– Кто такая Гертруда Стайн? – не понял лейтенант.

Но Мортен не успел ответить, ибо в этот момент заговорил Дариор, которому надоели праздные разговоры:

– Господа ажаны, мы так и будем обсуждать события минувших лет или займёмся делом, пока не поздно?

– Чёрт побери! Вы правы! – вскричал Мортен, опомнившись.

– Итак, – подытожил Дариор, – работаем по своим местам. Через два часа встречаемся у меня.

Историк поднялся, сочтя разговор законченным, и направился к дверям. Банвиль двинулся следом, а вот Мортен растерянно остановился. Опытному комиссару хотелось показать себя, изобразить, что он не просто выполняет приказ какого-то юнца, мальчишки-историка, а действует по своему плотно продуманному плану. Немного поколебавшись, он грозно прокашлялся и кинул вслед удалявшемуся Дариору:

– Ну хорошо, стало быть, на том и порешили. Но не вздумайте юлить, Рено! И встряхните их там, на вокзале!

Вместе с тремя сыщиками, из «бистро» вышли и двое мужчин, обедавших в дальнем углу ресторана. Не спеша сели в «кадиллак» и скрылись за тёмными стёклами. Мортен на предложение сесть в шафрановый автомобиль пробурчал что-то грозное и, размахивая руками, словно ветряная мельница, зашагал в сторону центра города. Банвиль учтиво отказался и, насвистывая весёлую мелодию, направился к ближайшему автобусу. Дариор же, следуя уговору, сел за руль своего бедного «росинанта» и задумчиво глядя в окно, поехал к Северному вокзалу. Лёгкий зимний ветерок ненавязчиво ерошил волосы, а лучи яркого солнца бережно согревали. «Лобовое стекло совсем потрескалось, – рассеянно заметил Дариор. – О, что это?» В зеркале историк увидел чёрный «кадиллак», заботливо пристроившийся в хвост шафранового автомобиля. Странно… Кажется, тот самый «кадиллак», в котором ехали два подозрительных господина из «бистро». Совпадение? Слежка? Нужно проверить. Дариор резко повернул за угол и остановил машину. Позади едва различимо зашелестели тормоза «кадиллака». Чёрный преследователь остановился, где-то за поворотом. Дел никто не отменял. Дариор вновь выехал на дорогу и, как ни в чём не бывало, покатил к Северному вокзалу. Но теперь он знал, что за ним неотступно следуют попутчики… Кажется, Мещанову оказалось мало одного лишь честного слова историка. Да, жизнь становится всё интереснее! Осторожность не помешает.

На вокзале теперь всё было иначе. Перед входом суетились люди в форме, а в нише под статуями разместили сиротливые венки – память о случившемся несчастье. Теперь здесь не было беззаботных горожан, ловящих снежинки. Люди всё больше хмурились и перешёптывались. Не было улыбок и смеха. Все уже знали – весть о столь чрезвычайном событии мигом облетела весь город. Каково это – не дождаться друзей или родных с поезда, а потом узнать, что они погибли вследствие жестокого террора? Такое трудно даже вообразить. Об этом и размышлял Дариор, входя в парадный вход злосчастного вокзала. Чёрный «кадиллак» отстал на полпути – кажется, там поняли, куда движется историк. Однако Рено не терял бдительности ни на минуту. Кто знает: не стоит ли за углом человек с биноклем или фотоаппаратом, направив на тебя объектив? Найти криминалиста, проводившего осмотр трупов, оказалось несложно – он ещё не закончил осмотр и до сих пор находился на перроне. Вокзальная охрана и полицейские отогнали любопытствующих, но Дариору пройти удалось – помогло удостоверение. Обломки вагона ещё не разобрали. Его раскуроченные части устилали всё вокруг. Удивительно, что ни один осколок не убил провожающих людей на перроне. Теперь здесь начался своего рода коллапс. Поезда не отправлялись, все рейсы спешно проверяли на наличие взрывных устройств. Сотни пассажиров остались ждать, вместо того чтобы нестись сейчас в уютных креслах сквозь покрытые виноградниками холмы и перелески. Местные лавочники, торговавшие на вокзале, получили немало прибыли от такого количества покупателей, чему были несказанно рады. Надо сказать, что на любом парижском вокзале имелась сеть мелких кафе и лавок самого разного назначения, которые приторговывали всем, чем только можно: от сувениров и газет до свежей выпечки. Был в этом какой-то особый уют. Всегда приятно, ожидая поезда, присесть в мягкое кресло в вокзальном кафе, заказать чашечку кофе и отдаться чтению газеты. Именно этим сейчас и занималось большинство пассажиров. Некоторые прохаживались вдоль заманчивых витрин пекарных и бакалейных лавок. В общем-то, всё как обычно. И всё же вокруг явно проглядывалось облако горя и несчастья, окутавшее вязким шлейфом всех обитателей вокзала…

Криминалист, проводивший осмотр, оказался тем самым врачом, что обследовал Дариора после взрыва. Увидев знакомого, он чрезвычайно обрадовался.

– Приветствую, мой юный друг, приветствую! Ну, как самочувствие? Голова не кружится? Тошноты нет? Тогда всё прекрасно! Это просто поразительно, что вас не задело осколками этого несчастного вагона! Все, кто в нём находился, погибли, а вы – нет! Даже царапин не получили! Как же я рад, что вы пришли! Знаете, – криминалист наклонился к самому уху Дариора и перешёл на заговорщицкий шёпот, – как тяжело и неприятно работать со всеми этими людьми? – Он кивнул в сторону команды ассистентов, разбиравших завалы, – ничего не знают, ничего не умеют, никакого профессионализма! Всё приходится делать самому. Да, я же так и не представился: Жак Гранже, криминалист, кстати, проживаю здесь рядом, прямо напротив вокзала.

– Дариор Рено, историк, временно веду расследование. Где проживаю вы знаете, – в тон криминалисту ответил Дариор.

– Да-да, помню, – кивнул Гранже, – а я, кстати, уже почти закончил. В вагоне, согласно списку пассажиров, должно было находиться тридцать шесть человек. Но из завала мы извлекли тридцать семь трупов. Согласно вашим показаниям, убийца забежал в вагон, и затем последовал взрыв. Значит, тридцать седьмой и есть этот ваш пресловутый маньяк. Сейчас мы занимаемся его телом. Оно сильно пострадало, но, думаю, будет возможно его опознать.

– Кажется, маньяк до сих пор жив, – угрюмо процедил Дариор.

– Да что вы говорите? – поразился Гранже. – Но откуда тогда взялся тридцать седьмой труп?

И тут Дариора как молнией поразило. Ну конечно, как он мог забыть!

– Вы сказали, что я чудом спасся от взрыва, – простонал он, глядя куда-то сквозь криминалиста.

– Ну, разумеется, это просто поразительно! Понимаете, взрывная волна…

– Никакого чуда не было, – перебил Дариор, – вслед за мной в вагон вбежал один из ажанов. Он принял меня за преступника и выкинул из вагона. Тем самым он спас мне жизнь и погубил себя. Он и есть тридцать седьмой труп. Ах, как я мог забыть! Столько времени впустую!

– Но даже если так, – ошарашено откликнулся Гранже, – куда же делся ваш убийца?

– Он на свободе, – ответил Дариор, на миг замолчал, а потом добавил: – Лучше скажите вот что. Маньяк собирался этим поездом отбыть во Франкфурт. Не думаю, чтобы убийца поехал зайцем. Стало быть, у него был билет. Рейс международный. Но наверняка имя, на которое он зарегистрировался, фальшивое. Хотя, возможно, от него идут какие-то ниточки к хозяину. Нужно установить, в каком вагоне собирался ехать маньяк и как он себя зарегистрировал.

– Пустое дело, – печально пожал плечами Гранже, – в списке пассажиров поезда числится более ста человек. Многие разъехались, кто-то уже в других городах – пока всех найдём да проверим, пройдёт не меньше месяца. В общем, совершенно пустое дело.

– Ну хорошо, – растерянно кивнул Дариор, – быть может, кто-то из пассажиров на перроне заприметил внешность убийцы. Возможно, кто-то заметил, как он выпрыгнул из вагона перед взрывом?

– Я врач, – пожал плечами Гранже, – об этом вам лучше поговорить с ажанами. Но, насколько мне известно, опрос проводился. Однако никто не обратил внимания на убийцу – взрыв отвлёк всеобщее внимание. Все твердят о каком-то безумном человеке, гнавшемся за приличным господином по перрону. Говорят, он оказался чрезвычайно буйным: могучими ударами раскидал всех, кто бросился ему наперерез, и с удивительной прытью продолжал гнаться за этим несчастным господином до самого вагона. Вот и все запомнившиеся черты вашего маньяка.