Более существенные новости сообщил Исаак: эмир Бухары отказал хазарам в помощи, даже золота взаймы не дал. Значит, Мансур-ибн-Нух не верит Асмид-хану… А почему я, убеленный сединами тархан, должен верить сопливому трусу, обманом захватившему золотой трон кагана-беки Великой Хазарии?

Араз остался в Итиль-келе! А это может значить только одно — будет бунт!

Теперь подсчитаем силы. Против Асмида племена огузов, эмир Мансур-ибн-Нух; аланы вместе с Фаруз-Капад-эльтебером тоже сторонятся владык Итиль-кела… А печенеги? Они почти все, особенно племя Радмана, стоят сейчас за Урусию. А разве можно было пренебречь союзом с таким могущественным беком, каков есть коназ Саванельд? Аллах послал его хазарам, и только дурак мог отвергнуть предложение такого властелина. Приняв его, силы У русин можно было сократить вдвое. Тогда каган Святосляб никогда не решился бы напасть на Хазарию. Да и Фаруз-Капад присоединился бы к Саванельду-беки и остался бы верным Асмид-кагану. Ничтожен властитель, поставивший против себя стольких могущественных врагов!

Велик каган Святосляб, если сумел собрать под свой бунчук стольких союзников! И Саванельд-беки теперь крепко будет держаться за него…

Прожитые годы и мудрость, почерпнутая в десятках битв, говорят: «Держись сильного! Особенно если этот сильный — твой сосед».

Теперь Харук-хан отбросил сомнения. Он сорвал с ковра меч и трижды ударил им по медному щиту. Вбежал слуга.

— Позови Зарира! Скорее!

Когда названный переступил порог юрты, Харук сказал строго:

— Собирайся в дорогу, Зарир-богатур. Поскачешь ко двору урусского кагана Святосляба. Передашь ему такие слова: «Харук-эльтебер помнит последний разговор на вершине горы, где река Юзуг[54] поворачивает к востоку. Харук-эльтебер не хочет бежать позади стада баранов!»

— Все?

— Все. Но ты крепко запомни эти слова. Бойся, если от быстрой скачки ты рассыплешь их по дороге. Тогда вместе с ними ты потеряешь и свою дырявую голову. А теперь повтори, что я сказал!

Зарир-богатур повторил в точности.

— Хорошо! Бери четырех самых быстрых коней и скачи так, чтобы ветер все время отставал от тебя на полет стрелы. Спи в седле, ешь в седле, все в седле делай, но сохрани тебя аллах хоть на мгновение задержать бег твоих коней. Исполнишь мою волю, над тысячей воинов поставлю. Все!..

Посла великого князя Киевского звали Рудомиром, а не Рудмером, как выговаривали его имя хазары. Его наружность и характерные черты Умаш описал достаточно точно, разве что чуть преувеличил, но уж без этого ни один кочевник не обойдется. Воевода в самом деле обладал оглушающим басом, и даже в обычном разговоре люди испуганно пялили на него глаза. А если Рудомир повышал голос хотя бы и на поле брани, то кони становились на дыбы..

Визирь кагана-беки тут же известил своего властелина о прибытии русского посла и о желании того говорить о секретном с тремя каганами Хазарии. Воеводе сказали, что от имени великого царя Шад-Хазара его примет только каган-беки Асмид.

Посол Святослава стал неторопливо облачаться в тот наряд, который прямо соответствовал его заданию. Трое слуг крутились около грозного боярина, надевая на него тяжелый боевой доспех: кольчугу со стальным нагрудником, наручи и поножи; огромную голову покрыл тяжелый островерхий шлем. На плечи великан набросил красный шелковый плащ-корзно — знак княжеского достоинства. На широком боевом поясе Рудомир прикрепил длинный двуручный меч.

Летко Волчий Хвост, внимательно оглядев наряд великокняжеского посла, заметил:

— Перевязь забыл.

— Перевязь подайте, вахлаки! — рыкнул боярин так, что тараканы повыпали из щелей, а от двери отшатнулись любопытные русские купцы.

Слуги проворно опоясали воеводу перевязью наискось через плечо: на красном ремне светился серебряный барс в прыжке над перекрестьем из трех молний — личный знак Святослава. Перевязь эта означала, что носитель ее в данный момент олицетворяет самого великого князя Руси!

— Вот теперь все. Можно ехать.

— Подайте коня! — приказал Рудомир потише…

Когда в Итиль-келе увидели грозный наряд русского посла, среди горожан всколыхнулась паника.

— Посланец кагана Святосляба надел боевой доспех!

Он несет к трону кагана-беки слово войны! Ибо слово мира не облачают в кольчугу!

— Меч на поясе урус-коназа — знак крови и огня! О-о, горе нам, хазары!

— Если меч в ножнах — это еще не война, — возражали другие. — Это может быть только знаком предупреждения!

— Урус-коназ обнажит клинок перед каганом-беки!..

Огромный шатер изумлял людей своим великолепием. Руссы во главе с Рудомиром, который никогда ничему не удивлялся, вошли в каганово жилище чередой. Согласно положенному ритуалу с послом в этот момент было всего семь человек, облаченных, как и их предводитель, в боевые доспехи. Остальная свита осталась у входа…

Внутри на золотом троне, похожем на боевую колесницу древних ассирийцев, весь в самоцветах и золотой парче восседал военный предводитель Хазарского царства каган-беки-эльтебер-хан. Из-за вороха халатов, подушек и перьев человек на троне почти не угадывался. Руссы разглядели только большой зеленый тюрбан и под ним полное лицо с живыми глазами-щелками.

По обеим сторонам трона, облокотясь каждый на кривой меч в ножнах, стояли тарханы. Их было четырнадцать — по количеству туменов, которые мог двинуть каган-беки на врага… Но тут хазарский властитель перестарался: руссы отлично знали, что сто сорок тысяч воинов Асмид-кагану никогда не собрать. Однако лица тумен-тарханов были свирепы и непроницаемы. Они хотели внушить страх русскому послу. И все-таки их всех поразила одна особенность: трон могучего высок, высок настолько, чтобы стоящий перед ним человек всегда смотрел на кагана-беки только снизу вверх. А вот сегодня этого не получилось: воевода Рудомир был настолько рослым, что лицо его оказалось на одном уровне с лицом властителя. Суеверные кочевые полководцы увидели в этом особый знак и еще больше насупились.

— Говори, посол Урусии, с какой вестью пришел ты на землю Великой Хазарии?! — раздался усиленный металлическим рупором голос с трона-колесницы.

Рудомир гордо выпрямился, поставил перед собой меч и скрестил могучие ладони на его рукояти. Каган-беки Асмид и тумен-тарханы с тревогой ждали, обнажит или оставит в ножнах свое оружие посол грозного Святосляба. Ждали, страшась, но лица их оставались все такими же каменно-непроницаемыми.

По ратной одежде русского воеводы хазары видели, что тот готов объявить войну: стоит ему только меч обнажить перед ними — тогда и слов не надо!

Рудомир оставил боевой символ грозы и пожаров в ножнах, но загромыхал таким басом, что у всех в шатре заложило уши:

— Великий князь Киевский Святослав Грозный послал меня сказать тебе, хакан-бек Козарии, слово свое! Слушай и внимай: «Ежели ты мира с нами хочешь, то пришли посла в Киев и примирись. А ежели мир отвергнешь, то сам во пределы твои приду!»

Рудомир грозно повел очами по лицам хазарских военачальников, повернулся на каблуках и вышел из шатра. Руссы, звеня оружием и доспехами, гордо ступая, ушли следом.

Тумен-тарханы стояли как громом пораженные. Все молчали. Каган-беки Асмид побледнел.

ГРОМ НАД ШАТРАМИ БОГАТЫХ

ак ни желали ханы сохранить в тайне послание великого князя Киевского, грозные слова Святослава просочились в народ. Тяжелая рука возмездия нависла над Степью. В полководческий дар Асмид-кагана никто не верил. На базарах вопили в открытую:

— Кто защитит нас, если каган Святосляб двинет своих железных богатуров в земли Хазарии?! Вокруг враги! Толстый обжора и лентяй Асмид растерял всех друзей и один хочет сражаться со всем светом! Братья, надо заставить ханов просить мира у кагана Урусии!