Вечер катился к закату. Где-то вдалеке лаяли собаки, выдавая своим гавканьем наличие хутора. Прохлада опускалась на землю, после раскаленного дня ее присутствие воспринималось особенно желанно. Тени плясали. Сумерки самое время для нечистой силы, жизнь замирает и православные спешат на покой. Ожидание ночи, казалось бы, успокаивает все вокруг. Даже голоса становятся приглушеннее, считаясь с наступающей тишиной, впрочем, покой этот обманчив, ночные жители выходят на охоту и нет, нет, да и раздастся в ночи голос умирающей в чьей-то пасти жертвы. Темной накидкой ночь скрывала следы преступлений и только утром они выплывали наружу.

На опушке леса горел костер, возле него сидели трое. К ночлегу было все готово, а вот запаздывающий ужин еще сдерживал наступление сна. Нехитрая похлебка бурлила в котелке, но мясо в ней пока не проварилось и присутствующие в отблесках пламени на своих лицах выражали нетерпение.

– Говорят в этом лесу по ночам пропадают люди, никак нечистая сила охальничает. Давеча мужик из соседнего села пропал…искали его искали…так и не нашли, а он-то все тропки с измальства знал, заблудиться никак не мог…да еще много, что говаривают, про этот лес, как стемнеет сюда ни ногой.

– А я слыхал, что вообще места здесь пропащие недавно в селе баба пошла к местной повитухе, что якобы ворожить умеет, та ей дала какого-то зелья, она пришла домой и давай кровью харкать, не ее, не ребеночка не спасли, правда, повитуху после этого случая палками забили. Судачат ворожея являться селянам стала, да все по ночам, и подушкой душить. То ли брещут, то ли нет не знаю, но на местном кладбище свежих могил много, сам видал.

– Но и разговоры вы перед сном завели, так и на самом деле беду накликать можно, глянь лучше, Остапыч, как там мясо, может пора крупу сыпать…проверь. А то с вашими разговорами и жрать расхочется. Хорош брехать на ветер. У меня тут самогончику немного припасено, предлагаю для аппетита принять по малой.

С этими словами легкое оживление охватило компанию. Спустя минуту застучали стаканы и по дружному кряканью можно было понять, что самогон пришелся, как нельзя кстати.

– Ты мне вот что скажи, – заговорил тот, которого кликали Остапычем, – если все это брехня и досужие разговоры, то почему в городе поп, к которому я обратился за благословением, как узнал куда мы направляемся сам, перекрестился и ну нас крестить…словно мы к черту в пасть собрались? По чему ты, Митяй, предложил здесь ночевать, а не в село топать? Или скажешь на свежем воздухе спиться лучше.

– Дурак ты, Остапыч, пока мы дойдем уже ночь будет, кто нас пустит. Что тебе еще надо: ночи теплые, жрать есть, выпить тоже, а страшилки ваши приберегите для баб и детей.

– Не скажи, Митяй, – откликнулся третий, – в хате ночевать было бы сподручнее, только я лучше в поле, чем в этом проклятом селе, завтра товар сбросим и айда назад, не дня не задержусь. Мне всегда отец говорил: «Дурная слава – с колами яма». Если недоброе завелось, то впереди ветра разнесется. Как говорят: «Хорошее лежит, плохое бежит».

– И ты туда же, Архипыч, все вам с Остапычем черти мерещатся. Вот я лично их не боюсь, попадись мне черт или ведьма я с ними по-свойски разберусь. И вообще, я в нечистую силу не верю, мало ли кто где пропал или кого какая баба отравила, этаких историй почитай вся Русь полна. Ну а поп, он на то и поп, чтоб крестить и креститься. Ну, вас, давайте есть и спать, готово поди…

– Ты погоди, погоди…я тут не первый раз и кладбище видал и людишек местных знаю, что-то в селе нечисто, места эти проклятые, говаривают в здешних полях и лесах много народу во время войны полегло и церкви у них нет, креста не на ком не видел…вот тебе и досужие разговоры…

– Жрать пора, сварилось. Надоели вы мне…ешьте и спать. Утро вечера мудренее.

Сумерки плавно перетекали в ночь. Угасающий было костер, издали напоминал бабочку, которая то взмахивает крылышками, то складывает их, словно собирается взлететь, но не может. Наша компания угомонилась. Сытный ужин и принятый самогон сделали свое дело. Скоро со стороны поляны уже раздавалось неравномерное всхрапывание.

Все спали. Мир погрузился в забвение, как-бут-то ночь только и предназначена для того, чтобы скрывать от нас то, что содержится в ней самой, ту тайну вечного и неизменного начала, которая рассевается с первыми лучами солнца и что нам так и не суждено постичь, ибо темнота нас пугает своей неизвестностью. Костер потух и только горящие угли от него пылали жаром, выдавая наличие жизни на этом пространстве, что мы привычно именуем – земля.

Внезапно Митяй проснулся. Проснулся, как не странно, от тишины, что воцарилась вокруг. Хотел подбросить дровишек в костер, и только было потянулся за хворостом, как краем глаза заметил фигуру сидящего возле костра человека. Его было плохо видно, и Митяй не сразу понял кто это. Он оглянулся на своих попутчиков, но те мирно спали. Митяй воскликнул:

– Кто здесь?

– Бросай свой хворост, – сказал незнакомец.

Митяй подчинился. Несколько веток хвороста брошенных им в костер высветили незнакомца. Это был мужчина в темном плаще. Митяя поразило его лицо похожее на маску. Один глаз мужчины косил и невозможно было, в отблесках костра, разобрать цвет его глаз. Испугавшись, Митяй стал толкать своих друзей, но они продолжали спать мертвецким сном, никак не реагируя на его усилия.

– Это бесполезно, – заговорил пришлый, – они проспят до утра.

– Кто вы? И что вы тут делаете?

– Кто я тебе лучше не знать. А что я тут делаю – ты скоро узнаешь. Будем считать, что просто забрел на огонек. Или ты против, Митяй?

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Так тебя звали твои друзья.

– Но вас то при этом не было.

– Как знать, как знать… Но не в этом дело. У меня к тебе есть вполне предметное предложение. Когда-то очень давно возник спор между мной и еще одной, не без известной тебе, личностью, чье имя не принято поминать всуе. Спор вышел из-за пустяка, на мой взгляд – из-за любви. Я утверждал и утверждаю, что это не главное в жизни, есть множество других приятных моментов, которые вполне могут компенсировать отсутствие такой малости, как любовь. Ты со мной согласен?

– Ну…

– С тобой, на эту тему, я спорить не собираюсь, у меня конкретное предложение. Я предлагаю заключить сделку. Ты сам сказал, что мы можем договориться по-свойски, я предлагаю именно это и сделать. У тебя будет все, что ты пожелаешь, кроме одного. Если ты полюбишь – тебя ожидает смерть… Надеюсь, ты не против такого расклада? Но я уточню, полюбить то ты можешь, но вот соединиться с предметом своей любви – нет, если ты это решишь – умрешь. Как тебе мое предложение? Зато богатство, а с ним и все женщины мира – твои. По-моему, справедливо, как считаешь?!

– У меня есть время на размышление?

– Сколько угодно, до утра.

– А который сейчас час?

– Пока ты не дашь ответ время будет стоять и утро не настанет. Сейчас ты всего лишь мешочник, а я предлагаю тебе дело и серьезное состояние. Выбьешься в люди и с тобой будут считаться.

– Но можно ли тебе верить?

– А что ты сейчас теряешь? Время покажет и докажет, от тебя требуется немногое – твое слово и капля крови.

– А кровь то зачем?

– Для чистоты эксперимента, так сказать…

«Действительно, что я теряю. У меня и так ничего нет. Поживу хоть по-человечески, если все это правда. А если розыгрыш, то тем более. Все равно не в бога не в черта не верю, все это уж слишком театрально, эти разговоры про черта и проданную душу – байки, а любовь, ну какая любовь, когда за душой ни гроша, нынешние дамочки на бедных не ведутся. Без любви прожить можно, главное, чтоб деньги были. Сыграю я в эту игру, пожалуй, а там трава не расти».

– Ну, хорошо. Я согласен.

– Слово есть. Теперь возьми нож и полосни палец, пусть капля крови упадет и впитается в землю.