью его плеча.

Дон попытался разглядеть ее – пустое. Он весь ушел в прикосновения, туманящие сознание… Он ощущал, как ее губы сладко приоткрылись двумя свежими лепестками, и как проснулся и зарычал в нем зверь всепокрывающего желания. Но Тереза уже шептала на ухо:

– Пора уезжать!

Майор не спорил: рана красноречиво напоминала о себе. Поднимаясь, они вспугнули вышедшую к ущелью олениху. Дернув лакированным носом, она стремглав унеслась прочь, немало удивив понуро стоящих лошадей.

Хромая на обе ноги, опираясь на плечи Терезы, майор кое-как доковылял до кареты. Боль кромсала на части. Звуки: хруст гальки, скрип рессор, звон упряжи, – всё так же несло с собой адову муку и застилало огненным мраком глаза. Когда он садился в экипаж, ему хотелось умереть, но из-за пропитанного болью мрака, схватившего его мозг стальной перчаткой, он даже не осознавал, что жаждал сего.

Вода из фляги отчасти облегчила его страдания; устроившись поудобней, так, чтобы не открылась рана, он ласково потрепал девушку по щеке:

– Если мне… не будет суждено умереть здесь, – он с тоской бросил взгляд на сине-зеленое ожерелье гор, – Богом клянусь, мы обвенчаемся.