На то Заряночка ничего не ответила; она поворотила коня и поскакала вниз с бугра; и возвратились кастелян и его подопечная к отряду, и все вместе двинулись к Замку Обета.

На обратном пути ничего ровным счётом не произошло; однако чем ближе подъезжал отряд к замку, тем задумчивее становилась Заряночка, и хотя и скрывала это, но, оказавшись у самых ворот, едва не потеряла голову; мысли её были в смятении, ибо надеялась девушка, что навстречу им выбежит кто-нибудь с криком: «Вести, вести! Приехали, приехали!»

Но ничего подобного не произошло; и на возвращение Паладинов приходилось уповать не более, чем, скажем, на Судный день. Вскоре после того, как всадники оказались в воротах, настала ночь; и Заряночка устало поднялась в свои покои и легла в постель, и настолько утомилась она за день, что тотчас же уснула крепким, без сновидений, сном.

На следующий день на сердце у Заряночки сделалось тяжелее, чем прежде, и измучилась она в ожидании вестей; и недоумевала девушка, как это удавалось ей так веселиться в лесу накануне. Однако же немало размышляла она о Долине Серых Овнов и спустя некоторое время обрела в том хоть какое-то утешение, ибо безмерно хотелось Заряночке оказаться там, а, как говорится, клин клином вышибают. Засим поутру, когда подошёл к концу урок её со священником Леонардом, девушка завела с наставником речь о долине и повторила слова сэра Эймериса касательно того, что он, сэр Леонард, якобы весьма сведущ касательно тамошних мест; и спросила капеллана, что именно ему известно.

«Я там был», – отвечал Леонард. При этих словах вздрогнула девушка и воскликнула: «Случилось ли с тобою что дурное?» – «Нет, – отозвался священник, – но овладели мною великий страх и ужас; и говорится, что отправиться туда дважды – значит искушать судьбу».

Молвила тогда Заряночка: «Расскажи мне, какие предания сложены об этой долине». Отвечал Леонард: «Немало есть историй; главная же такова: Серые Овны эти на самом деле – великаны былых времен, духи земли, мужи и жёны, что обращены были в камень уж и не знаю за какую провинность; порою же вновь оживают они и ходят и разговаривают, как прежде; и ежели найдётся такой храбрец, что дождался бы их пробуждения и, едва завершится превращение, сумел бы облечь в слова сокровенное своё желание, и ежели при этом окажется он и мудр, и стоек, тогда духи исполнят его волю, сам же он возвратится из долины живым и невредимым. И вот как должен сказать он и не иначе: «О Земля, ты и твои перворождённые дети, я прошу у вас того-то и того-то», – чего бы уж он там ни просил. А ежели добавит он к тому хоть слово, тогда погиб он. И не след ему отвечать на расспросы духов; ежели же великаны примутся угрожать ему, никак нельзя ни молить их о пощаде, ни дрогнуть перед занесённым оружием; короче говоря, должно ему обращать на великанов не больше внимания, чем если бы они по-прежнему оставались безжизненными камнями. Более того, когда объявит он о своём желании, духи тотчас же обступят его и примутся предлагать ему золото и драгоценные камни и всё богатство земли; и ежели того будет недостаточно, они приведут к нему прекраснейших женщин, у коих ни в чём нет недостатка, кроме разве одежд, так что увидит он своими глазами, сколь совершенны их тела. Но тот, кто примет подобные дары, погибнет навеки и станет одним из Каменного Племени; кто же откажется от подношений и будет твёрдо настаивать на своей просьбе до того мгновения, как прокричит петух, тот победит, и желание его исполнится, и, как говорят иные, прочие дары ему тоже достанутся; ибо с наступлением дня Каменное Племя не властно забрать их назад».

Тут священник замолчал, и ни слова не промолвила Заряночка; она глядела в землю, и тоска подчиняла себе её душу. Капеллан же заговорил снова: «Для несчастного, о госпожа, то было бы достойным приключением; а для счастливого – порядочной глупостью». Девушка ничего не ответила, и на том расстались они.

На следующей неделе, когда новостей по-прежнему не было, Заряночка попросила кастеляна снова вывезти её за ворота, дабы могла она опять полюбоваться на горы и врата их; и сэр Эймерис исполнил просьбу своей подопечной и выехал вместе с нею в сопровождении надёжного эскорта, как и прежде; только на этот раз, по воле Заряночки, они поехали прямиком к помянутой равнине, и снова разглядывала она с бугра долину Серых Овнов. Странники слегка задержались в пути и не смогли вернуться в замок до сумерек; засим снова расположились они на ночлег в диком лесу, только на этот раз не царило промеж них такого же ликования и радости, как давеча. Отряд возвратился в замок на следующий день, после полудня, и ничего нового не узнал народ по возвращении; по правде говоря, Заряночка и не ожидала вестей; и тяжело было у неё на сердце.

Проходили неделя за неделей, и на дворе уже стояли первые дни августа; сердечная тоска и скука всё сильнее овладевали Заряночкой, и стала она бледнеть и чахнуть. Однако же когда заговаривала девушка о задержке Паладинов с кастеляном либо со священником (каковой был не в пример мудрее сэра Эймериса), и тот и другой отвечали одно и то же, а именно: неудивительно, что до сих пор не возвратились рыцари, принимая во внимание, на какое приключение они отправились; и ни кастелян, ни сэр Леонард, судя по всему, надежды ещё не теряли.

Трижды за это время выезжала Заряночка за ворота с сэром Эймерисом и его отрядом; и в последний раз из этих трёх опять побывали они на бугре, что выходил на Чёрную Долину; но теперь не особо радовалась Заряночка, разглядывая ущелье издали, ибо снедало её желание оказаться там, среди камней; однако же ничем не выказала она, что досаден ей запрет спуститься в лощину; и в должное время всадники поворотили коней и благополучно возвратились в замок.

На следующий день сидела Заряночка со священником сэром Леонардом за уроком письма, и по воле девушки урок затянулся, и не раз и не два капеллан касался её руки, так что блаженство недостижимого желания проникло до самых глубин его сердца.

Наконец Заряночка подняла взгляд и молвила: «Друг мой, спрошу я тебя вот о чём: усматриваешь ли ты опасность в том, чтобы побывать мне в Чёрной Долине Серых Овнов при свете дня, ежели бы покинула я ущелье до темноты?» – «Одна?» – переспросил капеллан. «Да, – отвечала девушка, – одна». Сэр Леонард слегка призадумался, а затем сказал: «По чести говоря, сама долина не кажется мне опасной, ежели, конечно, не одолеет тебя страх. Однако же весьма сомневаюсь я, что удалось бы тебе поглядеть на чудесное пробуждение Каменного Племени; ибо говорится, что оживают великаны только в определённые ночи, и главным образом в Ночь Середины Лета; разве что тот, кто отважится бросить вызов приключению, самою судьбою к тому предназначен превыше прочих; как в твоём случае вполне может оказаться. Что до опасности, кою заключают в себе недобрые люди, немного найдётся на свете смельчаков столь безрассудных, как ты или я. Не смеют лиходеи вступать в эту чёрную улицу, разве что вынудит их к тому великая нужда. Вот на пути туда и обратно вполне может подстерегать опасность. Однако же надо признать, что за последние недели не слышно ни о каких беспорядках, и все в один голос твердят, будто Красный Рыцарь не выезжает из замка».

Заряночка помолчала немного, а затем призналась: «Добрый и прекрасный друг, тоска грызет моё сердце, истомилась я в ожидании друзей, и похоже на то, что если не прибегну я к какому-либо спасительному средству, всенепременно заболею я от помянутой тоски, и тогда что за жалкое зрелище ожидает Паладинов по возвращении! А спасительное средство мне ведомо, и заключается оно в том, чтобы бросить вызов приключению Чёрной Долины; ибо сдаётся мне, – ежели поеду я туда, то вернутся ко мне и здоровье, и силы. К чему тратить лишние слова? Коли ты посодействуешь мне, я отправилась бы прямо завтра. Что скажешь: поможешь или нет?»