Звонок в дверь резанул по мозгам, страдающим от тяжелого похмелья. Не желая вставать, Николо прикрылся подушкой, стараясь спрятаться от этого невыносимого, резонирующего в ушах, звука. Но издевательство продолжалось с еще большей настойчивостью, выхода не было, надо вставать и идти открывать. Пересохшим ртом Николос втянул воздух и, резко выдохнув, соскочил с кровати. За дверью, как ни в чем не бывало, стоял, благоухающий дорогим парфюмом, его приятель и агент Гамлет.

Оттолкнув шатающегося выпивоху плечом, тот, без церемоний прошел в студию и, развалившись в кресле, закинул ногу на ногу:

– Я принес тебе спасение, несчастный, – сходу в галоп заговорил приятель, – вот тебе приглашение на презентацию одной книги, где ты сможешь найти себе заказчиков, способных заплатить за твои труды щедрой рукой.

Ушлый галерист протянул именной пригласительный билет на вечер в отель Националь, с тыльной стороны, украшенный изображением глаза, символом «всевидящего ока».

– Никуда я не пойду, отстань, мне и так плохо, не стоит усугублять это еще одной никчемной тусовкой. Напиться я и один могу, а тащиться ради того, чтобы петь дифирамбы очередной бездарности, я не хочу.

– Ты не понимаешь, что теряешь. Там будут настоящие сливки общества, настолько богатые, что способны обеспечить тебя заказами на всю оставшуюся жизнь, – продолжил агитировать галерист.

– Я, нынче, у богемы и их «папиков» не в чести.

– Хватит прибеднятся, все уже давно забыли про статьи этих двух недоразвитых критиков, мода изменчива, сегодня ты на дне, а завтра ты, опять, в фаворе. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Отстань, мне лень, да и настроения видеть снова эти сытые рожи нет.

– Пошли, на дармовщину попьем водочку или шампанское, закусим икоркой. Все веселее, чем пялится в стенку своей добровольной камеры и вздыхать о былом. Многие падали, да не все поднимаются, я не хочу тебя видеть размазанным фортуной тонким слоем по холсту, надо доказать ей, что ты боец.

– Черт с тобой, ты же не отвяжешься. К вечеру я буду в норме, встречаемся у входа в отель в 19.00, опоздаешь я развернусь и уйду, мне там одному точно делать нечего, к тому же ты мой продюсер и агент.

– Хорошо, подопечный, я приду даже раньше, чтобы встретить Ваше «высочество».

– Договорились, а теперь отвали, дай мне привести себя в порядок.

– Только не опохмеляйся, а то не хватает, еще, чтобы от тебя разило, пролетарским происхождением.

– Ладно, учту ваши пожелания, аристократ вшивый.

– Все, бросаю и надеюсь на твое благоразумие, этот шанс терять нельзя, – и, соскочив с кресла, приятель легкими шажками добрался до двери, с грохотом захлопнув ее за собой.

Николо встряхнул головой и пошел в душ, прохладой которого надеялся вытравить из себя похмельные остатки вчерашних возлияний.

Переодевшись франтом, без пятнадцати семь, художник стоял возле входа в Отель Националь, напротив Большого театра. Гамлет опаздывал, говорят необязательность первый признак предательства. Начиная чертыхаться, Николо заметил, как подъехал тонированный Maybach из которого, как не в чем не бывало, вывалился хозяин галереи «У Гамлета».

– Откуда такая роскошь? Где наворовал? – подначивал дружка свободный художник.

– Почти как «мерин», будешь меня слушаться, такой же получишь, – парировал искусствовед.

– Ладно, обещалкин, пошли втирать элите мозги, – с хорошим настроением, открыв дверь, напутствовал своего проводника Николо.

Зал ресторана был забит полностью разодетой в пух и прах публикой. В одежде монаха иезуита, известный по многочисленным фильмам и сериалам актер, всем вошедшим раздавал книги. «Последний инквизитор», прочел Николос, на обложке врученного ему издания, удивившись не совсем обычной для православной России тематикой. Впрочем, никто, судя по всему, не задавался этим вопросом, все выпивали и закусывали, так и хотелось спросить: «Позвольте, а за чей счет банкет?» Продолжалось это, довольно долго, но вдруг свет погас, и в наступившем пугающем мраке, внезапно, появились свечи. Оглушительную тишину взорвали мощные удары в барабаны Тамтамы, сопровождаемые какими-то инструментами потустороннего звучания, все это походило на какое-то священнодействие. Четко отбиваемый ритм завораживал. На импровизированной сцене появились по пояс обнаженные гетеры, извивающиеся в танце, словно змеи. Сверкающие белками глаз, то ли мавры, то ли негры усугубили действо, изображая сексуальное влечение. Ритм нарастал, ускоряя и ускоряя танец. Вдруг все смолкло и на сцене, из сгустившегося сумрака возник силуэт мужчины в сутане, с жесткими чертами лица, властно восседающего на кресле из черного дерева тонкой ручной работы. Мрачный тип заговорил на латыни, резко выхаркивая слова, словно выплевывал свою ненависть в зал, или предупреждая, или запугивая присутствующих. Закончив спич фразой: «INCIPIT VITA NOVA» (начинается новая жизнь) он, интонацией вбив гвоздь, растаял в пространстве, как видение, принесенное бредовой фантазией, загулявшей публики. Через паузу вспыхнул свет, но никого на сцене уже не было, словно ничего и не происходило, а увиденное легко можно было списать на усталость, однако неприятный осадок остался, липуче потягивая душу, словно испытывающую чувство вины перед своим хозяином. Тишина была гробовая.

Спохватившись, Николо заметил, что его экземпляр книги куда-то пропал, лишив художника возможности ознакомиться с ее содержанием, впрочем, плюнув на эту потерю, участник странной презентации решил просто напиться, не испытывая желания приставать к этой извращенной публике с просьбами сделать ему выгодный заказ, способный пополнить опустевшие карманы «неудачника». И тут подошел к нему Гамлет, чем-то особенно довольный и, схватив за лацкан пиджака, брызгая слюной, стал поспешно рассказывать Николосу, что, мол, есть серьезный клиент, который много бы заплатил за картину, изображающую сегодняшнее действо, только эта работа, тайная и не терпящая отлагательств. «Заказчик» знает о той мистерии, которая послужила основой для знаменитой «Вакханалии» и поэтому выбрал, в качестве инструмента, его, успешного богомаза.

Что-то щелкнуло в голове живописца, и он почувствовал каторжную тяжесть в душе при мысли о воплощении на холсте виденного им мужчины, в висках стучало молоточком: «Откажись, откажись, откажись…INCIPIT VITA NOVA, начни другую, новую, жизнь». Деньги были очень нужны, к тому же новый заказ, в случае удачи, привлечет к нему богатых клиентов, однако, все это он уже проходил и успех, помноженный на волшебство, не принес ему долгожданного счастья, только разрушив стержень, на котором держался весь его фантастический мир реалий и мифов древней Греции.

– Я подумаю, дай мне время, – потянул он с ответом.

– Ты, что смеешься. Времени нет ни секунды, решайся или потом будешь горько жалеть.

– Да иди ты! Чего это ты так ратуешь за эту работу, рассчитываешь на большие барыши?

– Если ты откажешься, у нас могут быть серьезные неприятности. Мой клиент отказов не приемлет.

– Мне терять нечего.

– Ой, не зарекайся…

– Все, я решил, буду писать только то, что одобрит мое сердце и плевать мне на доходы.

– Черт с тобой, тогда на меня больше не рассчитывай, мы с тобой, отныне, не друзья. Посмотрим, как ты запоешь, когда есть и пить будет не на что, – желчно позлорадствовал бывший приятель.

Махнув рукой, Николо, выпил, стоящую перед ним рюмку, бросил на стол, лежавшую на коленях, салфетку и, не закусывая «горькую», собрался на выход. Вечеринка для него закончилась, и сразу на душе стало, как-то легче, будто судьба одобрила его непростой выбор.

Служба безопасности тщательно проверила все кусты и тенистые деревья, никто из посторонних не должен помешать уединенности понтифика во время ежедневной тридцатиминутной прогулки в Ватиканских садах. В этот раз Папу на отдыхе сопровождал государственный секретарь Престола Джулиано дела Ровере. Кардинал искал удобную минуту, чтобы поговорить с наместником Бога на Земле по душам. Не спеша, они шли к искусственной пещере Грота-ди-Лурдена, наслаждаясь тихим осенним днем. Листва еще не засыпала все дорожки, ведущие в глубь «прообраза райской обители», и холод не тронул чудесные ухоженные клумбы. Сгорая от нетерпения, епископ нервно потирал камень на кардинальском перстне, заметив это, Папа сказал: