И вот поднимается Заряночка по крыльцу к завешенному входу в огромную залу; и остановилась девушка ненадолго и отдышалась, дабы успокоиться и взять себя в руки перед встречей со знатными, могущественными владыками, коих ожидала она застать внутри. Так собралась Заряночка с духом; одно только смущало её, а именно, что из просторного и роскошного зала не доносилось ни звука, так что даже подумалось скиталице, а уж не покинули ли дворца его былые правители.

Гостья коснулась рукою двери, и дверь с лёгкостью распахнулась перед гостьей, и вошла она и в самом деле увидела внутри нечто новое. Ибо по всей длине зала и поперёк тоже расставлены были столы, а за столами сидело без числа народу, и руки пирующих протянуты были к ножу и блюду, к тарелке и кубку; однако такая тишина царила в зале, что трели птиц, доносившиеся из дворцового сада, оглушали девушку, словно голоса детей Адама.

Тут заметила гостья, что все собравшиеся, от знати, восседавшей на возвышении, до поставленных повсюду слуг, – всё это были женщины; ни одного мужа не различала Заряночка со своего места; все до единой были хороши собою, а многие просто прекрасны; щёки пирующих алели, глаза сияли, и волосы струились вниз роскошною волною. Так стояла скиталица долго, не смея пошевелиться, но ожидая, чтобы какая-нибудь из дам заговорила бы и все повернули бы головы к вновь вошедшей. Но никто не повернулся, никто не произнёс ни слова. И среди этого безмолвия ужас девушки усилился несказанно и столь тяжким бременем лёг на сердце, что в конце концов силы бедняжку оставили, и она рухнула на пол без сознания.

Когда Заряночка снова пришла в себя и обморочный бред рассеялся, заметила она, что, судя по положению солнца в окнах, пролежала она в таком состоянии долго, скорее все два часа, нежели один; и сперва закрыла девушка лицо руками, сжавшись в комочек, чтобы не видеть безмолвной залы, ибо царила в ней прежняя тишина. Затем медленно поднялась Заряночка, и шуршание её платья и лёгкие её шаги громом отдались в ушах девушки. Снова оказавшись на ногах, посланница укрепила своё сердце и двинулась к центру зала, дивясь ещё более, чем прежде. Ибо когда приблизилась она к восседающим за столом дамам и прошла мимо прислужниц, задевая их краем платья, заметила гостья, что ни одна из них не дышит, и поняла, что не говорят они и не движутся, потому что мертвы.

Первым побуждением девушки было немедленно убежать, но снова вспомнила она о своём поручении и направилась в конец зала, к самому возвышению; и там, близ высокого стола, увидела она нечто новое. Ибо стояли там погребальные дроги, разубранные золотом и пурпурными тканями, а на них возлежал высокий муж, король, судя по виду, при поясе и короне; а подле погребальных дрог, у самого изголовья, застыла на коленях королева – на редкость прекрасно сложенная, облачённая в парчу и жемчуга; она заломила руки, лицо её искажено было страданием и болью. А поперёк груди короля лежал окровавленный меч; и ещё заметила Заряночка, что в то время как леди казалась живой и цвет лица её ничуть не поблек, король был бледен, словно воск, и щёки его впали, а глаза закрыли плакальщицы.

Долго глядела и дивилась Заряночка; и теперь, ежели страху у неё поубавилось, то сердце её переполнила бесконечная жалость ко всем этим людям, что мёртвыми призраками восседали за столами в древней роскоши и великолепии. И не вовсе избавилась девушка от мысли, что они ещё, чего доброго, пробудятся и набросятся на неё, и заставят присоединиться к немому сборищу, и станет она одной из них. Тут почувствовала бедняжка, что мысли её мутятся, и испугалась, что снова потеряет сознание и не придёт в себя более, но останется лежать навсегда подле образа мёртвого короля.

Потому совладала Заряночка и со страхом, и с горем, и стремительно прошла по залу, не оглядываясь ни направо, ни налево, и вышла в сад, но не задержалась и там, ибо слишком близко находился сад к навеки умолкшему сообществу. Оттуда поспешила девушка на открытый луг, и милыми и родными показались ей знойный солнечный свет, и крикливые птицы, и шелест листвы. Однако же, в таком смятении была бедняжка, что снова закружилась у неё голова, и почувствовала она, что не в состоянии более сделать ни шагу. Тогда из последних сил добрела она до куста боярышника, и в тени его рухнула на землю, и долго пролежала там без сознания.

Когда Заряночка пришла в себя, уже сгущались сумерки. Девушка вскочила на ноги и поспешила к Посыльной Ладье, ибо ни за что на свете не пожелала бы она провести ночь на этом жутком острове, ибо кто знает, вдруг собравшиеся в зале оживут и примутся разгуливать себе в сумерках и в темноте. Странница легко поднялась на борт и принесла свою кровь в жертву гордыне ладьи, и та ожила и понесла её прочь, и так девушка скользила сквозь ночь, пока не заснула.

Когда пробудилась она, вокруг было светлым-светло, солнце как раз поднималось, и ло! – впереди, на расстоянии полумили, обнаружился каменистый остров: крутые склоны резко уходили вверх, нависая над берегом; а далее, словно бы опираясь на клыки скал и пики нагорий, стоял замок, белокаменный, высокий и массивный; однако же, надо полагать, из-за нагромождений скал, не занимал он много места. Ровно так же, как и изысканный дворец вчерашнего дня, замок казался только что отстроенным, и хотя Заряночка неискушённа была в делах такого рода, сердце подсказало девушке, что этот дом возведён для нужд битвы.

Опечалилась Заряночка, видя, сколь необжит и мрачен остров, однако же как только ладья пристала к берегу в каменистой бухте, где к нагорным высотам вёл достаточно крутой подъём, девушка тут же сошла на берег и двинулась вверх, к белым зубчатым стенам. Вскорости оказалась она на прямой каменистой тропе между двумя стенами скал, так что потеряла на время замок из виду, пока не добралась до ровной площадки, что глядела с высоты на синюю воду; а прямо напротив, рукой подать, перед девушкой громоздились огромные башни и стены. Нелёгкий путь утомил Заряночку, и ощутила она себя до крайности беззащитной и слишком маленькой, чтобы иметь дело с такой грозной частью мира; и отвага её иссякла, равно как и уверенность в поручении. Бедняжка опустилась на камень и бурно зарыдала.

Спустя какое-то время страннице сделалось лучше, и она подняла взор, и оглядела могучую крепость, и молвила: «Ох, будь этот замок и вполовину меньше, чем есть, и того было бы достаточно, чтобы запугать меня». Однако же так и не встала Заряночка. Тогда она выставила вперёд ножку и проговорила вслух: «Скалистая эта тропа оказалась суровым испытанием для туфель Атры и прелестной их кружевной отделки; ежели хочу я сохранить их в узнаваемом виде, надо бы мне поторопиться либо пойти босиком».

С этими словами поднялась Заряночка, и звук собственного голоса порядком напугал девушку, хотя в том месте царило отнюдь не безмолвие; ветер налетал то на замок, то на скалы и, всякий раз наталкиваясь на непреодолимое препятствие, метался по углам сей рыночной площади, где торг вели пустотой. Ибо не было во дворе ни рыцаря, ни оруженосца, ни вооружённого воина; над стенами не сверкали острия пик, на галереях у бойниц не мерцали шлемы; у ворот не стояли привратники; подъёмный мост над глубокой пропастью был опущен, решётки подняты, и огромные двери распахнуты настежь.

Заряночка укрепила своё сердце, и поспешила вперёд, и миновала мост, и вошла в задний двор, и, не мешкая, подступила к двери огромного зала, и с лёгкостью отворила её, как и давеча, ожидая увидеть нечто подобное вчерашнему зрелищу; именно так оно и случилось.

Воистину этот зал не был ни светлым, ни изысканным и не пестрел золотом и переливами ярких цветов, как давешний; огромные округлые колонны подпирали широкий каменный свод, из камня же были сделаны и столы; а шпалеры*, что завешивали стены, изображали ужасные сцены сражения и смерти: на полотне гибли города, рушились башни и пламя пожирало дома.

Тем не менее, и в этом зале собрались немые и недвижные призраки, хотя и не столь многочисленной толпою, как в давешнем; казалось, что мужи сошлись сюда на совет, скорее чем на пир. По правую руку от вошедшей, вдоль завесы, выстроились в ряд могучие воины в полном вооружении; забрала шлемов скрывали их лица; а ниже возвышения, по обе стороны от высокого стола, тоже замерли закованные в доспехи рыцари; а за главным столом, озирая залу сверху, восседали три коронованных владыки; у каждого на коленях лежал обнажённый меч, и три престарелых мудреца застыли перед ними.