– С днем рождения, дорогая, – поцеловав, поздравил он.

– С днем нашей свадьбы, любимый. Это самый счастливый день в моей жизни, – прошептала она.

– У меня есть для тебя еще один подарок, но это позже. Ты заешь, что существует цветок папоротника?

– Да, я видела его на твоей картине.

– Нет, он бывает на самом деле и я тебе его покажу.

– Я всегда полагала, что это вымысел.

– Он реален и, именно он, позволяет находить клады и богатство. Владеющий им всегда будет при деньгах.

– Как интересно и, что он у тебя есть.

– Представь себе, именно ему я во многом обязан своим успехом, – похвастался жених.

– И ты готов отдать его мне?

– Пусть это будет самый прекрасный цветок, подаренный мной тебе на это торжество. Такого больше ни у кого нет, только у меня и тебя.

– Не боишься расстаться с таким сокровищем?

– Нет, мы же теперь семья.

– Семья семьей, но брачный контракт подписан и в нем не обозначен твой «клад».

– Главное, чтобы была любовь.

– Главное, чтобы было взаимопонимание, – скорректировала порыв эмоций невеста.

– А без любви это невозможно.

– То-то и оно, что любовь нередко проходит.

– С нами такого не произойдет.

– Дай-то Бог.

– Да, бог Дионис.

– При чем тут греческий «виночерпий».

– Когда-нибудь расскажу, да ты, не поверишь.

– Жена должна верить мужу, если он не враль.

– В это даже я верю с трудом, только цветок папоротника и является доказательством реальности происходящего.

– Ты меня заинтриговал, жду не дождусь твоего сказочного цветка.

– Завтра, милая, все завтра.

Они закружились в вальсе, наслаждаясь близостью друг друга, выбросив из головы все, что могло бы помешать их опьяняющему счастью.

Андреа Инганнаморте казалось надел на себя маску, настолько не выразительны были его черты лица, явно, озабоченного какими-то неприятными новостями. Поднявшись в номер гостиницы, он сел в кресло и молча изучал взглядом Лучанского, как бы взвешивая, говорить или не говорить. Седовласый мужчина не выдержал взгляд этого «мафиози» и с нетерпением выкрикнул:

– Нуууу…

– Я, уже давно являюсь членом тайного ордена «Опус Деи». Наше братство светских монахов иезуитов глубоко интегрировано в тайны Святого Престола и самого Папы. Через своих людей, не спрашивай, как мне удалось узнать, что картина сейчас находится в запасниках Ватикана и охраняется, как зеница ока. Я постараюсь тебе организовать встречу с нашим человеком из папских покоев, но, если честно, не знаю, чем он сможет тебе помочь. Что попадает за стены города-государства, то, как правило, навсегда остается там.

– Будем надеяться на лучшее. А зачем, если не секрет, ты, католик, помогаешь нам, язычникам?

– Мне хорошо платят. А кроме Веры и всего такого прочего, меня интересуют и мирские радости, так, что монахом я себя не считаю, скорее членом «святой мафии».

– Получается, служишь тем, кто больше заплатит?

– Можно сказать и так, а заодно помогаю провидению в реализации его воли.

– Хорошо, с чего начнем?

– Сегодня в 15.00 мы должны быть в Сикстинской Капелле, так что собирайся быстрей, времени у нас осталось мало.

Эммануил перебрал, привезенные им с собой, рубашки и, надев свежую, вместе с гостем спустился в холл гостиницы, где их уже ждал водитель микроавтобуса. В этот раз, не включая сирену, они тронулись в сторону католической Мекки.

Через непродолжительное время, они уже перешагивали белую пограничную линию, разделяющую Рим и Ватикан на площади Святого Петра. Храм-музей гостеприимно встретил прибывших толпами туристов, обозревавших уникальные фрески, этого, не известно какого по счету, чуда света. Время до встречи еще оставалось и, грех было не уподобиться праздношатающейся публике, и не осмотреть творения великих художников. Затерявшись в толпе, они приблизились к алтарной стене, где Микеланджело изобразил «Страшный суд». Демоны с ужасными ликами хватали грешников и уносили их с собой в бездну страдания, не давая несчастным не малейшего шанса на спасение. Картина была настолько явной, что Лучанский почувствовал, как холодок пробежал по его телу и понял, что это видение отпечаталось в его памяти на всю оставшуюся жизнь.

Внезапно, Эммануила кто-то взял по локоть. Это был миловидный юноша в монашеской сутане. Улыбнувшись, он, слегка заикаясь, сказал:

– К-к счастью Папа еще не знает п-про картину, есть шанс что ему эта авантюра не понравится, а я п-постараюсь, чтобы вы оказались в первых рядах на ее удочерение…С-сделайте вид, что вы меня о чем-то спросили, я не хочу, чтобы служба безопасности подозревала меня… – юноша еще раз улыбнулся и, развернувшись, затерялся в толпе, как мимолетное видение, растворившись в пространстве.

Лучанский сразу потерял всяческий интерес к окружающему божественному благолепию и нервно сжимая пальцы, задумался над сказанным молодым человеком, взвешивая шансы на успех. Андреа, кажется, совсем не заметил происходящего и только после кивка, которым он сопроводил их выдвижение из храма, Эммануил догадался, что «мафиози» все контролировал. Красоты Ватикана так и не тронули душу поклонника многобожия, и он отправился восвояси, в глубине сердца надеясь на благополучный исход безнадежного предприятия.

Он долго перебирал книги, пытаясь вспомнить в какую из них положил цветок. Наконец, к радости изыскателя, заветный гербарий был найден. Цветок, несмотря на прошедшее время, прекрасно сохранился и продолжал источать свои природные краски и аромат. Сдув с него вымышленную пыль, Николо бережно положил его обратно в книгу и понес обещанный подарок своей избраннице.

Лариса сидела в кресле-качалке и читала какой-то роман, увлеченно всматриваясь в текст прочитанного, на лице ее отражались эмоции, рождаемые героями захваченного ее вниманием произведения. Неожиданно появился Николос, радостно, на вытянутой руке, несший свою находку:

– Вот, я нашел, полюбуйся.

– Что нашел? – еще не переключившись с романа на жизнь, спросила читательница.

– Цветок папоротника.

– Где? Покажи.

– Вот.

Ботаник-любитель достал засушенное растение. Лариса протянула к нему руку, Николо подал растение избраннице, желая впечатлить уникальностью цветоноса, но как только ее пальцы коснулись бутона, он тут же рассыпался, словно песочный замок, превратившись в бурую пыль. Одновременно с этим и на картине, подаренной в день рождения и свадьбы своей невесте, написанный пропитанными любовью красками, цветок, неожиданно, потемнел и превратился в подобие тени, маячившей серой массой на стене за креслом-качалкой. Картина «Цветок папоротника» превратилась в жалкое подобие детского рисунка, словно умерла вместе с талантом ее создателя. Все были поражены.

Неприятности начались почти сразу после исчезновения заветного талисмана. Кредиторы появились, откуда не возьмись, после критических статьи Ляплинского и Богомазова «О подражательстве в искусстве сегодняшнего дня шедеврам эпохи Возрождения». К тому же оказалось, что наш герой давно жил не по средствам. Пытаясь пустить любимой пыль в глаза, он превысил все возможные лимиты, за финансовой состоятельностью которых его творчество просто не успевало. Купив дом в коттеджном поселке на Новой Риге в районе села Николо Урюпено, для своей молодой семьи, художник переоценил свои возможности, взяв на развитие кредит и не способный, в нынешних обстоятельствах, его обслуживать. Потеря репутации грозила и другими финансовыми проблемами. От него, как от прокаженного, тут же отвернулись липовые друзья, и великосветское общество уже не так восторженно отзывалось о его творчестве. Заказы прекратились именно тогда, когда они больше всего были нужны. Крах был настолько стремителен, что жена предложила пожить им «пока» отдельно, вернувшись под крылышко к своим родителям. Катастрофа во всем окончательно выбила Николоса из колеи, погрузив в бесконечную депрессию, а писать картины в этом состоянии было абсолютно невозможно, зато алкоголь давал мнимую эйфорию, замещающую гнетущую реальность. Дело было настолько плохо, что, забравшись на Крымский мост, художник пристально изучал мутные воды реки, гадая прыгнуть вниз и покончить со всем, или вернутся в мастерскую и допить бутылку водки. Бутылка, к счастью, победила.