Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
— Ты не уйдешь отсюда, о могучий!
— Что-о?! — опешил каган. — Что ты сказал?
— Ты вместе с нами будешь защищать Саркел или вместе с нами уйдешь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдешь отсюда, Асмид-эльтебер! — Впервые Амурат-хан не назвал даже простого титула кагана-беки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился, весело оглядел хмурых, закопченных ханов:
— Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур! Я назначаю тебя беком Саркела и наместником Таврии! А теперь… накажи его за дерзость! — Каган-беки Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагановой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен кривой дамасский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детинец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
— Еще чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! — весело сообщил воеводам Святослав. — Свенельд, лупи по ним что есть мочи!.. И-эх! А вы не верили, — упрекнул он соратников.
— К утру твердь откроется и замест стен супротив мечей русских встанут груди козарские, голуба моя, — сказал воевода Радислав. — Быть сече кровавой! Так я мыслю.
— Верно мыслишь, голуба! — рассмеялся князь. — Ишь ты, голу-уба. Меня ворог пардусом кличет, а ты: «Голу-уба»!
— Дак то присказка, — смутился Радислав.
— Ты присказку свою Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнем да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? A-а, ты тут! Гляди, раззява, что огонь-то творит. А ты говори-ил…
— А я че? Я ничево!
— «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. — Святослав остро глянул в глаза тысяцкому. — С зарей поведешь в сечу передовую дружину. Делай что хоть, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
— Да я… — опешил от счастья опальный начальник тысячи. — Да я его-о… голыми руками.
— Ну-ну, не бахвалься. Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперед!
Рубач ринулся к челноку и в усердии своем едва не ухнул в воду.
— Ишь ты, ако заяц поскакал, — показал на него Святослав. — Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… голыми руками…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем — часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-донжона и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности. Хотя блеск клинков над головами хазар вроде бы говорил за сечу…
Огонь еще пылал кое-где, но ладьи Рубача уже пошли вперед. Святослав приказал своему кормчему следовать за ними.
— А ведь козары не хотят рубиться, — заметил князь. — Что они там вопят? — указал он рукой на вал.
— Похоже, амана[98] просят, — заметил Остромир.
— Нажмите, братие! — крикнул Святослав гребцам, и ладья его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачем. Отсюда было видно, как хазары бросают мечи, копья, щиты, луки. И уже не разноголосо кричал враг:
— Ама-ан, ама-ан! Ур-рус, аман! Мы сдаемся, о-о-о каган Святосляб! Ур-рус карош! Ама-ан!
И к основанию насыпи градом падали мечи, копья, луки, колчаны со стрелами, пращи, метательные пики-сулицы, секиры, катились круглые щиты…
И только одно копье не упало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
— Кто это? — указал князь на страшный знак сдачи Саркела.
— Далеко, не видать! — отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул на камни и пошел к валу. Дружинники во главе со Святичем, Остромиром и Рубачем обогнали князя, прикрыли собой. Хазары, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьем стоял прямо и гордо…
А кочевники все просили пощады. Святослав подошел к основанию вала и поманил человека с копьем. Тот скатился вниз.
— Кто ты? — спросил его князь по-хазарски. — И кто это? — Святослав кивнул вверх.
— Я Ровдух-беки! А это, — хазарин гордо подбоченился, — это голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о-о великий каган Урусии!
Святослав бешено глянул прямо в глаза сразу оробевшего Ровдуха, сказал весомо и жестко:
— Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, Мурат-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой — хакан-бек Асмид?!
— Его нет среди нас, — посерел лицом новоявленный бек Саркела.
— Где ж он?!
— Сбежал, о-о грозный каган Урусии! Я в этом не виноват! — И Ровдух-богатур от страха выпустил копье из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что всех их ждет участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел десницу. Вой мгновенно прекратился.
— Амана просите?! — прогремел его голос. — Дарую вам жизнь! Ибо Русь лежачих не бьет!..
Кагана-беки Асмида в крепости не нашли. Допрошенные с пристрастием ханы сказали, что военный властитель Хазарии бежал через один из тайных ходов ночью с каким-то высоким носатым человеком. Тотчас во все концы степи, по Дону и его притокам ринулась погоня.
Святослав приказал найти Лориката, но и тот словно в воду канул.
— Переметнулся грек! — скрежетнул зубами князь.
Он сильно подозревал в злоумышлении патрикия Михаила, но опять ничего не сказал ему, только распорядился еще более усилить «почетную» стражу.
Уже на следующий день ладейная флотилия руссов, распустив паруса с ликом Перуна, катилась вниз по реке Дону — к Сурожскому морю.
Позади остались развалины могучей твердыни хазар — Саркела.
Впереди в смятении и ужасе ждала грозного «кагана Святосляба» крепость Таматарха-Матрега — ключ-город на торговом пути из Хазарии в Византию!
Тольятти, 1976–1989 гг.
