– Молодой человек, я не знаю, какие глаза у меня, а вы спрашиваете про кого-то другого!

– А возраст? Вы назвали его молодым человеком. Ему меньше тридцати? – не унывал Дариор.

– Для меня и семидесятилетний старик – молодой человек, – безмятежно рассмеялась старушка кудахтающим смехом.

Вот чёрт! Ничего нового! Дариор взглянул на часы – 8:20. Пора бы поторопиться.

– Хотя подождите, – старушка неожиданно вскинулась, – у него на руке, кажется, на правом запястье – странный рисунок.

– Татуировка? – обрадовался Дариор.

– Кажется, да.

– Можете точнее? Вспомните, пожалуйста, – это очень важно.

Старушка, кажется, и вправду очень старалась вспомнить – наморщила лоб и заходила из стороны в сторону. Минутная стрелка показала 8:25. К девяти Дариору нужно было быть дома, чтобы принять доклад о ситуации на Восточном вокзале и вокзале Аустерлиц. Надо же, как резко и непредсказуемо меняется жизнь! Ещё утром ты на побегушках у полицейского комиссара, а вечером уже сам командуешь, по меньшей мере, ротой ажанов!

– Это был дом! – неуверенно выдавила хозяйка.

– Простите? – не понял Дариор.

– Тату… как вы сказали? Татуировка! В виде домика. С такой покосившейся крышей. Я ещё подумала: почему такой некрасивый? И нарисован чёрной краской.

8:30. Татуировка – это, конечно, очень важная примета, но надо бы поторопиться. Поблагодарив, Дариор попрощался с хозяйкой, стремглав выбежал из дома, сел в машину и помчался по пустынной дороге. Уже стемнело. На улице было непривычно безлюдно, и Дариор чувствовал себя одиноким ястребом, летящим сквозь холодные порывы ветра. Для пущей остроты ощущений молодой человек приоткрыл окно. Его верному «рено» уже давно пора было на свалку. Руль поворачивался с трудом, колёса издавали шипящий звук, а тормоза визжали так, что из ближайших окон высовывались люди. Но хуже всего было то, что на поворотах у престарелой машины постоянно открывались двери. Что только не делал с ней историк – отдавал в ремонт, смазывал, – но всё впустую. Автомобиль явно пережил своё время.

«Итак, что у нас есть? – размышлял Дариор, пока ехал. – Мужчина, лет 30 – 35, ну пусть средних лет, высокого роста и со странной татуировкой на правом запястье. Прибыл два месяца назад в Париж и к сегодняшнему дню успел умертвить различными способами, по меньшей мере, двадцать человек. Убийца, безусловно, живёт в своём выдуманном мире. Однако, что-то, помешало ему покинуть столицу Франции так же быстро, как и другие города. Очевидно, какой-то, побочный род деятельности. Но теперь с этим покончено, и он собирается немедленно бежать из города. Пешком далеко не скроется, а все автомобили проверяют. Остаётся лишь один вопрос: с какого вокзала?» Об этом и думал Дариор, пока ехал.

Наконец, впереди показалось жёлтое здание, и «рено» остановился, вернее – завыл и чуть не въехал в подъезд. Спустя мгновение Дариор уже вбегал в квартиру. Взглянул на часы: 8:59. Тут же, словно ожидая сигнала, раздался телефонный звонок.

– Да? – прокричал Дариор, схватив трубку.

– Мсье Рено? – послышался хрипловатый голос. – Говорит комиссар Гарсия. По вашему приказу был произведён досмотр поездов, отправляющихся с вокзалов Аустерлиц и Восточный в течение сегодняшнего дня.

– Нашли что-нибудь?

– Ничего, мсье. На 21:00 все чисто.

– Хорошо, – без особого сожаления ответил Дариор. – Продолжайте наблюдение.

Положил трубку и нетерпеливо потёр руки. «Ничего, – сказал он себе. – У комиссара Мортена ещё есть возможность поймать убийцу на вокзале Монпарнас». Хотя, зачем сочинять? Дариор рассмеялся. Схватка произойдёт в 22:30 на Северном вокзале.

На Северный вокзал Дариор прибыл, как и договаривались, ровно в 10 вечера. Однако комиссар уже поджидал его у входа, злобно покусывая длинный ус.

– Приветствую, – без особой неприязни, но всё же холодно поздоровался Мортен.

Дариор кивнул и вопросительно посмотрел на комиссара.

– Если б чего-то было, я бы сказал, – буркнул Мортен.

– Я так и предполагал, – пожал плечами Рено – все произойдет здесь.

– Ну что ж, пойдёмте, – ехидно улыбнулся комиссар. – Естественно, после вас, глубокоуважаемый начальник.

Дариор скривился от раздражения, но всё же ничего не ответил и двинулся к входу. Внезапно с неба повалил крупный снег. И всё вокруг, словно в сказке, покрылось белым покрывалом. Редкие прохожие радостно закричали, ловя снежинки ладонями, да и Дариор последовал бы их примеру, если бы не общество угрюмого комиссара. А тот, похоже, не находил ровным счётом ничего хорошего в раннем снегопаде.

– Ещё и снег повалил! Давно его не видели! – сердито проворчал он.

Кажется, комиссар не находил ничего поэтичного в этом прекрасном явлении природы. Одна из снежинок упала ему на нос, и он, злобно выругавшись, двинул себя кулачищем. А вот Дариор был более лояльного мнения к внезапному снегопаду. Признаться, он давно соскучился по настоящему снегу. Пусть здесь он и не такой, как в России, но всё-таки воздушный и белый. Комиссару не понять…

Что отличало Дайодора Мортена от прочих парижских ажанов? По сути, ничего. Он не умел с тридцати шагов попадать в монету и не мог бежать, словно арабский жеребец. Но о некоторых его повадках и умениях всё-таки стоит сказать – ведь именно из таких данных зачастую складывается представление о личности.

Несмотря на свой возраст, комиссар имел превосходную выправку. В строю несуразных и чрезмерно упитанных полицейских начальников его всегда можно было узнать по образцово прямой, словно древко копья, спине. Он был сильнее и бодрее, чем многие боксёры с Туманного Альбиона.

Кроме того, комиссар был большим гурманом по части кулинарии. Он обожал французскую кухню и являлся большим её знатоком – мог приготовить всё что угодно: от «рататуя» до «тарт татена». И не только приготовить, но и, естественно, съесть. При этом Мортен умудрялся не набирать лишний вес и всегда имел опрятный вид. Даже дома он носил одежду делового стиля. Военная привычка – всегда будь готов к маршу. Так же и комиссар регулярно ждал, что его вызовут на новое убийство, ведь таковых, благодаря Парижскому Демону, в последнее время было немало.

Надо сказать, что комиссар был большим знатоком сигар. Он по запаху различал все виды табака и нередко упражнялся, рассказывая сослуживцам, когда и какие сигары они курили.

Иногда, задремав у себя в кабинете, Мортен неожиданно вздрагивал и закрывал голову руками. В такие моменты на его лице застывала ужасающая гримаса. Причиной тому постоянные сны, вытекающие из его воспоминаний о «верденской мясорубке». Комиссару мерещилось, что он в окопе, а сверху бьёт шрапнель.

Это был большой храбрец и увлекательный собеседник, но всё же вечный брюзга и солдафон.

Спустя минуту они подошли к вокзалу. Его фасад был выполнен в форме триумфальной арки, а крыша поддерживалась чугунными конструкциями. Ко входу неспешно двигались совершенно разные люди: кто француз, кто итальянец, а кто испанец.

Примечательная вещь: фасад вокзала украшен скульптурами, символизирующими города, в которые ходили поезда компании. Дариор читал об этом в книге «Мировые достопримечательности». Он так задумался, что не заметил, как вошёл внутрь, а когда очнулся, уже двигался с комиссаром по платформе. У перрона, словно рассерженный буйвол, уже пыхтел терракотовый поезд. От заполненной народом платформы то и дело отделялись пассажиры, спешившие по вагонам. Незнающий человек ни за что не заметил бы чего-то особенного в этом бурном потоке уезжающих. Однако Дариор сразу углядел по меньшей мере десяток агентов в штатском, «очень искусно» замаскированных среди толпы. Только теперь он обратил внимание, что Мортен также одет не в свой обычный костюм, а в саржевые брюки и кожаный пиджак. Справа на поясе у него едва заметно вырисовывалась кобура.

– Так, ну и где этот бездельник? – нетерпеливо процедил комиссар, не глядя на Дариора. Видимо, всё ещё дулся из-за исхода недавнего совещания у министра.