– В-третьих, – негромко уголком рта произнесла Юлия.

– Что? – не поняла Ребекка.

– Ты сказала: во-первых, во-вторых, – а в-третьих?

– А, ты про это, – едва кивнула Ребекка, вспомнив о чем шла речь недавно: – В-третьих, не стоит недооценивать предсказуемость тупизны, – не понижая голос, мило улыбнулась она встречающему русскую делегацию мастеру Аренберга, оторопевшему от слов графини.

​

По джунглям я шагал уже четвертый день. Вернее, бежал — после первых часов десяти пешего хода понял, что надо решать проблему с питанием. Как с собственным – потому что в животе ощутимо тянуло резью голода, так и с тем, что с приближением ночи я то и дело ощущая исходящую поодаль агрессию — начиная понимать, что скоро сам в чужих глазах покажусь вполне лакомой пищей.

Когда под сенью густых крон воцарилась густая темнота – знаменуя начало моей первой ночи в джунглях, на меня из кустов — решив, что еда пришла сама, – бросилась тварь, отдаленно похожая на крокодила. Только с гораздо более широкой пастью и не такими короткими лапами. Волчара – в которого я панически перекинулся, пресек порыв неожиданно встреченного охотника и с удовольствием вгрызался в поверженный труп, срывая своими крепкими зубами костяные наросты, мешающие полакомиться таким вкусным – пусть и слегка пахнущим тиной — розовым мясом. Стараясь думать о хорошем, я отстранился от происходящего, дав зверю насытиться. И только когда он вырвал из растерзанной туши рептилии вкусную кость, решив немного ее погрызть, валяясь на травке, я пресек праздник живота и превратился обратно в человека. Получилось это гораздо легче, чем в прошлый раз — когда зверь во мне пытался встать на четыре лапы самостоятельно. И, что самое прекрасное – после того как пес Анубиса наелся, я почувствовал удивительный приливы сил и жизненной энергии.

Паршивым же в это истории было то, что чужие биоматериалы оставались на мне даже после обратного превращения. Ведь после того как на меня, пытавшегося искупаться в протоке — на вид менее гнилой, чем остальные, и не кишащей разной шевелящейся живностью, -- из-под воды бросилась огромная, отдаленно похожая на смесь варана и паука тварь, приближаться к большим водоемам я не рисковал.

Смывать с себя спекшиеся кровавые ошметки чешуи, используя лишь маленькие лужицы, было непросто – лишь один раз, на третий день, мне утром встретился чистый ручей, в котором я с удовольствием, но торопливо, помылся. Ходить забрызганным кровью с головы до ног было неприятно – но сегодня, не найдя подходящего места, я уже не обращал внимания на зудящую кожу, привыкнув.

К тому же, наконец, вышел к реке. Не Енисей, конечно – но внушительная, не отнять. Однако обрадовался я не сколько реке, столько тому, что первый раз за несколько дней увидел небо. Низкая – едва выше деревьев – тяжелая пелена облаков висела гнетущим покрывалом над миром туманов, но это уже было не мрачное переплетение крон над головой.

Полюбовавшись на облака, двинулся вдоль берега реки, раздумывая как ее пересекать. Вплавь, делать плот или дальше спускаться по течению, надеясь наткнуться на переправу? И неожиданно увидел дорогу. Едва угадываемую тропу, уходящую в глубину леса, а чуть поодаль выше явную пристань – хорошо замаскированную в прибрежных зарослях.

Были даже следы от вытаскиваемых на землю лодок – вот только ни одной я не заметил. Постояв в тени раскидистого дерева, я некоторое время раздумывал. С одной стороны, плато Хеллгейт было в противоположной стороне от той, куда вела едва заметная в джунглях дорога – я уже видел возвышающуюся вдали желтую скалистую громаду. С другой – путь к плато преграждала широкая, в километр, не меньше, – река. Пересечь которую вплавь я бы смог без сомнений – если только никто мне не помешает. Но в отсутствии в глубине темных, неспешно катящихся вод голодных тварей я всерьез сомневался.

Подумав немного, двинулся по тропе – которая вскоре превратилась в полноценную дорогу среди болота. Если что, про лодку спрошу – или, хотя бы, одежду украду. Здесь, в джунглях, мне это пока не особо мешало – а вот на плато среди людей привлекать внимание нарядом Адама совершенно не хотелось.

Через несколько минут ходьбы, наткнувшись на предупреждение, остановился в задумчивости. Прямо на моем пути между двумя близко стоящими деревьями была протянута толстая жердь, на которой болталось не меньше десяти тел разной сохранности. Половина были усохшими до состояния мумий скелетами – давно висели, а вот на других осталось даже немного плоти и рваной одежды. Долгое время я ходил вокруг, раздумывая – а после, переборов брезгливость, в высоком прыжке сорвал одного из повешенных. Вернее, его нижнюю часть. Вся она была мне не особо нужна – вытряхнув ненужное, я освободил штаны. После чего, тщательно постирав их в небольшой промоине неподалеку, надел. Несмотря на то, что одежка оказалась немного коротковата – еще и штанины к низу заужены под сапоги, почувствовал себя гораздо лучше – разгуливать в чем мать родила по джунглям не очень приятно – даже несмотря на отсутствие стеснительности, тщательно прививаемое в Транснаполисе, и периодически подпитываемый слабый доспех духа, защищающий от неудобств типа мелких порезов.

Подумав немного – не вернуться ли обратно, я все же двинулся вперед, соблюдая осторожность. Когда миновал виселицу с предупреждением, перекинулся в звериный вид. И едва почувствовал под лапами мягкий ковер прелых листьев, как невольно ощерился, зарычав. Вернее, зарычал волчара, которому я дал некоторую свободу – именно он нюхом учуял находящихся рядом четверых ящеров.

Я уже видел похожих на испытании новиков в Транснаполисе. Только тогда от ящеролюдей исходила явная агрессия – а сейчас чувства и эмоции человекоподобных рептилий были холодны, как их кровь. Напружинив лапы, я собрался было действовать – или бежать, или догонять, – не решив сразу, как вдруг ближайший ящер коротко шагнул вперед, поклонившись.

Вот это было неожиданно.

Деревня расположилась на небольшом холме и была окружена частоколом. Массивным, серьезным — вот только разрушенным в нескольких местах, причем явно внушающей силы заклинаниями. С того места, где я находился на тропинке, приведшей к воротам, виднелись сразу три широкие прорехи в защитной стене – на остриях осклизлых бревен которой висело множество черепов.

Мы подходили все ближе к воротам — ящеры молчаливо следовали за мной, не выказывая никаких эмоций, я же понемногу осматривал частокол. Там, где на острые концы бревен были насажены черепа клубился желтый туман, и через белесую мглу на меня смотрели тронутые посмертными гримасами лица орков, троллей и даже эльфов – темнокожих, с пепельно-белыми волосами, — как принцесса, что едва не лишила меня разума.

У ворот стояли двое стражей. Гуманоиды – смуглые, согбенные фигуры, из одежды лишь набедренные повязки. Рядом с каждым лежал питомец – нечто среднее между крокодилом и гиеной, я таким обедал позавчера. Вместе со свитой из ящеров я беспрепятственно прошел в ворота – молчаливые и странно опустившие глаза стражи не сказали ни слова.

Деревня была немалого размера, и по мере приближения к центру дома становились все больше. Архитектура однообразная — поднятые на сваях хижины, крытые пальмовыми листьями. Пустынные улицы носили на себе следы безжалостной и яростной схватки — многие дома представляли собой кучи мусора, лишь одинокие сваи торчали из земли; местами улицы пересекали проплешины от сильных заклинаний – через одну глубокую канаву и вовсе были перекинуты узкие мостки.

Поселение было безлюдно — и почему, я понял, когда мы приблизились к заполоненной молчаливой толпой площади. Здесь уже встретились не только смуглые аборигены -- практически каждый со спутником зверем, – но и группы троллей в мантиях болотной расцветки, широкоплечие орки в кожаных доспехах и обычные люди. Выглядели все подавленно – а по сторонам, окружая площадь живым кольцом, стояли многочисленные ящеры, вооруженные копьями и легкими щитами.