Чувствовал я себя словно погруженный в тяжелую плотную массу – ощущая каждой клеточкой невероятное давление. Похожее, наверное, испытывает в последние мгновенья жизни автомобиль под гидравлическим прессом – вот только мгновение для меня не заканчивалось.
Боли как таковой не было. Сильных эмоций тоже. И мыслей. Лишь слабые отголоски воспоминаний держались за край сознания – словно непослушные пальцы на морозе, не желающие повиноваться. Будто утопающий в зимней реке я раз за разом понемногу приходил в себя, цепляясь за край полыньи, но стоило только сознанию чуть проясниться – словно выбираясь, как меня снова накрывало темнотой. И все же несмотря на то, что я – телом и разумом отрешенный от реальности – находился будто под толстым слоем плотной ваты, через некоторое время явно начал ощущать ауру энергии воды и земли.
Хельхейм – я уже в царстве мертвых, на земле мглы и тумана.
Через долгий, растянутый во времени миг – час, а может и день – мрак вокруг рассеялся, уступив место темно-серому мареву, сквозь которое проглядывали смутные фиолетовые пятна. А отголоски стихий и магической энергии пропали. Совсем. Вокруг была лишь тяжелая, мрачная агрессивная сила – природу которой я понять не мог. Ни разу до этого не чувствовал подобных отголосков магии ни в Атлантиде, ни в других новых мирах.
Пространство перед глазами по-прежнему полнилось темной хмарью, но вдруг замерло, а после словно раскрутилось волчком, замелькав калейдоскопом. Тяжесть ощущений, сдавливающая каждую клеточку тела, пропала – и я закричал от боли. Беззвучно – лишь едва слышный вздох вырвался из груди.
Наверное, подобное испытывают глубоководные рыбы, взрывающиеся от внутреннего давления – после того как их поднимают на поверхность. Вот только пережив изменение состояние – когда превратился из небольшой статуэтки, сжатой артефактной компрессией – я не взорвался, как рыба. Хотя очень желал – выгибаясь раз за разом, – словно натянутый до предела лук с отпущенной тетивой, пытался сбежать, избавиться от тянущей боли. Очень хорошо теперь представляя, что чувствовала Ребекка – когда я видел ее мучения в цитадели. Вот только ее тогда – как меня сейчас – не хватали чужие грубые руки, пытаясь растянуть крестом.
Попробовал было рвануться – но одеревеневшее тело не слушалось так, как я хотел; скованные мышцы взорвались болью. Внутри я не ощущал ни крупицы энергии – тогда, на площади, отдал все что было Ребекке. Но, несмотря на это, продолжал бороться – постепенно фокусируя мутный взгляд, понимая, что нахожусь в развеянном фиолетовым светом магических факелов мраке подземного зала.
Замерев на краткий миг, попробовал потянуть в себя энергию и ощутил нечто похожее на то, что испытывал в Технополисе – легкий холодок дуновения пустоты в ладонях. Энергия рядом была – но мне недоступная, даже вовсе враждебная.
Воспользовавшись мгновенной заминкой, темные фигуры рядом смогли растянуть мне руки и ноги. Плечи взорвались болью – рывок неизвестных пленителей был настолько силен, что мне едва руки из суставов не выдернули.
Закричав от новой порции мучений, я попробовал извернуться – но на запястьях и щиколотках защелкнулись широкие оковы, а цепи натянулись так, что мне было не шевельнуться. Зажмурившись, я сжал зубы, пытаясь прийти в себя, понять где нахожусь, и отстраниться от терзающей все тело боли.
Просторный зал подземелья все больше проявлялся из мрака, освещаясь магическими факелами – дававшими фиолетовый отблеск. Осматриваясь, я с трудом различил высокий потолок, усеянный шипами сталактитов, причудливо переливающихся лиловой тенью от огня факелов.
Спину холодил ровный, полированный камень алтаря, на широкой плите которого я лежал, чувствуя кожей глубокую канавку кровостока как раз под тем местом, где было сердце. Очень надеюсь, меня сейчас убьют – пусть даже жертвенным ножом, – и я вновь окажусь на вилле Лаэртского. Думал об этом, стараясь отгонять другие, более печальные и пугающие варианты.
Незнакомцы – только что цепко державшие мне руки, заковывая в кандалы, отошли, скрываясь во мраке – я видел теперь только смутные силуэты. Напряженные вниманием, но понемногу удаляющиеся.
Вдруг появился яркий свет – одна за другой через подернутой пеленой мрака арки в зал вплывало фиолетовое пламя, заключенное в большие круглые жаровни. И даже не сразу понял, что каждую несут по несколько согбенных фигур. Это были карлики в темных лохмотьях, не очень похожие на людей даже манерой движения, повадками. И совершенно пустые по ауре эмоций – безропотные, местные рабы.
По мере того, как жаровни разносились по залу, пространство вокруг все ярче освещал призрачный свет. Группа – с закрытыми капюшонами лицами, растянувшая меня на алтаре – исчезла в арке прохода. Вместо них появились практически обнаженные девушки – на каждой из них был только распахнутый, ничего не скрывающий плащ. Невольно приподняв голову, я наблюдал за тем, как десяток стройных эльфиек легко разбегается по залу. В том, что это эльфийки, сомнений не было – смуглая, а у некоторых синевато-лиловая кожа, белоснежные волосы, заметные острые кончики ушей, яркие –синие, фиолетовые, лиловые – глаза.
Большинство девушек было покрыто вязью татуировок, оттеняющих кожу: на смуглой узоры были коричневыми, на фиолетовой – темно-пурпурными. Эльфийки расходились по залу, бросая что-то в жаровни; пламя сразу вспыхивало, на краткие мгновения поднимаясь под самый потолок – озаряя все вокруг призрачными тенями.
Вспыхнув на мгновенье, пламя опадало, но жаровни после этого принимались чадить клубами дыма – невесомого, с чарующим душисто-сладким ароматом – дарящим странное, удивительное парящее чувство наслаждения. Воздух вокруг будто сгустился – я не сразу понял, что под высокими сводами потянулось монотонное пение. Монотонное, но ритмичное, притом с каждым тактом напев становился громче.
Вдруг раздался треск – пространство перед алтарем полыхнуло, окружая его стеной фиолетового огня – быстро, впрочем, опавшей. Зал осветило ярким отсветом, смешавшимся с пурпуром эльфийских накидок и развешанных по каменным стенам флагов.
От жаровен уже валил густой, плотный дым – стелясь по полу и скрывая его под собой. Казалось, что эльфийские девушки теперь стоят погрузившись в облако по колени. Вместе с дымом усилился чарующий аромат – от которого по всему телу разливалась успокаивающая томная нега. Мышцы потянуло онемением слабости – удивительно приятным. Монотонная песня в зале звучала все громче – чувствовалось, что поющие девушки уже не в силах сдерживать эмоции, сгорая от желания вкусить безумие плотского наслаждения.
Я вдруг почувствовал легкие касания – едва задевая подушечками пальцев, понемногу усиливая нажим, по мне скользили многочисленные ладони, чужие мягкие губы невесомыми прикосновениями ощущались на лице, шее. Кожу захолодило сразу в нескольких местах – подняв голову, я увидел, как небольшими изогнутыми кинжалами несколько эльфиек срезают с меня одежду.
Я был против, попытавшись остановить их окриком, но мой рот закрыли требовательные влажные губы, сливаясь со мной в жадном поцелуе. Растянутые цепями руки задрожали от предвкушения, а все тело пронзило тянущей жаждой. Чарующий аромат дурманил голову – я будто бы находился в той степени опьянения, когда еще понимаешь, что начинаешь творить непотребства – но уже не переживаешь по этому поводу.
Со страхом понимая, что нахожусь во власти дурмана, попытался освободиться из ловушки желания, но осколки осознания бились словно за стеклянной клеткой, заглушающей голос разума.
Окружившие меня эльфийки, уже прижимавшиеся обнаженными телами, вдруг прянули по сторонам – послышался легкий шелест, кое-где сопровождаемый утробным стоном сдерживаемого нетерпения. Все девушки смотрели в одну точку – и, приподняв голову, я сам глянул в сторону направленных взглядов.
Сопровождаемая двумя высокими горделивыми жрицами, к алтарю шла юная принцесса, закутанная в пурпурный плащ по самое горло. Девушка явно волновалась – передвигалась скованно, опустив взгляд под ноги; и не останавливалась лишь оттого, что сопровождающие ее эльфийки, прерывисто дыша от возбуждения – я видел, как дрожит обнаженная грудь одной из них, – тянули принцессу за собой.