– А что скажете вы? – обдумав услышанное, спросил Дариор у Мещанова.

– Мне к речи Министра добавить нечего, – не ответил, а отмахнулся Мещанов. Ненадолго задумался и с завидной непосредственностью добавил: – У вас нет выбора, господа. Ищите, вынюхивайте, переворачивайте город вверх дном, но помалкивайте. И тогда, возможно, останетесь целы. Хотя мне кажется, что вы уж слишком много знаете. Опасно оставлять вас в живых, но я рискну. Не из-за человеколюбия и излишней морали, а по другим причинам. Так что можете наслаждаться жизнью, Алексей Михайлович. Но только пока.

– Хорошее начало для крепкой дружбы! – расплылся в улыбке Дариор. Затем поклонился и угрюмо зашагал к воротам поместья. Комиссар не улыбнулся и не поклонился. Сначала хотел было что-то сказать, но не нашёл слов, а потому мрачно выругался и зашагал следом. Мещановские люди преградили было дорогу, но он зарычал так свирепо, что те в ужасе отскочили в стороны. У ворот их поджидал растерянный лейтенант Банвиль. Пришло время о многом поговорить. Дариор иронично взглянул на покатую крышу шато, досадно усмехнулся и сел в машину. Так закончился праздник.

– Кощунство! Полнейшая деградация общества! Гниль в государственном аппарате! Если уж высокопоставленные министры потакают нынешним дельцам, то скоро от страны останутся одни руины. Поверьте мне: локомотив государства катится под откос, с каждым годом набирая скорость, и если на его пути не встанет, скажем, поваленное дерево, мир утонет в хаосе! И самое главное – мы не только не можем помешать этому, но и являемся непосредственными участниками неслыханного коррупционного беспорядка!

Мортен разглагольствовал всю обратную дорогу из шато Мещанова. Жуткая тряска в шафрановом «рено» невообразимо действовала ему на нервы и побуждала к необычному красноречию. Банвиль отпустил казённый автомобиль, и Дариор теперь ехал в компании двух полицейских. Мысли кружились в его голове буйным хороводом. За последние пару часов молодой человек пережил столько, что и вспомнить страшно. Логически картина произошедшего никак не обрисовывалась, и Дариор ехал с совершенно опустошённым видом, не особо прислушиваясь к восклицаниям разошедшегося комиссара.

– Меня больше волнует не гниль внутри государственного аппарата, а внешние раздражители, – отрешённо пробормотал историк. Автомобиль отъехал уже на порядочное расстояние от шато и теперь двигался по пригородному шоссе. Ветер яростно бил в лобовое стекло, а вдруг пробудившийся снег густо валил из потемневшего неба. Дариор заметил, что его слова не поняты, и поспешил объяснить: – Проще говоря, каким образом маньяк до сих пор находится на этом свете?

– Вот это вопрос! – развёл руками комиссар и нервно уставился в окно.

На миг повисло неестественное молчание, но вскоре Дариор прервал его:

– Знаете, я только что убил человека.

Комиссар лишь иронично сморщился и замахал руками.

– Право, не думал, что вы из числа тех, кто трясётся о своей небесной жизни! Вы же воевали, Дариор, – убивать приходилось. Или вы обороняли полевую кухню, в то время как другие шли в атаку? – И комиссар хрипло рассмеялся, очень довольный собой.

– Так, ладно, вы проводили опознание тел погибших на вокзале? – Дариор свернул с шоссе и «рено» покатил в сторону центра.

– Безусловно, – кивнул Банвиль, – можно посмотреть отчёт. Как помню, тридцать семь погибших. Двенадцать женщин, двадцать пять мужчин. Тридцать трупов опознаны. Останки ещё семерых до сих пор не идентифицированы. Тела разорваны на части, и потому для получения личности необходимо произвести медицинскую экспертизу. Но скажите, комиссар: что же это получается? Мещанов управляет целым министерством, а Дюран беспрекословно подчиняется ему?

– Эх, поговорил бы я с этими господами! Проклятые дельцы! – выругался Мортен. – Жаль, до сих пор не изобретено портативное устройство, записывающее разговор людей. А то ведь у нас против них ни одного доказательства! Слышали, что сказал этот Мещанов? «Либо вы принимаете мои условия и останетесь целы, либо никто не узнает, что случилось с молодым историком и комиссаром парижской полиции». Где это видано, чтобы какой-то эмигрант указывал начальнику полиции?! Да и не просто указывал, а угрожал! Прийти бы в это чёртово министерство, грохнуть кулаком об стол и высказать всю правду!

– Извините, что вмешиваюсь, господа, – перебил Дариор, – но давайте решать проблемы по мере их поступления. К вопросу о Мещанове мы ещё вернемся, – историк на миг замолчал, ожидая неминуемого гнева комиссара, но тот, всегда так неприязненно относившийся к советам других, на этот раз промолчал.

– Банвиль, – Дариор взглянул на лейтенанта. – Значит, вы полагали, что среди тех семерых неопознанных непременно находится труп маньяка?

– А где же ещё? – пожал плечами Банвиль. – Вы же утверждали, что в момент взрыва убийца находился в вагоне.

– Так-то оно так. – Дариор напряжённо сморщил лоб. – Вот что: нужно немедленно произвести экспертизу и установить личности погибших. Сравните результаты со списками пассажиров, находившихся в вагоне.

– В том-то и дело, – насупился Банвиль. – В списке пассажиров, купивших билеты во Франкфурт в этот вагон, числится тридцать шесть человек. Убитых же тридцать семь. Кто-то лишний. Скорее всего, что маньяк, который случайно заскочил в поезд, стал случайной жертвой. Как раз тридцать седьмой.

– Но если это так, какого чёрта убийства продолжают совершаться? – прорычал Мортен.

– Нужно всё проверить, – Дариор взглянул на комиссара. – Значит, у нас есть время до утра? Что будем делать?

– Подождите, Дариор, в такой обстановке здесь не разобраться, – Мортен выглянул в окно. – Остановитесь где-нибудь.

В этот момент шафрановый автомобиль проезжал мимо придорожного бистро, и Дариор, недолго думая, остановился перед его дверьми. Трое путников не спеша покинули машину и зашли в кафе. В это время суток оно пустовало, и за прилавком находилась лишь одна женщина, выполнявшая сразу работу кассира, официанта и хозяйки. На вошедших посетителей она взглянула мельком – видимо, пересчитывала выручку.

– Киш Лорени бокал Petit Chablis! А молодым людям – две пинты! – мягчайшим голосом рявкнул Мортен и приземлился за один из столиков.

Дариор, вообще-то, собирался взять обычный кофе, однако с горячим комиссаром спорить не стал и сел рядом. Банвиль сделал то же, неуютно заёрзал на стуле и робко спросил:

– Всегда интересовался, откуда такое название – «Бистро»?

– «Бистро» – значит «быстро», – рассеянно ответил Дариор, думая совершенно о другом. – Во время свержения Наполеона и ввода коалиционных войск в Париж, русские гусары кричали «Быстро!» местным официантам, чтобы те поторапливались с едой. А они запомнили звучное слово, но произносили его «бистро» – с французским акцентом.

– Вы прям копилка знаний, Рено! – рассмеялся Мортен. – Но лучше расскажите нам о вопросе более насущном: что произошло и что делать дальше?

Комиссар вопросительно уставился на историка, но тот лишь неопределённо пожал плечами. У обочины за окном с благородным дорогим шипением остановился новенький «кадиллак». Двое мужчин в тёмных сюртуках зашли в кафе и обосновались в дальнем углу. «Бояться нечего, – решил Дариор, – сидят далеко, не услышат». Он блаженно откинулся на прожжённую спинку дивана и задумчиво заговорил:

– Итак, давайте сначала. Что нам известно о маньяке? Объявился в Париже примерно два месяца назад, ранее фигурировал в других городах. Можно отправить запросы в Варшаву и Лондон, где он особенно отличился. Возможно, у английской или польской полиции найдётся какая-то зацепка.

– Поздно, – угрюмо пробурчал Мортен. – Надо было сделать это сразу. Не разрешили галстуки из министерства, а расхлёбывать приходится нам. «Маньяк во Франции, это в рамках наших законов и в нашей юрисдикции. Вы, господа ажаны, его не поймали, так предоставьте это нам». Фу, вспоминать противно! Вечная тупость и напыщенность политиканов! И куда она привела? Брожение и ропот всех слоёв общества, а про жертвы я уж и не говорю. Что им, министерским, до простых смертных? В общем, запрос – дело пустое. Да и не успеем – ведь времени у нас до утра.